В «Редакции Елены Шубиной» выходит новая книга Алексея Иванова. После исторического романа «Тобол» Иванов обращается к временам совсем недавним — действие «Пищеблока» разворачивается в 1980 году в пионерском лагере на берегу Волги, — а по жанру текст балансирует между реализмом и фантастикой. «Горький» публикует фрагмент книги.

На Пионерской аллее Валерка встретил Анастасийку. Асфальт был расчерчен мелом на «классики», и Анастасийка сама для себя, без подружек, прыгала по квадратам задом наперед на одной ноге, а другую ногу держала рукой. Время от времени она замирала в причудливых позах.

— Лагунов, стой! — окликнула она. — Ты куда идешь?

— Никуда, — тотчас набычился Валерка.

— Будешь свидетелем, что я допрыгала. Поклянись на дохлую кошку.

Не надо было связываться с этой предательницей, но Анастасийка все равно нравилась Валерке — даже после того, как предала.

— Кошка сдохла, хвост облез. Кто обманет, тот и съест, — сказал Валерка.

Анастасийка снова принялась прыгать, комментируя «классики»:

— Один — маргарин. Три — сопли подотри. Пять — в компот наплевать. Восемь — поднимем и бросим. Десять — «домик»!

Валерке было приятно смотреть на гибкую и красивую Анастасийку.

— Как-то странно ты прыгаешь, — заметил он.

— У нас соревнование, — разворачиваясь, пояснила Анастасийка. — Я уже пропрыгала «садик», «школу», «больницу», а сейчас «столовка». Если тебя спросят, ты обязан сделать так, — Анастасийка показала ему скрещенные пальцы, — и сказать про меня правду. А не скажешь правду — умрешь во сне.

— Из-за каких-то «классиков»? — усомнился Валерка.

— У нас во дворе одна девчонка всем всегда врала, а потом ногу сломала. Тебе кто хочешь подтвердит. Ее чертик наказал.

— Какой чертик? — удивился Валерка.

— Ты, что ли, ни с какой девушкой нисколько не дружишь, Лагунов? — ответно удивилась Анастасийка.
Валерка фыркнул. Глупый вопрос. Как можно дружить с девчонкой?

— У каждой девушки свой чертик, — важно сообщила Анастасийка. — Можешь проверить. Вот у тебя есть какая-нибудь сестра, хоть троюродная?

— Нормальная есть.

— Пусть она напишет на бумажке: «Я в доме хозяйка!» — и положит в подъезде под коврик у двери. А утром там будет лежать другая бумажка, и на ней будет написано: «Нет, я в доме хозяин!». Это чертик напишет.

Валерка задумался. Сестренка Люська закончила первый класс. На девушку она еще не тянула, на хозяйку тем более, да и писала кривыми буквами, к тому же с ошибками. Но надо попробовать подразнить чертика.

— А сама-то не боишься, что тебя чертик накажет? — спросил Валерка, намекая на вчерашнее предательство Анастасийки. — Умрешь во сне, и всё.

—Я бессмертная, — уверенно заявила Анастасийка. — У меня имя от слова «анастезия». В больнице всем анастезию делают, чтобы не умерли.

Она вытащила из кустов цветастый пакет и подала Валерке:

— Неси. Мы в одно место пойдем.

— В какое? — принимая пакет, спросил Валерка. Почему-то ему было очень легко подчиняться Анастасийке.

— В какое надо. Ты в школе как учишься по матике и руссишу?

Математика и русский язык были самыми трудными предметами.

— На четыре.

— Я думала, ты двоечник. А я отличница. У меня золотая медаль будет.

— В пятом классе еще неизвестно, — возразил Валерка.

— Кому надо, тому известно. А чего ты кружок больше не посещаешь?

— Не хочу петь дурацкие песни вроде «Чунги-Чанги».

— И я не хочу, но ведь пою, — Анастасийка пожала плечами. — Дурацкие дела надо делать вместе с кем-то, тогда они уже кажутся не дурацкими.

Валерка внутренне согласился. Наедине с собой он счел бы прогулку с Анастасийкой занятием бессмысленным, а сейчас ему было приятно.

— Ты меня в кружок зовешь? — осторожно уточнил он. Но Анастасийка ловко увильнула от темы: — А тебе кто больше нравится — Ирина или Вероника?

Она имела в виду вожатых.

— Никто, — признался Валерка. — Вероника злая, а Ирина как в школе.

— А мне больше нравится Игорь Александрович.

— У него усы вот такие, — Анастасийка приложила ко рту ладони, скрючив пальцы. — Как зубная щётка. Он в Веронику влюбился. Если они поженятся, у них дети будут похожи на французов. Французы красивые, немцы страшные, а китайцы одинаковые.

Валерка не поспевал мыслью за кульбитами Анастасийки.

— Отгадай загадку, — предложила она. — Сколько китайцев нужно, чтобы вкрутить лампочку?

— Э-э... сдаюсь, — растерялся Валерка. Эту загадку он раньше не слышал.

— Пять, — твёрдо сказала Анастасийка и замолчала.

— Почему пять? — робко спросил Валерка.

— Один лампочку держит, а четверо крутят стол, на котором он стоит. Теперь ты загадывай загадку мне.
Валерка вспомнил другую загадку про китайцев.

— Сколько китайцев нужно, чтобы вставить раму в окно?

— Сколько? Давай говори быстрее, дурак!

— Много. Миллион. Все. Один раму держит, остальные дом двигают.

Солнце горело над Пионерской аллеей, и кусты акаций, в которых чирикали птицы, напоминали электрические батареи, заряженные энергией света. В воздухе полыхали невидимые искры.

На стыке территорий пятого и шестого отрядов под соснами стояла старая дощатая беседка с тесовой крышей-шатром и скамеечками. Обычно здесь сидели вожатые, следившие за тем, как пионеры убирают свои участки. Сейчас беседка была пуста. К ней Анастасийка и вела Валерку.

— Это место волшебное, — сказала она со значением в голосе.

— Там желания сбываются? — догадался Валерка.

— Ну, не желания... Побудешь там, и всё сделается просто хорошо. Но сперва надо гномику подарок дать. Там гномик живет под полом.

Анастасийка забрала у Валерки свой пакет, достала из него какую-то толстую тетрадь в разрисованной обложке и вытащила из-под ее клапана свернутый фантик от конфеты.

— А у меня нет подарка, — с сожалением сообщил Валерка.

Анастасийка поколебалась.

— Ладно, — согласилась она, отдавая фантик. — Пусть это будет подарок от тебя. Я вчера уже дарила гномику золотку. Просунь в пол.

По двум ступенькам они поднялись в беседку, где после малышовых отрядов пахло яблоками и карамелью. Валерка, оглядевшись, наклонился и опустил фантик в щель между досок.

— Теперь надо подождать, — Анастасийка уселась на скамейку.

Валерка тоже сел, и Анастасийка шлепнула свою тетрадь ему на колени.

— Заполни, — небрежно велела она и полезла в пакет за ручкой.

Валерка открыл тетрадь, и в животе у него всё запылало, а по щекам поплыл румянец. Это был Анастасийкин «откровенник» — заветный альбом любой девчонки. К «откровенникам» девчонки подпускали только лучших подруг и выдающихся мальчиков. Поскольку Валерка не мог считаться выдающимся, поступок Анастасийки означал глубокую симпатию.

На первой странице красовалось предупреждение: «Альбом прошу не пачкать, листы не вырывать, и слов плохих, друзья, не надо тут писать!». Потом шли страницы с пожеланиями Анастасийке. Все они были густо и ярко изрисованы фломастерами: цветы, кошки, бабочки, принцессы, птицы и разные узоры. Валерка, волнуясь, читал: «Котик лапку опустил в синие чирнила и напамять написал Настя будь счаслива!», «Писал не художник, писал не поэт, писала девчёнка 12 лет», «Любовь это счастье а счастье стекло, стекляную вазу разбить так легко!», «Запомни эту фразу, не люби двух сразу!», «Девчонке можно улыбатся, девчонку можно не любить, но знай!!! Над ней нельзя смеятся, девчонка может отомстить!», «Не влюбляйся ты в блондина, у блондина серце льдина, у блондина стынет кровь, разрушит он твою любовь!». Валерка почувствовал, что заглядывает в какую-то тайну Анастасийки, в ее душу, хотя, конечно, пожелания писали другие девочки.

Одна страница была по диагонали согнута пополам, и на отвороте значилось: «Секрет! Не открывать!». Валерка искоса глянул на Анастасийку. Анастасийка смотрела куда-то в сторону, делая вид, что ей все равно. Валерка разогнул страницу. На ней был нарисован поросенок, а под ним помещалось послание: «Ну какая ты свинья! Веть указано нельзя!!!».

Затем потянулись страницы с отпечатками напомаженных губ — поцелуи хозяйке от подруг. Затем началась анкета, которую Валерка должен был заполнить: «Как тебя зовут?», «Твое любимое время года, цветок, праздник, женское имя, игра, кино, животное, артист?», «Зачем люди целуются?», «Что такое настоящая любовь?», «Кем ты будешь, когда вырастешь?», «Напиши что ни будь по французки!». Валерка пробежал глазами уже имеющиеся ответы. На очень личные вопросы респонденты отвечали одинаково: «Нискажу!». Но девочек и мальчиков, присутствующих в «откровеннике», Валерка не знал. Из его отряда в альбоме Анастасийки не было никого.

Валерка понял, что Анастасийка включила его в круг самых близких. И ему стало горько при воспоминании о вчерашнем предательстве.

— Почему же вчера ты на меня настучала? — мрачно спросил он.

— Ты дурак? — искренне удивилась Анастасийка. — Так положено! Ты что, обиделся? Маленький, что ли? Это же всё как бы понарошку! Разные там пионерские собрания, флаги, звездочки, галстуки — они все понарошку!

— Ничего себе «понарошку»! — чуть не рассердился Валерка. — А гномики, чёртики, «откровенники» — по-настоящему, да?

— Конечно, по-настоящему! — убежденно заявила Анастасийка.