Подъем по лестнице, ведущей в глубь

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Рид Хисген, Адриан ван дер Вейл. Человек читающий: значение книги для нашего существования. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2025. Перевод с нидерландского И. М. Михайловой, Е. Б. Асоян. Содержание

Глубокое мышление и есть вдумчивое чтение

После этой книги («Вечера» Герарда ван хет Реве) я понял, насколько читательский клуб изменил меня как личность. Благодаря чтению и обсуждению книг с ребятами я стал мудрее. Я стал много размышлять о быстротечности бытия, о жизни и о том, как человек должен жить. Прежде со мной такого не бывало. Иногда мне кажется, что я стал излишне требователен. Я теперь постоянно замечаю, насколько мы все стараемся подстроиться под социум и потому никто не живет по-настоящему свободно.

Ваутер ван Венсвейн

Я научился писать гораздо позже, когда мне исполнилось семь. И вполне мог бы прожить без письма. А вот без чтения — нет. Чтение, как я обнаружил, появляется раньше письма. <...> Я быстро понял: чтение имеет накопительный эффект, который нарастает в геометрической прогрессии: каждый новый текст оценивается в соответствии с тем, что автор прочел раньше. <...> Говорят, сегодняшним читателям грозит вымирание, и потому мы должны наконец узнать, что же такое чтение (Пер. Марии Юнгер).

Альберто Мангель

В начале XVII века, когда Рене Декарт (1596–1650) изрек свой афоризм «Je pense donc je suis» («Я мыслю, следовательно, я существую»), наука как раз начинала развиваться семимильными шагами. В предшествующие века всякая наука, а также философия (тогда это были синонимы) сводилась лишь к чтению книг отшельниками. Самостоятельными исследованиями и экспериментами никто не занимался. Чтобы существовать в научном мире, человек должен был хорошо знать латынь — язык евро­пейской науки, на котором писали все ученые. Декарт нарушил эту традицию, начав издавать свои трактаты на родном языке, то есть на французском. Иными словами, он никогда не говорил и не писал крылатую фразу «cogito ergo sum». Он сформулировал эту мысль по-французски. Его новый научный метод, изложенный в трактате «Рассуждение о методе» (Le discours de la méthode, 1637), был основан на критическом прочтении того, что написали вели­кие мыслители прошлого. Путь от традиции к новым идеям, лежащим в основе современного научного познания, он прошел благодаря умению аналитически мыслить и рассуждать.

В 2005-м, за три года до добровольного ухода из жизни, американский писатель и мыслитель Дэвид Фостер Уоллес (1962–2008) произнес напутственную речь перед выпускниками Кеньон-колледжа (США). После его смерти текст выступления был издан отдельной книжкой под названием «Это вода». Напутствие Уоллеса — это пламенный призыв мыслить критически. Чтобы нас не затянуло в трясину повседневности, говорит он, чтобы мы не раздражались из-за окружающей «мышиной возни», мы должны постоянно учиться по-настоящему думать, то есть глубоко мыслить.

Двадцать лет спустя после выпуска из колледжа я постепенно пришел к пониманию того, что это свойственное «свободным искусствам» клише об обучении думать — на самом деле сокращенный вариант более глубокой и серьезной мысли: «учиться думать» по сути значит «учиться управлять тем, как и о чем думать». То есть быть достаточно сознательным и понимающим, чтобы выбирать, на что обращать внимание, и установить свой способ извлечения смысла из опыта. Потому что, если вы, будучи взрослым, не можете это контролировать, ваша жизнь пойдет ко всем чертям. Вспомните другую расхожую фразу, что разум — великолепный слуга, но ужасный господин.

<...> Свобода — быть образованным и понимать, как думать. Альтернатива? Бессознательность, свойство «по умолчанию», «мышиная возня», постоянное грызущее ощущение потери чего-то бесконечного.

<...> Это невообразимо сложно — оставаться сознательным и живым во взрослом мире изо дня в день. Что подтверждает еще одну великую банальность: век живи — век учись. И ваше дальнейшее обучение начинается прямо сейчас.

В своей напутственной речи Уоллес указывает выпускникам колледжа на то, что их учеба на первый взгляд завершена, но это иллюзия: образование никогда не может быть завершено. Учиться по-настоящему мыслить — это задача, над которой надо работать всю жизнь. Многие взрослые полагают, что с их умением думать все в порядке, ведь они получили хорошее воспитание и отличное обра­зование, но, по мнению Уоллеса, они ошибаются и не осознают, что их позиция может привести к большим несчастьям.

Знаменитый философ XVII века Барух Спиноза (1632–1677) согласился бы с Уоллесом. В «Трактате об усовершенствовании разума» — одном из его первых опусов, опубликованном лишь посмертно, — философ утверждает, что довольно рано понял, что в повседневной жизни все быстротечно и в итоге ничто не имеет абсолютного значения. Философия — умение логично мыслить и рассуждать — научила его тому, что он сможет жить хорошо и счастливо, когда перестанет слепо подчиняться эмоциям, замутняющим разум. Он рассуждал так: если ты поймешь, что и других людей — точно так же, как тебя самого, — обуревают ненависть, зависть, гнев, влюбленность и горе и если ты поймешь, что эти чувства столь же неотвратимы, как природные катастрофы, только тогда ты достигнешь той ступеньки лестницы жизни, на которой будешь руководствоваться не страхом, а пониманием; только тогда ты станешь неподвластен жажде власти и высокого положения, богатства и секса — жажде, приносящей всем людям столько вреда.

Спиноза пишет:

Но прежде всего надо осознать способ врачевания интеллекта и его, сколько возможно вначале, очищения от всего не истинного, для того, чтобы он мог удачно, безошибочно и по возможности наилучше понимать вещи (Пер. В. Н. Половцевой).

Барух Спиноза. Трактат об усовершенствовании разума

В другом своем сочинении — «Богословско-политическом трактате» (1670) — Спиноза утверждает, что государство должно отвечать за безопасное существование своих граждан. Целью политики явля­ется свобода. Граждане должны иметь возможность руководствоваться свободным разумом, чтобы не испытывать друг к другу ненависти или гнева, не обманывать друг друга и не поддаваться горьким чувствам. Если люди научатся свободно мыслить и рассуждать, это пойдет на благо не только самим гражданам, но и всему обществу, утверждает Спиноза. Наше нынешнее демократическое общество никогда не могло бы существовать, если бы мы не научились свободно мыслить и рассуждать. На протяжении многих веков аналитическое мышление служит базисом нашей культуры: это основа юрис­пруденции, науки, философии, а также, если взять практическую повседневную жизнь, — аргументированных рассуждений, раскрытия преступлений, программирования. Без аналитического мышле­ния фундамент нашего социума рассыплется.

Принципиально важный вопрос состоит в том, как научить граждан жить, руководствуясь разумом, и смогут ли они придерживаться этого правила на протяжении всей жизни, к чему призывает Дэвид Фостер Уоллес в конце своего наставления «Это вода». К сожалению, в 2005-м выпускники разъехались по домам, чтобы начать самостоятельный жизненный путь, так и не услышав от Уоллеса, как этого добиться. В данной главе мы рассмотрим, какие есть инструменты для усовершенствования разума.

Чтение (у)совершенствует разум

Согласно Сократу, разум можно усовершенствовать при помощи частых и долгих дискуссий с другими индивидуумами на философские темы: это заставляет участников искать аргументы и формулировать контраргументы. Метод Сократа, как его принято называть, и в самом деле оказывается мощным инструментом для усовершенствования разума. К сожалению, вокруг нас слишком мало Сократов, Спиноз и Декартов, которые были бы готовы тратить свои силы и время на общение с людьми, понимающими, подобно Дэвиду Фостеру Уоллесу, как важно докопаться до глубинных слоев собственного мышления. В наши дни для усовершенствования разума мы вынуждены обращаться к помощи мудрецов, запечатлевших свой мыслительный процесс и свои рассуждения на бумаге: то есть мы должны читать.

Об этом не говорят эксплицитно ни Дэвид Фостер Уоллес, ни Спиноза, ни Декарт — мыслители, которыми мы восхищаемся, ибо они объяснили нам, почему для человека так важно уметь думать. Они приглашают нас думать вместе с ними, но исхо­дя из той аксиомы, что мы, готовые вместе с ними размышлять, точно так же готовы вместе с ними вдумчиво читать. И самое здесь прекрасное — то, что мы можем делать это и после их смерти. Например, тот, кто читает Спинозу, невольно вступает в дискуссию с философом, который уже более трех веков молча лежит под землей рядом с Новой Церковью в Гааге. В цитированном выше трактате он пишет так: «…К моим радостям относится также содействие тому, чтобы многие другие понимали то самое, что понимаю я сам, и чтобы их понимание и стремление соответствовали моему пони­манию и стремлению». Иными словами, Спиноза приглашает нас думать вместе с ним и задавать вопросы насчет его аргументации. Спиноза хочет дать нам в руки инструменты, которые нас всех научат мыслить. Сочинения Спинозы преследуют одну цель: помочь читателю понять и принять жизнь. Если читатель не позволит неподвластным ему эмоциям замутнить разум, утверждает Спиноза, то этот читатель внесет свой вклад в построение мирного, не раздираемого враждой общества.

Хорошим примером человека, сумевшего усовер­шенствовать свой разум исключительно из любознательности и стремления чего-то достичь в жизни, служит темнокожий доктор Бенедикт Мэди Копленд, чей яркий образ создала американская писательница Карсон Маккаллерс (1917–1967) в романе «Сердце — одинокий охотник» (1940). В ту пору, когда из-за расизма и дискриминации черного населения цветные жители американского Юга не имели возможности реализовать свой творческий потенциал, Копленду удалось путем самостоя­тельных занятий выучиться на врача. По вечерам, после работы, он штудировал произведения таких мыслителей, как Карл Маркс и Спиноза.

Сегодня он читал Спинозу. Ему трудно было постигать сложное хитросплетение мыслей и тяжелые фразы, но, читая, он ощущал за словами могучую, ясную цель и чувством доходил до понимания (Перевод Е. Голышева).

Карсон Маккаллерс. Сердце — одинокий охотник

Доктор Копленд ощущал цель автора и доходил до понимания чувством… То есть разумом он схватывал не все. Он осознавал, что необходимо приложить усилие, чтобы постичь «могучую, ясную цель». Философы обращаются к нам и беседуют с нами через трактаты, которые можно найти в книгах, доступных любому читателю. Но что значит «доступных»? Вот тут-то и загвоздка. Мы можем прочитать любой текст, но понять суть прочитанного получается далеко не всегда. Для этого мы, читатели, должны тренировать наш ум, оттачивать наш интеллект. Мы читаем Спинозу точно так же, как Копленд: строку за строкой, слово за словом, мы задумываемся, вздыхаем, подчеркиваем что-то карандашом, делаем для себя пометки, снова думаем — и продвигаемся по тексту со скоростью черепахи. Вновь и вновь пытаемся мы проследить ход его блистательных рассуждений. Собственно говоря, мы делаем то же самое, что делал Спиноза, читая трактаты своих предшественников.

В начале своей философской карьеры Спиноза стремился постичь новые, революционные для того времени идеи Декарта, чтобы основывать на них собственные философские построения и обсуждать их с другими людьми. Однако в процессе чтения французского философа Спиноза понял, что не согласен с рядом его умозаключений. Душа и тело — это две независимые субстанции? Как так? Разве мозг не является просто-напросто частью тела? Как обстоит дело в реальности? Подобные вопросы-возражения, которые Спиноза отваживался задавать воображаемому собеседнику, вдохновляли его на поиски собственной картины мира.

Идеи Спинозы, в свою очередь, стали источником вдохновения для немецкого философа Артура Шопенгауэра (1788–1860). Шопенгауэр, утверждавший, что жизнь есть страдание, тоже понимал, что философия может дать облегчение. Он полагал, что человек станет счастливее, если поймет, что должен со-страдать другим. Ведь других раздирают те же самые противоречивые чувства. Чтобы жить в мире с самим собой и окружающими, человек должен обладать такими важными свойствами, как толерантность, выдержка, веротерпимость и любовь к ближнему.

От «Опытов» Монтеня до Шекспира

Чтение «Опытов» Мишеля де Монтеня (1533–1592), написанных почти четыре с половиной века назад, доставляет массу удовольствия и в наши дни. Благодаря легкости стиля у читателя возникает ощущение, будто он беседует с современником, а не с мыслителем, давно обратившимся в прах. Эти «Опыты», в свою очередь, родились из дискуссий Монтеня с другими авторами, большинство из которых жило за полтора тысячелетия до него. Француз-аристократ спорит с древними и подкрепляет свои аргументы анекдотами из собственной жизни. Возможно, потому нам и кажется, что перед нами человек из плоти и крови. Монтень говорит о своем отношении к книжной мудрости: «Для благополучного существования ученость совершенно не нужна». И чуть далее: «Книги не столько обучили меня чему-то, сколько послужили мне для упражнения моих умственных способностей» (Здесь и далее пер. А. С. Бобовича).

Одним из современников Монтеня, упражнявших свои умственные способности при помощи чтения «Опытов», был Уильям Шекспир. Писатели никогда не встречались лично, но в 1603 году, том самом, когда вышла из печати первая, «пиратская» версия «Гамлета», увидел свет английский перевод «Опытов» Монтеня, выполненный Джоном Флорио. Шекспир наверняка читал этот перевод, что видно по практически точным цитатам из него в более поздних пьесах, например в «Буре». Тот, кто знает Монтеня, будет узнавать мысли французского философа, читая поздние пьесы Шекспира.

Возможен, конечно, и другой сценарий: оба гения породили сходные идеи независимо друг от друга. Несомненное родство их творчества может объясняться тем, что оба тщательно изучали античных авторов, таких как Сенека Младший, Гораций, Овидий и Вергилий.

В III томе «Опытов», в главе XII «О физиогномии», Монтень размышляет об испытываемом человеком страхе смерти: «От мыслей о смерти более тягостной становится жизнь, а от мыслей о жизни — смерть. Первая нам не дает покоя, а вторая нас страшит». Примером учителя, который воспринимает смерть как нечто очень простое и, по сути дела, примиряется с ней, Монтень считает Сократа, произнесшего, по утверждению Монтеня, следующие слова:

Те, кто боится смерти, полагают, видимо, что знают ее. А вот я, Сократ, не ведаю, что именно смерть собою представляет и что делается на том свете. Смерть может быть чем-то безразличным, а может быть и чем-то желанным. (А если это переселение из одного места в другое, то следует считать, что есть даже некое преимущество в том, чтобы существовать в общении со всеми ушедшими из этого мира великими людьми и быть избавленным от произвола неправедных и нечестивых судей. Если же смерть есть уничтожение нашего су­щества, то вечный ненарушимый покой тоже является благом. Ведь в жизни для нас нет ничего сладостнее отдыха, глубокого, спокойного сна без всяких видений.)

Мишель де Монтень. Опыты. Том III

Выделенные курсивом фразы в переводе Джона Флорио звучат так:

If it be a consummation of one’s being, it is also an amendment and entrance into a long and quiet night. We find nothing so sweet in life as a quiet and gentle sleep, and without dreams.

Мишель де Монтень. Опыты. Том III. Гл. ХII. О физиогномии

Если вы помните английский текст знаменитого монолога Гамлета, то сразу же узнаете слово «consummation» (т. е. «завершение, доведение до конца», в переводе А. С. Бобовича — «уничтожение»). Вы также узнаете в этой цитате ход мысли вечно сомневающегося Гамлета, спрашивающего самого себя, каким курсом лучше плыть по бурному морю тех неспокойных времен. Должен студент-философ Виттенбергского университета применить насилие и отомстить за отца или покончить с собой? Смерть подобна сну, и нет ничего сладостнее ночного отдыха. Но по сравнению с Сократом/Монтенем пессимист Гамлет делает еще один шажок вперед и задается вопросом: а что, если вечный сон будет нарушен кошмарными снами? Этого не хотелось бы…

HAMLET

To be, or not to be: that is the question:
Whether ’tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them? To die: to sleep;
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, ’tis a consummation
Devoutly to be wish’d. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream: ay, there’s the rub;
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause.

ГАМЛЕТ

Быть или не быть — таков вопрос;
Что благородней духом — покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством? Умереть, уснуть —
И только; и сказать, что сном кончаешь
Тоску и тысячу природных мук,
Наследье плоти, — как такой развязки
Не жаждать? Умереть, уснуть. — Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне,
Когда мы сбросим этот бренный шум, —
Вот что сбивает нас… (Пер. М. Лозинского)

Шопенгауэр, досконально изучивший сочинения Спинозы, был первым, кто подробнейшим образом изложил мысли о наиболее действенном инструменте для усовершенствования мышления, — о чтении. В своей знаменитой книге «Мир как воля и представление» он рассказывает о возможности тренировать ум и формировать собственную систему представлений путем штудирования книг, ибо книги и учение суть ступеньки лестницы, по которой мыслитель поднимается к вершине знания. Поднявшись на очередную ступеньку, он может снять ногу с предыдущей. Вот это и есть вдумчивое чтение: подъем по лестнице, шаг за шагом, ступенька за ступенькой.