Географ Петр Савицкий известен как один из главных теоретиков евразийства — историософской концепции и общественного движения, которое возникло в среде русских эмигрантов в первой трети XX века. За эти достижения в 1945 году он отправился в ГУЛАГ, откуда тщетно пытался убедить советское руководство в своем патриотизме. Документ, который публикует «Горький», примечателен прежде всего риторически: если изменить незначительный ряд деталей, его можно было бы принять за современную публикацию.
Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Евразия и человечество: антология произведений евразийцев 1920–1930-х годов / Составление, комментарии, предисловие Р. Р. Вахитова. Калининград: Издательство БФУ им. И. Канта, 2024. Содержание
Председателю Совета Министров СССР
Генералиссимусу Иосифу Виссарионовичу Сталину
заключенного Савицкого Петра Николаевича,
находящегося в Темлаге МВД
заявление об использовании по специальности.
20 октября 1945 г. я был приговорен Особым Совещанием при НКВД (ныне МВД) СССР к заключению на десять лет в исправительно-трудовых лагерях за принадлежность к контрреволюционной организации «евразийское движение» (ст. 58, пункты 4 и 11 УК РСФСР).
Я приношу самое глубокое, искреннее и полное раскаяние в своих былых контрреволюционных установках и действиях. Всем своим существом я отдаю себе отчет в преступности и ложности этих установок и действий. Такое раскаянье и понимание всей ложности контрреволюционных установок вообще и моих контрреволюционных установок в частности сложилось во мне не сейчас, и не в момент моего ареста в Праге Чешской 4 июня 1945 г., и не в дни начала Великой Отечественной войны, когда немецкие захватчики вероломно напали на мою Родину, но значительно раньше только что названных сроков. В частности, уже в 1932 г. я стал зачинателем так называемого оборонческого движения в эмиграции и начиная с марта 1932 г. публично выступил в качестве его представителя. Перед лицом наметившейся к тому моменту угрозы нападения на Советский Союз со стороны Японии мною было публично заявлено в марте 1932 г. в Праге, что каждый русский, оказывающий какую бы то ни было помощь антисоветским агрессорам, является изменником своему Отечеству. Тогда же мною была выпущена печатная летучка на эту тему, развивавшая только что названный тезис и рассчитанная на то, чтобы укреплять среди русских, находившихся в тот момент за рубежом, патриотические настроения.
В ряду дальнейших выступлений оборонческого содержания отмечу выступление свое перед аудиторией в несколько сот человек, состоявшееся 6 февраля 1934 г. в Праге. В ходе этого выступления, отвечая на вопрос, заданный мне из аудитории, я заявил, что лично готов взять винтовку в руки и с винтовкою в руках защищать рубежи Советского Союза от всякого враждебного на них покушения. Перед лицом опасности, которая грозила тогда нашему Отечеству уже не только с Востока (империалистическая Япония), но и с Запада (гитлеровская Германия), я призывал к твердому стоянию на оборонческих позициях каждого верного своей Родине русского, в том числе и эмигрантов, независимо от их местопроживания, паспорта и партийной принадлежности. Мои выступления по оборонческим вопросам продолжались и после 1934 г.
Так в апреле 1936 г. я выступал перед многолюдной аудиторией в Праге на тему «Самобытность и независимость отечества — превыше всего». Я обращался в этом выступлении ко всем зарубежным русским с призывом забыть партийные разногласия в великом деле отстаивания своей Родины от западных и восточных агрессоров. В качестве первой задачи я намечал задачу борьбы с поджигателями войны против Советского Союза, где бы эти поджигатели ни действовали. Названные здесь другие подобные оборонческие мои выступления вызвали крайнее раздражение эмигрантской антисоветской печати типа газеты «Возрождение» (Париж). В статьях этих газет меня не называли иначе как «агентом большевиков» и «пособником большевизма». Я понимал, что русская эмиграция может стать немаловажным орудием в руках интервентов и всячески старался расширить и укрепить влияние оборонческих установок в эмигрантской среде — в частности, в Праге, где я находился.
С этой целью я взял на себя инициативу образования «русского оборонческого комитета в Праге», который работал в течение почти всех 1930- х годов (до прихода туда немцев). В нем объединялись русские люди из состава русской колонии в Праге, которые готовы были всеми средствами противиться замыслам агрессоров и всемерно способствовать обороне границ Советского Союза. Число членов комитета было около 15, но влияние его, благодаря личным связям, распространялось на значительную часть русской колонии в Праге. Работа комитета не прошла бесследно, а результаты ее сказались в годы 1941–1945, когда большая часть русской колонии в Праге решительно уклонилась от какого бы то ни было содействия замыслам Гитлера и стала на патриотические позиции. В течение всего периода существования комитета я был его председателем.
С момента прихода в Прагу немцев существование комитета в прежнем его виде прекратилось. Но вокруг меня продолжала группироваться, уже в условиях антифашистского подполья, ячейка единомышленников, стоявших на советско-патриотических позициях. Летом 1940 г. я стал директором русской гимназии в Праге, обслуживавшей школьные нужды русского населения не только Праги, но и широкого окружающего ее края. При помощи ряда патриотически настроенных преподавателей и служащих гимназии я повел работу по укреплению среди учащихся гимназии патриотических настроений. Усилия эти нашли среди русской молодежи в Праге благодарную почву. Гимназия не дала ни добровольцев в ряды гитлеровских отрядов, ни пополнения гитлеровскому трудовому фронту. В самом начале сентября 1944 г. я был устранен немецкими властями с должности директора гимназии и обращен в состояние чернорабочего. Но дело уже было сделано.
Патриотические настроения учащихся русской гимназии в Праге ярко сказались в исторические дни 5–9 мая 1945 г., когда ученики старших классов вышли на баррикады и приняли участие в боях с немецкими захватчиками. Некоторые из них были ранены.
В годы Великой Отечественной войны я безраздельно и неколебимо сочувствовал Советскому Союзу в его героической борьбе против немецких захватчиков и старался помочь патриотическому делу как мог. Тому есть в Праге десятки свидетелей. В течение последних 15 лет история и жизнь учили меня патриотизму. Их уроки были для меня особенно внятны в сфере тех вопросов, над которыми я работал специально. Уже в 1916 году в споре в печати с проф. М. И. Туган-Барановским, ставшим к тому времени «аграристом», я отстаивал возможность и необходимость индустриализации России (мои статьи 1916 г. «К вопросу о развитии производительных сил» и «Проблема промышленности в хозяйстве России», впоследствии перепечатанные также в книге моей 1932 г. «Месторазвитие русской промышленности»).
Глубокое сочувствие задачам индустриализации Советского Союза, поставленным в Сталинских пятилетках, было одним из факторов, приведших меня с начала 1930-х годов сначала к оборонческим, а затем и советско-патриотическим установкам. Но не только это. Всю жизнь я изучал особенности русского мира. По первой моей специальности я экономист-географ, кончил экономическое отделение Петроградского политехнического института, где получил в 1917 г. звание кандидата экономических наук. Своеобразие хозяйственно-географической структуры России я старался отобразить в статье своей 1921 г. «Континент-океан (Россия и мировой рынок)». В ходе работы мне стало ясным, что самозаконность и своеобразная самодостаточность присущи не только хозяйственно-географической, политической и культурно-исторической структуре русского мира. Я понял, что эта самозаконность и самодостаточность структуры есть одна из основных ценностей русской жизни и русской истории. В современную эпоху черты эти воплощены в существовании Советского Союза и советской власти, построившей социализм в условиях капиталистического окружения. Понять это — значило для меня целиком отказаться от контрреволюционных установок. Я и отказался от них в течение 1930-х годов и принял уроки истории. Гитлеровское нападение на нашу Родину было попыткой уничтожить Советский Союз и растоптать самостоятельность исторической структуры русского мира. Попыткам такого рода я противился и противлюсь всеми силами своей души. В этом — корни моего оборончества и всех моих максимально-антигитлеровских и патриотических установок эпохи Великой Отечественной войны.
Уже 2–3 года тому назад, еще будучи в Праге, я почувствовал, что зреет новый антисоветский замысел и подготовляется новая попытка ликвидировать самозаконность и самобытность структуры русского мира. На этот раз замысел и попытка исходят из той среды, которая управляется с Уолл-стрит и из Сити, т. е. из реакционных кругов США и Англии. У меня одно желанье, одно стремленье — всемерно бороться с этим замыслом и этой попыткой. В марте-апреле 1945 г. у меня была полная техническая и финансовая возможность выехать из Праги на запад и тем самым оказаться в западной зоне оккупации. Но я совершенно сознательно не сделал этого, не желая очутиться во власти новых недругов России и Советского Союза и послужить оружием в их игре. В одной из ранних своих работ я занимался проблемой «миграции культуры». Для меня совершенно очевидно, что руководящие культурные центры человечества, зародившиеся на Переднем Востоке (Египет, Месопотамия), передвинулись с течением времени в Средиземноморье (Греция, Рим), а затем в западную и среднюю Европу, в настоящее же время передвигаются в просторы Советского Союза. Гитлеровская агрессия, против него направленная, ставила, по существу дела, своею целью сорвать это закономерное развитие, уничтожить ценности русской культуры, на основе роста и укрепления которых оно происходит.
Гитлеровская агрессия кончилась провалом для агрессоров. Теперь дело Гитлера переходит в другие, в своем роде не менее цепкие руки. Задача, которую ставят перед собой агрессоры, — лишить Советский Союз и русскую культуру того места в мире, которого они по заслугам добились, все советское, все русское поставить в подчиненное, зависимое от себя (т. е. от воли агрессоров) положение. Вся логика мыслей, над которыми я работал и которыми я питался в течение всей своей жизни, — против этой человеконенавистнической попытки. Мое оборончество, мой советский патриотизм сложились не случайно, они выросли из глубочайших корней моего духовного существа, в котором идея самозаконности, самостоятельности русского развития, мысль о передвижении центров и культуры в сторону Советского Союза играла и продолжает играть определяющую роль. Всеми фибрами свой души, каждой жилой своего существа я за Советский Союз и против агрессоров. В настоящее время одно меня мучит: по возрасту своему (мне идет в настоящее время 52-й год), по состоянию своего здоровья и по крайней слабости своих физических сил я могу в тех условиях, в которых я теперь нахожусь (исправительно-трудовой лагерь), принести только очень мало пользы своей Советской Родине.
Между тем я чувствую, что в области своей специальности я мог бы еще потрудиться на пользу Родины. Всю жизнь я работал над вопросами экономической географии и географии собственно, а также истории географии. Я посвятил этим вопросам несколько десятков печатных работ. Свои взгляды на географическую природу России я пытался обобщить в книге «Географические особенности России» (1927), где изложены мои воззрения на «периодическую» и в то же время «симметрическую» систему «зон» Советского Союза. Воззрения эти были уточнены в работе моей «За творческое понимание природы русского мира. Периодическая система зон» (1940). Учение о естественно-промышленных ресурсах Советского Союза, в моем понимании этого вопроса, я изложил в книге «Месторазвитие русской промышленности» (1932).
Всем ходом своей жизни я был особенно близко связан со славянскими народами. Более двух десятилетий я прожил в Чехословакии, свободно владею чешским языком, жил в Болгарии и владею болгарским, часто посещал Югославию и Польшу, знаком с научной литературой всех славянских народов и разбираюсь в ней. В ту эпоху сближения братских славянских народов, при решающем участии в этом сближении Советского Союза, которая ныне наступила и которой я от всего сердца сочувствую, я надеюсь, что я мог бы принести пользу своей Советской Родине своими славяноведными знаниями. В частности, я специально занимался географией славянских стран и являюсь автором «Очерков почвенной географии Чехословакии» (1930), в которых принципы русской «периодической и в то же время симметрической системы зон» применены к чехословацким условиям. В 1933 г. я издал по-чешски (в пражском издательстве «Мелантрих») книгу под заглавием «Одна шестая часть света» («Шестина света»), в которой я выпятил все те исторические и географические обстоятельства, которые делают Советский Союз (Россию) нерасторжимым политическим и экономическим единством.
Книга была сочувственно встречена демократической чехословацкой общественностью (в чешской печати появилось более 50 благоприятных на нее рецензий). Книга эта была запрещена немцами (изъята из библиотек) немедленно после того, как они оккупировали Чехию и Моравию. Я много работал по изучению географии и культурной жизни также других, помимо Чехословакии, славянских стран, состоял членом-корреспондентом Географического общества в Белграде, сотрудничал в Загребском «Всеславянском сборнике» и т. д. Нет достаточно сильных слов для того, чтобы выразить, насколько глубоко и чистосердечно я раскаиваюсь в своих контрреволюционных преступлениях, насколько тверда моя решимость никогда и ни в какой форме не возвращаться к контрреволюционным установкам.
Мои былые контрреволюционные установки без остатка сгорели в огне исторического опыта последних десятилетий. Все пункты обвинительного заключения по моему делу относятся к обстоятельствам 19–20-летней давности. Но уже и тогда была и другая сторона дела, которая, конечно, не отражена и не могла быть отражена в данных обвинительного заключения: моя органическая тяга к достижениям советской власти и жизни, чрезвычайно высокая оценка названных достижений. Из этого зерна и выросло 15 лет тому назад мое оборончество. А позже (но все же задолго до начала Великой Отечественной войны) — и мои советско-патриотические установки. Я обращаюсь к Вам с просьбой дать мне возможность поработать на пользу Родины в пределах своей специальности. Крайняя слабость моих физических сил и мой возраст закрывают для меня другие пути быть полезным Отечеству.
Я даю торжественное и нерушимое обещание работать со всем усердием, со всей преданностью Советской Родине и советской власти. И я не могу не повторить еще раз, что к этому усердию и этой преданности я приведен неустранимой логикой тех мыслей, которыми я жил и над которыми я работал всю свою жизнь. Я надеялся бы справиться с любым заданием, которое было бы мне дано в области славяноведения или географии, или истории, с проблемой, с которой я также соприкасался и в области которой вел научную работу. Я горю желанием приложить те знания и тот научный опыт, который я накопил, к задачам и целям патриотической работы и там посильно искупить вину своего прошлого.
Отдаю себе отчет в исторической важности того момента, который переживает сейчас весь мир и вместе с ним — наша страна. Происходит генеральная мобилизация сил реакции против сил демократии и прогресса, во главе которых стоит Советский Союз. Полностью отдаю себе отчет в том, что заговор реакции направлен не только против Советского Союза, но и против славянства, питается стремлением поставить не только все советское, но и все славянское на второстепенное, зависимое место. Долгим опытом своей жизни я подготовлен к тому, чтобы бороться с этими замыслами крепко и стойко. Славянская идея слилась теперь с прогрессивной идеей человечества.
Не могу выразить с достаточной яркостью свою жажду служить ей, служить Родине, быть под верховным Вашим руководством. К этой мечте свелась вся моя жизнь, и свелась не теперь, а тогда, когда 15 лет назад перед лицом японской угрозы я почувствовал кровную свою связь со всей Советской Родиной, когда я болел ее болями в первые месяцы Великой Отечественной войны, когда в марте-апреле 1945 г. я оставался в Праге и не ехал на Запад.
Мое раскаяние в моих прежних грехах — чистосердечно до предела. Моя жажда, моя страстная жажда быть полезным Родине, славянству и Вам, Великий Вождь, в тех вопросах, в которых я еще могу быть полезным, выношена в длительном, многолетнем опыте. В этой жажде — все мое существо, весь я. Вся моя воля сосредоточена на том, чтобы передовое, прогрессивное одержало победу над реакционным и косным, чтобы Советский Союз, Россия, славянство и на данном этапе одолели своих недругов.
От глубины души прошу: дайте мне, в пределах моих сил и специальности, остаток дней поработать на подготовку этой победы.
П. Савицкий 5/I 47
Ст. Потьма, почт. отд. Явас, п/я 241–18 Л. К.
© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.