Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Алексей Конаков. Убывающий мир: история «невероятного» в позднем СССР. М.: Музей современного искусства «Гараж», 2022. Содержание
Изобретенная Павлом Гуляевым электроаураграфия была, вероятно, первой в СССР попыткой привлечь парапсихологические методы к решению проблем здравоохранения. Как объяснял сам Гуляев: «В „фундаменте“ наших мыслей, желаний и чувств лежат системы ритмически возбуждающихся нейронов мозга. В Ленинградском университете экспериментально доказано, что клеткам можно навязать новый ритм и они его „усвоят“. Воздействуя на мозг пациента электроаураграммой, записанной от здорового человека, можно навязать больному программу выздоровления, то есть заставить пораженные органы „запомнить“ ритм здоровых нервных клеток мозга». Данные электроаураграмм использовал для анализа здоровья Александр Микулин, на них ссылался Юрий Холодов, но все же в борьбе за популярность электроаураграфия уступила другому методу — кирлианографии.
Сутью кирлианографии являлась фотосъемка в поле высокочастотных электроразрядов. Изучавшаяся учеными с конца девятнадцатого века, эта технология была переоткрыта и запатентована в сороковые годы супругами Семеном и Валентиной Кирлиан, живущими в Краснодаре. Первая посвященная Кирлианам статья появилась в «Литературной газете» в 1960 году; в 1964-м выходит их книга «В мире чудесных разрядов» — и с тех пор востребованность кирлианографии только нарастает. По общему мнению, «кирлиановская фотография» может сообщать что-то принципиально новое об объектах съемки и об идущих в них (скрытых) процессах. Ленинградский геофизик (и последователь Николая Сочеванова) Григорий Франтов пытается применять кирлианографию для экспресс-анализа металлических руд, профессор Кубанского медицинского института Рубен Степанов ищет посредством кирлианографии раковые опухоли, юрист Александр Аубакиров защищает диссертацию о методах кирлианографии в криминалистике, доктор медицинских наук Александр Ромен оценивает с помощью кирлианографии влияние аутотренинга на организм, а молодой земляк Кирлианов, сотрудник НИИ Нормальной физиологии АМН СССР Виктор Адаменко полагает, что «кирлиановские снимки» дадут возможность определять степень опьянения водителей.
Впрочем, несмотря на такое разнообразие применений, в сознании широкой публики кирлианография ассоциируется прежде всего с парапсихологией.
Действительно, как указывали в статье 1973 года Александр Лурия и другие, «эффект Кирлиан (фотография живых тканей в токах высокой частоты) использовался парапсихологами раньше, чем физиологами и психологами». Еще в марте 1969 года «Техника — молодежи» сообщала о том, что супруги Кирлиан изучают дар тбилисского целителя Алексея Криворотова. Криворотов лечил головную боль руками, и кирлианография показала, что из пальцев целителя во время сеанса «изливалось холодное синее пламя». Согласно гипотезе самого Кирлиана, руки Криворотова источали мощный поток ионов, нагревающий больные места и действующий подобно дарсонвалю.
Евгений Закладный несколько раз упоминает кирлианографию в своей самиздатской книге о телепатии, помощница Ипполита Когана по Лаборатории биоинформации Лариса Виленская надеется приспособить кирлианографию к исследованию тайн мумиё и «кожно-оптического восприятия», но самая знаменитая парапсихологическая манифестация кирлианографии принадлежит Виктору Адаменко, решившему сделать «кирлиановский снимок» поврежденного кленового листа. На этом снимке четко прослеживалась ранее отрезанная (и удаленная) часть листа: «если край листа растения обрезать на несколько миллиметров, то свечение покроет отсутствующую часть, и лист на кирлиановском снимке как бы останется целым». Таким образом, применение кирлианографии позволяло прийти к эффектному выводу о том, что любой «живой организм пронизан неким энергетическим „каркасом“». Павел Гуляев считал, что фиксирует этот же «энергетический каркас» с помощью электроаураграмм, — и предлагал называть его «ауральным полем» живого организма. Близкий знакомый Кирлианов, биофизик Виктор Инюшин из Казахстанского государственного университета, и ленинградец Геннадий Сергеев, делавший «кирлиановские снимки» телекинеза в исполнении Нинели Кулагиной, утверждали, что кирлианография позволяет наблюдать биоплазму. Наконец, Вениамин Пушкин, обследовавший в Лаборатории эвристики все того же Алексея Криворотова, называл проявляющееся на кирлианографии свечение вокруг живого тела биополем.
Открытие «энергетического каркаса организма» знаменует собой окончательную перемену парадигмы в советской парапсихологии. Электромагнитные волны Карла Николаева, воспринимаемые шишковидной железой, уступают пальму первенства целебному «жжению», «электрическому „Душу Шарко“», наводимому руками Алексея Криворотова, а общий интерес публики смещается с загадок мозга (о котором рассуждали в терминах кибернетики) к загадкам тела — оказывается, самые важные тайны сосредоточены не в голове, но в руках, пальцах и ладонях (источающих ионы, «биоплазму», «биополе» или «ауру»). И потому нет ничего удивительного в том, что к середине семидесятых годов в СССР совершенно забывают о телепатии. Само слово «телепат» вытеснено новым термином «экстрасенс»; главный объект исследований теперь — не гипотетические сигналы, посылаемые индуктором и принимаемые перципиентом, но окружающие кожу биополя, которые так удобно наблюдать с помощью кирлианографии. (Процесс этой смены парапсихологических вех отчасти отражен в повести «Другая жизнь» Юрия Трифонова: с одной стороны, там уже повсеместно говорят «экстрасенс» вместо «телепат», но, с другой стороны, еще угадывают карты Зенера и «индуцируют» друг друга: «Браво! Наконец-то! Полчаса индуцировал тебя, чтобы закрыла форточку...».) В недрах парапсихологического НИИ-андеграунда вокруг «кирлиановских снимков» царит настоящий ажиотаж: Ипполит Коган после серии опытов делает вывод, что экстрасенс Людмила Корабельникова чрезвычайно чувствительна к чужим биополям; Геннадий Сергеев наблюдает «пульсирующее» «„биоплазменное тело“ вокруг Нины (sic! — А. К.) Кулагиной»; Вениамин Пушкин изучает экстрасенсов Аллу Виноградову и Бориса Ермолаева и выясняет, что «биополе Ермолаева в 10 000 раз превышает биополе обычного человека». Кроме того, в НИИ Общей и педагогической психологии к Пушкину приходит Владимир Сафонов — человек, знавший в шестидесятые годы Бернарда Кажинского, Розу Кулешову и Ивана Евтеева-Вольского, общавшийся со специалистом по лечебному голоданию Юрием Николаевым, состоявший в переписке с Евгением Закладным, сам обладающий рядом экстрасенсорных способностей и тоже уверенный, что «биотоки есть во всем живом, и их материальная, точнее, энергетическая сущность наглядно подтвердилась открытием супругов Кирлиан».
Ставшая популярной концепция биополя позволяет парапсихологам присоединиться к обсуждению темы человеческого здоровья, которая в семидесятые годы волнует практически всех. По сути, биополе представляет собой парапсихологический эквивалент здоровья, его визуализированное качество и количество. Биополе может иметь изъяны, может быть сильным или слабым, оно изменяется во времени и зависит от множества внешних и внутренних факторов («Кирлиановский „рисунок“ — это своего рода модель биополя. Но самое интересное то, что эти „рисунки“ меняются в зависимости от состояния организма», — будет объяснять Виктор Адаменко). И именно «хорошее биополе», окутывающее организм, является защитой от опасного (пронизанного волнами и лучами) мироздания, так необходимой любому позднесоветскому человеку. В рамках подобного подхода забота о здоровье (эта главная буржуазная добродетель) непременно должна включать в себя и заботу о биополе.
Больше того: как показывает пример Алексея Криворотова, обладая мощным биополем, можно не только оставаться здоровым самому, но еще и успешно лечить других.
Так «меридиан В» начинает выстраивать связи с «меридианом Б»; парапсихологи прекрасно видят, что увлечение советских граждан здоровым образом жизни, поисками панацеи и мечтами об активном долголетии только растет, — и стараются следовать за этим многообещающим трендом. Успех Алексея Криворотова был лишь первой ласточкой. С 1974 года экстрасенс Борис Ермолаев, изначально показывавший телекинез Геннадию Сергееву и угадывавший карты в Лаборатории эвристики Вениамина Пушкина (труднее всего дело обстояло с тузами, потому что в них «мало цвета»), принимается диагностировать болезни. Способность исцелять руками открывает в себе Владимир Сафонов. Очень востребованной становится Нинель Кулагина, которая теперь не только двигает предметы силой мысли (финал фильма «Сталкер» Андрея Тарковского прямо вдохновлен видеозаписями кулагинского телекинеза), но и лечит людей исходящим от рук «жжением»: в середине семидесятых среди ее пациентов будут доктор физико-математических наук, заведующий кафедрой полупроводниковой электроники Московского физико-технического института Юрий Гуляев и доктор технических наук, ректор Ленинградского института точной механики и оптики Геннадий Дульнев (а еще, по слухам, и такие знаменитости, как Максим Шостакович, Людмила Белоусова и Олег Протопопов). И даже забытая всеми Роза Кулешова в 1978 году неожиданно сообщит редакции журнала «Техника — молодежи», что занимается целительством («Она обучилась диагностике ряда заболеваний, сопровождающихся местным повышением температуры кожных покровов (воспалительные процессы в почках, печени, желудке, заболевания зубов и т. п.)», — сочувственно пишет академик АН СССР, радиофизик Юрий Кобзарев). Институциональным воплощением такого «поворота к здоровью» станет перезапуск закрытой в 1975 году Секции биоинформации — с 1976 года ее, переименованную в Секцию биоэнергетики, возглавит философ, член-корреспондент АН СССР Александр Спиркин, интересующийся целителями и твердо уверенный в существовании биополя.
В Секции работают около трехсот человек; здесь исследуют воздействие биополя на проращивание семян фасоли, ищут способы «коррекции биополя» больных людей, описывают «ауру кристаллов», ведут эксперименты по обнаружению «биофизического эффекта» и т. д. Со Спиркиным сотрудничают такие апологеты здорового образа жизни, как создатель КСП «Космос» Ян Колтунов и теоретик правильного питания Галина Шаталова, но главным его помощником становится вышедший из заключения Эдуард Наумов. В 1976 году Наумов знакомится с Алексеем Криворотовым, в 1978 году едет в Краснодар на юбилей Семена Кирлиана; тогда же Наумов увлекается феноменом Порфирия Иванова — в 1978 году он привезет Иванова в Москву для беседы со Спиркиным (а в 1981-м будет сопровождать в Верхний Кондрючий корреспондента «Огонька» Сергея Власова, таким образом поспособствовав появлению статьи, сделавшей Иванова известным).
Пока экстрасенсы лечат, парапсихологи продолжают подробно описывать биополе, привлекая множество экспериментальных и риторических средств для утверждения его реальности. В 1976 году появляется книга Геннадия Сергеева «Биоритмы и биосфера», где говорится о «биолазерном излучении клетки», в 1977-м Павел Гуляев публикует труд «Дуральное поле в свете развития представлений А. А. Ухтомского о роли биологических электромагнитных полей», в 1978-м у Виктора Инюшина в Алма-Ате выходит работа «Элементы теории биологического поля». Спиркин подробно рассказывает о поисках биополя посредством кирлианографии в интервью для газеты «Труд»: «На голубой окружности — „ауре“ — бросаются в глаза выбросы, похожие на солнечные вспышки, это и есть проявление биополя, которое излучают и человек, и животные, и растения». Такие заявления не проходят даром — деятельность Спиркина осуждает академик АН СССР Яков Зельдович, книги Инюшина и Сергеева критикует член-корреспондент АН СССР Михаил Волькенштейн, и тем не менее разговоры о биополях становится в СССР все популярнее.
Но как именно можно «лечить биополем»?
Для ответа на этот вопрос советская парапсихология апеллирует к почтенной традиции иглоукалывания (воздействия иглами на особые «китайские точки», якобы связанные с определенными внутренними органами), методы которого официально изучаются и применяются в СССР с 1957 года. Одной из самых необычных ветвей иглоукалывания является электропунктура (раздражение «китайских точек» электрическими токами), которой в шестидесятые занимался Эдуард Наумов, а в семидесятые — Вениамин Пушкин; именно она позволяет удобнее всего объединять вопросы здоровья с электромагнитным антуражем, сообщаемым биополю кирлианографией и электроаураграфией. Адаменко утверждает, что при бесконтактном лечении из рук целителя вылетают заряженные частицы, действующие на акупунктурные точки больного: «Такая „электротерапия“, подобно механической иглотерапии, стимулирует пораженный орган к выздоровлению». Согласно Евгению Закладному, воткнутая в «китайскую точку» иголка лечит человека потому, что принимает в виде высокочастотных токов полезную информацию из окружающего мира: «Поскольку введение иглы в лечебную точку приводит к нормализации тех или иных жизненных процессов, мы вправе задать вопрос: а какую же роль играет эта игла? Что она — раздражитель? Нет, болевых сигналов человек не ощущает. Тогда, может быть, антенна?». Что касается Вениамина Пушкина, то он прямо говорит об «энергетическом каркасе» («у любого живого существа <...> свой собственный электрический каркас — своя совокупность точек на поверхности тела, где электрическое сопротивление меньше, чем в других местах»), а лечебный эффект связывает с тем, что электропунктура «может менять состояние молекул, ведающих информацией в клетках».
В восьмидесятые годы у акупунктуры в СССР появляются две интерпретации. Первая — грубо механистическая — принадлежит челябинскому учителю музыки Ивану Кузнецову, создавшему аппликатор — множество иголок на едином основании (позволяющих проводить не точечное, но буквально ковровое иглоукалывание); долгие годы Кузнецов будет неофициально лечить аппликаторами всех желающих, но всесоюзная слава придет к нему только во время перестройки. Вторая — энергетическая — интерпретация, выработанная в парапсихологическом НИИ-андеграунде, становится широко известной благодаря кубанской целительнице Евгении Давиташвили, объясняющей собственный метод словами Адаменко и Пушкина: «Воздействую своим энергетическим полем на акупунктурные точки».
Профессиональная массажистка Давиташвили, более известная как Джуна, начала лечить людей руками в самом конце семидесятых годов. В один из приездов на Кубань о Джуне узнает Наумов; он приглашает ее в Москву и вводит в круг людей, близких к Спиркину, Пушкину, Льву Колодному и проч. Пушкин исследует способности Джуны в 1978 году, а уже в 1979-м в судьбе провинциальной целительницы происходит головокружительный поворот: с просьбой вылечить супругу к Джуне обращается сам председатель Госплана СССР Николай Байбаков. Обосновавшись в столице, молодая харизматичная Джуна быстро налаживает связи с представителями культурной элиты СССР — она лечит Аркадия Райкина, Андрея Тарковского и Расула Гамзатова; ее портрет рисует Илья Глазунов, стихи о ней сочиняют поэты Андрей Вознесенский («— Вы читали, в президенты кого выбрали? / — Не иначе это Джуна. Чую фибрами. / <...> Начиталась. Наглоталась эпохально... / — Вы читали? — биополе распахали») и (предположительно) Роберт Рождественский («У Джуны целебные руки / — Ей свойство такое дано, / Хотя, по законам науки, / Подобного быть не должно... / Как черный взлетающий лебедь, / Невидимой силы полна, / Протяжными пальцами лепит / Чужое здоровье она»). В августе 1980 года Лев Колодный публикует в «Комсомольской правде» текст «На прогулку в биополе», посвященный невероятным способностям Джуны (она не только врачует самые разные болезни, но и видит радужное свечение вокруг людей и растений, заставляет пахнуть бумажные цветы и левитировать коробку от сигарет), — и о новой звезде экстрасенсорики узнает уже вся страна. Статья завершается доброжелательным комментарием («подобные явления — факт, реальность, а не мистика») академика АН СССР, основоположника советской радиолокации Юрия Кобзарева, который в свои семьдесят пять лет все сильнее увлекается парапсихологией.
В 1980 году Кобзарев докладывает в Институте физических проблем АН СССР о собственных частных встречах с Нинелью Кулагиной (в этих встречах также принимали участие академики Исаак Кикоин, Вадим Трапезников и Андрей Тихонов) и призывает организовать исследовательскую работу, чтобы найти «материалистическое, естественное объяснение этому феномену». Идею поддерживает первый вице-президент АН СССР Владимир Котельников (стоявший у истоков советской программы CETI и участвовавший в первом Всесоюзном совещании по поиску внеземных цивилизаций в Бюракане в 1964 году); принято решение создать Лабораторию физических методов исследования биологических объектов при Институте радиотехники и электроники (ИРЭ) АН СССР, общее руководство которой возлагают на доктора физико-математических наук Юрия Гуляева (лечившегося у Кулагиной), а непосредственное — на доктора физико-математических наук Эдуарда Годика. Официально Лаборатория начнет работу с 1982 года; Джуну зачисляют в штат в звании старшего научного сотрудника (она проработает в Лаборатории до 1985 года). Исследования показывают, что Джуна способна менять в широком диапазоне температуру своих рук и благодаря этому нагревать участки тела больного, вероятно, связанные через нервы и позвоночник с теми или иными органами; в случае Кулагиной, тоже приезжавшей в Лабораторию Годика, удается выяснить, что ее пальцы выделяют мелкие капли гистамина — и испытываемое пациентами «жжение» есть результат аллергической реакции кожи.
Полученную в Лаборатории информацию стараются не афишировать (в официальном отчете Гуляева и Годика «Физические поля биологических объектов», опубликованном летом 1983 года в Вестнике АН СССР, подробно описана методика экспериментов, но фамилии обследуемых не названы), однако разговоры о Джуне не утихают. В апреле 1981 года журнал «Огонек» устраивает круглый стол, посвященный биополю; в обсуждении, помимо Джуны, участвуют парапсихологи Эдуард Наумов, Виктор Адаменко и Варвара Иванова, психиатр и ювенолог Лазарь Сухаребский, специалист по лечебному голоданию Юрий Николаев. Все сходятся на том, что биополе — материальный, совершенно не мистический феномен.
«Конечно, никакого чуда здесь нет. Вокруг всякого живого организма, в том числе человека, есть биологическое поле, которое мы, экстрасенсы, очень хорошо чувствуем. <... > Энергосистема нашего тела имеет множество выходов на коже, они известны тысячи лет, это так называемые точки акупунктуры. Врачи, которые лечат с помощью иглотерапии, активизируют защитные силы организма и таким образом заставляют его самого бороться с болезнью. Я думаю, что то же самое делаем и мы. Своим биополем мы воздействуем на активные точки энергосистемы человека и активизируем восстановительные процессы», — рассказывает Джуна.
О Джуне трубят газеты, вход ИРЭ АН СССР осаждают ее поклонники, и чрезвычайно распространяются слухи о том, что «Джуна лечит самого Брежнева». Вообще, население СССР чуть ли не поголовно уверено, что интерес к экстрасенсорике проявляют руководители самого высокого уровня: с одной стороны, о смутных надеждах «кремлевских старцев» продлить свои дни с помощью целителей из Лаборатории Годика совершенно серьезно пишет такой рафинированный ученый, как Вяч. Вс. Иванов, с другой стороны, про контакты правительства с экстрасенсами рассуждает героиня Людмилы Гурченко в фильме 1984 года «Любовь и голуби»: «Чуть что, правительство к экстрасенсу обращается. Экстрасенс делает запрос в космос: так, мол, и так, мол, — как? Через астральные тела приходит ответ». Целителям посвящено и одно из самых обсуждаемых произведений советской литературы первой половины восьмидесятых годов — «Предтеча» Владимира Маканина.
Что касается Секции биоэнергетики, то она в 1986 году будет переименована в Секцию физических полей живого вещества, место Спиркина (подвергнутого обструкции в Отделе пропаганды и агитации при ЦК КПСС в 1985 году) займет Влаиль Казначеев. Получившийся ряд председателей Секции — от радиофизика Когана через философа Спиркина к медику Казначееву — возможно, ярче и лаконичнее всего демонстрирует характерный дрейф интересов позднесоветского общества, окончательно оставившего романтику познания и покорения просторов Вселенной ради криптобуржуазной заботы о здоровье.
Фигуры Джуны и Казначеева, каждая по-своему, символизируют новую миссию парапсихологии — не удивлять отгадыванием карт, но помогать людям в укреплении здоровья.
И крайне важно, что погоня за здоровьем в СССР восьмидесятых годов практически всеми понимается как дело сугубо частное; коллективные достижения общества (вроде массовой вакцинации, диспансеризации и проч.) давно кажутся чем-то само собой разумеющимся, восхищение же вызывают только индивидуальные усилия («Здоровье для себя лично», — как формулирует Николай Амосов). Дополнительно идею индивидуализма усиливает и масштабная дискуссия о «скрытых резервах человека», ведущаяся с конца семидесятых, — и в этой дискуссии тоже не обходится без парапсихологии. Иосиф Гольдин, один из инициаторов создания Комиссии по комплексному изучению человека (призванной разыскивать «скрытые резервы»), был довольно тесно связан с парапсихологическим НИИ-андеграундом; вероятно, поэтому к работе в Комиссии привлекались и Александр Спиркин, и Вениамин Пушкин, и Эдуард Наумов, и Джуна. В 1978 году теме «резервных возможностей человека» посвящен выпуск передачи «Очевидное — невероятное», где выступает Спиркин. Лазарь Сухаребский рассуждает о том, что «в мозге человека есть так называемое второе дно, человек может прожить всю свою жизнь и второго дна так и не открыть», работники Секции биоэнергетики убеждены, что «человек — самый настоящий кладезь сокровищ», а крупный гипнолог (и теоретик биополя) Леонид Гримак готовит книгу «Резервы человеческой психики». В таком контексте экстрасенсы предстают людьми, успешно овладевшими собственными «скрытыми резервами» и, кроме того, способными будить эти резервы в других. Как утверждает Сухаребский, говоря о лечении биополем, «вся суть воздействия, о котором мы сегодня размышляем, — это умение человека мобилизовать резервы нервных клеток мозга у того объекта, которому ты хочешь помочь». Теорию такой «мобилизации» предлагает в 1981 году один из самых знаменитых советских кибернетиков, академик Виктор Глушков. Согласно его объяснениям, клетка живого организма «представляет собой совокупность элементарных осцилляторов-электронов, входящих в „состав“ молекулы белков или нуклеиновых кислот»; в общем случае электроны в молекулах осциллируют хаотично и разнофазно, однако у экстрасенсов эта осцилляция синхронизирована, и потому может излучать довольно большую мощность: «Это невидимое излучение, будучи сфазированным, может оказать довольно сильное биологическое воздействие, причем как в одном, так и в другом направлении. Что это значит? Если вы подействуете своим биополем на клетку другого человека, подведете к ней какую-то энергию, то она, в свою очередь, тоже начнет излучать. Клетки вашего организма могут воспринимать это излучение и определенным образом передавать его в центральную нервную систему. Отсюда ясна возможность диагностики руками, которую практикуют целители».
Дискуссии о существовании биополя и его возможной природе продолжаются все восьмидесятые годы. Юрий Кобзарев уверен, что «физическая реальность существования биополя подтверждается рядом косвенных физических экспериментов, а также субъективными ощущениями экспериментаторов». Академик АН СССР, физиолог Павел Симонов, наоборот, считает, что «с позиций тех требований, которые предъявляются наукой, феномены биополя (тем более его „лечебных свойств“) <...> не существуют в природе». Один из столпов советской космонавтики, академик Борис Раушенбах, склонен реабилитировать термин «биополе» («Совокупность физических полей, окружающих живой объект, может обладать новыми по сравнению с каждым полем в отдельности свойствами. Эти поля могут быть промодулированы жизнедеятельностью организма. Считаю, что термином „биополе“ нужно пользоваться — это разумный, удачный термин»), тогда как Юрий Гуляев и Эдуард Годик заявляют: «Давайте сразу договоримся — не употреблять термин „биополе“. Мистических биополей нет, есть реальные физические поля биологических объектов. <...> В нашей лаборатории прием сигналов ведется на семи каналах — изучаются электрические поля, магнитные, радиотепловые излучения внутренних органов, инфракрасные излучения поверхности тела, оптическая хемилюминесценция, акустические сигналы, изменения химического состава среды, окружающей человека и животных». Впрочем, публику не сильно занимают академические дискуссии и тонкости лабораторных опытов; корреспондентка «Огонька», берущая интервью у руководителей Лаборатории физических методов исследования биологических объектов при ИРЭ АН СССР, прямо спрашивает о главном: «А какие болезни можно определить с помощью вашей аппаратуры?», а услышав про высокую точность новых экспериментальных установок, уточняет: «То есть эти новые приборы будут лечить человека подобно экстрасенсам?».
По всеобщему мнению, наука едва-едва успевает (не успевает!) за экстрасенсами; Джуна успешно врачует сотни людей «бесконтактным массажем», а лучшие ученые страны, вооруженные самой совершенной техникой, так и не могут ничего объяснить: «Эксперименты показали, что при бесконтактном массаже отдельные участки кожи разогреваются существенно сильнее. Но вот интересный вопрос... Элементарный расчет показывает, что излучаемого рукой тепла недостаточно для того, чтобы вызвать столь сильный нагрев тела. Выходит, организм, улавливая сравнительно слабый тепловой сигнал, как бы усиливает его?».
Так у населения появляются новые герои — на смену космонавтам шестидесятых и йогам семидесятых приходят уникумы, занятые здоровьем уже не своих, но чужих тел.
И уникумов этих все больше.
На круглом столе в «Огоньке» отмечали, что в 1981 году в одной только Москве насчитывалось около двухсот экстрасенсов; с началом же перестройки и число, и популярность подобных специалистов возрастают многократно. Владимир Сафонов ставит диагнозы по фотографиям, Карл Николаев помогает раскрывать преступления, Людмила Корабельникова ассистирует врачам в расшифровке кардиограмм и ищет, используя «дальновидение», погибших во время землетрясения 1988 года в Ленинакане; в том же 1988-м у Джуны выходит книга «Слушаю свои руки», а Нинель Кулагина демонстрирует телекинез по Центральному телевидению. Помимо героев парапсихологического НИИ-андеграунда, сделавшуюся крайне востребованной нишу заполняют и эстрадные артисты: Альберт Игнатенко рассказывает, как направляет в свои пальцы энергию, полученную из космоса, Валерий Авдеев лечит больных посредством методики «имаго», а Тофик Дадашев помогает Гарри Каспарову во время его знаменитых шахматных матчей с Анатолием Карповым.
Но самый важный процесс заключается не в увеличении популярности, а в своего рода эмансипации экстрасенсов: отныне обладающие «паранормальными способностями» люди не желают встраиваться в систему советской технонауки, не желают быть элементами сложных сетей, производящих научное знание, не желают зависеть от академиков и докторов наук. Роза Кулешова была подопытным добровольцем в Институте биофизики, Джуна Давиташвили сумела выбить себе статус старшего научного сотрудника в Институте радиотехники и электроники, но эти времена давно прошли. Теперь экстрасенсы скорее напоминают изобретательных и волевых частных предпринимателей, успешно поставляющих населению СССР максимально востребованный в восьмидесятые годы товар — здоровье. При этом работа экстрасенсов осуществляется в полном соответствии с принятым в СССР в ноябре 1986 года законом «Об индивидуальной трудовой деятельности»; нагревая кожу «жжением», «излечивая биополем», проводя сеансы «бесконтактного массажа», Джуна, Кулагина, Сафонов и остальные осуществляют деятельность, основанную «исключительно на личном труде».
Потрясающий рост влиятельности экстрасенсов подчеркнут знаковым событием: в декабре 1987 года Нинель Кулагина, до сих пор боявшаяся любых нападок на себя в официальной прессе, подает в суд на журнал «Человек и закон», где были опубликованы статьи «Воскрешение Дракулы, или Кто сеет мистицизм» и «От мистицизма к преступлению», порочащие, по мнению истицы, ее честь и достоинство. Московский городской суд опрашивает Юрия Кобзарева, Юрия Гуляева и других, признает в итоге правоту Кулагиной и предписывает журналу напечатать опровержение. Еще одним символом идущей эмансипации окажется получение Джуной в 1989 году авторского свидетельства на «бесконтактный массаж».
Увенчает этот процесс появление в публичном поле еще одного экстрасенса — уже никак не связанного с лабораторной наукой, абсолютно независимого, самостоятельно «сделавшего себя» и с легкостью обогнавшего в популярности всех предшественников, — Анатолия Кашпировского. Психотерапевт из Винницы, лектор общества «Знание» и психолог сборной СССР по тяжелой атлетике, первую известность Кашпировский получил благодаря лечению энуреза у детей — он ставил им, посредством словесного внушения, «внутренний будильник»; забота о здоровье сочеталась здесь с характерной для позднего СССР заботой о детях и вызывала потрясающий отклик у публики: «У нас в стране миллионы детей и подростков страдают энурезом, то есть недержанием мочи. Сама болезнь пустячная, но сколько за нею детского горя, деформированной психики, когда ребенок становится объектом насмешек в детском саду, когда он не может поехать в пионерлагерь. А какие варварские методы „лечения“ — от посрамления до лишения питья во второй половине дня, что нередко ведет к мочекаменной болезни». Всесоюзная популярность приходит к Кашпировскому в марте 1989 года, после участия в телепередаче «Взгляд»; Кашпировский дистанционно (пользуясь все тем же словесным внушением), из студии «Останкино», обезболивает находящуюся в Киеве пациентку Любовь Грабовскую, которой проводят операцию по удалению опухоли молочной железы (обычный наркоз был невозможен по медицинским показаниям). Вскоре похожий сеанс дистанционного обезболивания (при операциях по удалению грыжи) будет проведен в Тбилиси с двумя пациентками, «одна из которых во время операции возбужденно требовала шампанского, а вторая сладко стонала, а выйдя из транса, заявила, что испытала сразу несколько оргазмов». Наконец, осенью 1989 года Центральное телевидение показывает цикл из шести передач «Сеансы здоровья врача-психотерапевта Анатолия Кашпировского», который видят миллионы советских телезрителей. Глядя в телеэкран, Кашпировский «дает установку на исцеление», эффект которой просто невероятен: у людей пропадают экземы, рассасываются язвы, исчезают опухоли и проходят хронические болезни (что же касается бессонницы, то Кашпировский советует лечить ее чтением «Феноменологии духа»).
Именно в версии, предложенной Кашпировским, советская парапсихология становится максимально успешной: ее прагматическая ценность, исцеление больных, явлена здесь как можно более выпукло, тогда как академический (занимавший советских ученых со времен Леонида Васильева) вопрос о медиуме, передающем (целительное) воздействие на огромные расстояния, оказывается ловко снят (в смысле гегелевского Aufhebung) — телепатия заменена телевидением. При этом неожиданный вроде бы триумф Кашпировского вовсе не случаен, но, наоборот, закономерен; дело в том, что идея «внушать исцеление» и «давать установку» вызревала в СССР на протяжении десяти лет, предшествовавших «Сеансам здоровья».
В массовой печати понятие «установка» появилось после 1979 года, когда в Тбилиси был организован Международный симпозиум по проблеме неосознаваемой психической деятельности. На мероприятие пригласили таких звезд гуманитаристики, как Романа Якобсона и Луи Альтюссера, а главной целью была реабилитация в СССР учения Фрейда — однако целый ряд советских участников говорил о том, что «мы должны искать резервы человеческой психики» и о психологической «теории установки», созданной еще в сороковые годы Дмитрием Узнадзе. В 1981 году выходит фильм «Жгучие тайны века», где с помощью «теории установки» объясняется, почему люди видят снежного человека, «летающие тарелки» и проч. (потому что заранее дали себе установку увидеть их; таким образом, «невероятные» явления пространства сводятся к очередным «тайнам психики»). На середину восьмидесятых приходится пик популярности гипнолога Владимира Райкова, убежденного, что с помощью внушения можно обучать людей самым разным навыкам и будить дремлющие в них способности: «Не подозревающих о своих талантах — сколько угодно. В гипнотическом состоянии, в его глубокой фазе, эти таланты (или, скромнее, способности) становятся очевидными и могут развиваться. Более того, они сохраняются и после окончания сеанса, закрепляются в так называемой постгипнотической инерции. <...> Прежде считалось, что человек полностью забывает все то, что он делал в гипнозе. В принципе он действительно не помнит этого, но если во время сеанса он, скажем, рисовал, то после окончания сеанса он начинает видеть мир как бы глазами художника, а после двадцати — тридцати сеансов он уже и без гипноза рисует так, что его работы можно смело показывать на выставках». Еще одним примером успешного внушения являются сеансы психолога Юлии Некрасовой по «одномоментному снятию заикания». Некрасова работала в НИИ Общей и педагогической психологии (где и Вениамин Пушкин) и создала собственную методику лечения, сочетающую «эмоционально-стрессовую терапию» психолога Казимира Дубровского, «парадоксальное дыхание» Александры Стрельниковой и «жестовую терапию» театрального режиссера и андеграундного писателя Евгения Харитонова. В 1986 году о Некрасовой снимают фильм «Человек может все», и миллионы телезрителей видят, как в большом, заполненном народом зале харизматичная молодая врач выводит по очереди на сцену заикающихся людей, дает им громкие команды — и эти люди вдруг перестают заикаться.
Именно в таком фарватере движется Кашпировский, внушающий советским гражданам избавление от болезней; и, подобно Некрасовой (высоко оценивающей работу Кашпировского: «Блестящий профессионал, великолепный практик»), он постоянно твердит, что «человек может все»: «Мы ищем лекарства в растениях, в животных, в минеральном мире. Но человек сложнее ромашки! В нем самом есть все необходимое для лечения, надо лишь активизировать выработку каких-то веществ в его организме. <...> А разве мало случаев, когда человек в исключительных случаях перепрыгивает стенки, многометровые канавы, поднимает такие тяжести, к которым в иное время и подступиться бы не посмел. Значит, в каких-то ситуациях организм сам вырабатывает необходимые лекарства для спасения, в данном случае нечто подобное допингу». Очевидно, Кашпировский продолжает давно знакомый советским людям разговор о «скрытых резервах»: «В связке „врач — пациент“ я не считаю себя главным. Это организм пациента выбрасывает свои резервы... А я умею дать команду». Торжество подобного подхода словно бы подытоживает всю семидесятилетнюю эволюцию советского общества, давно переставшего быть обществом пролетариев (которым нечего терять, кроме своих цепей) и оказавшегося обществом обособленных (и непременно что-то накопивших) криптобуржуа. Идея Кашпировского, что в организме «самой природой заложена богатейшая фармацевтика, способная справиться с любыми очагами внутренних болезней — надо только „разбудить“ источник саморегуляции», притягательна именно потому, что настаивает: у каждого есть «внутренний резерв», позволяющий ни от кого не зависеть.
Таким образом, деятельность Кашпировского поднимала на щит вовсе не «массовое подчинение» некоей власти, как часто думают («нужна была новая, не обязательно политическая, а, к примеру, „исцеляющая“ сила, способная восстановить или продлить состояние транса каждого отдельного человека, поддержать его пассивность»), но что-то прямо противоположное — идею самостоятельности, самодостаточности и независимости любого советского гражданина. Процесс освобождения экстрасенсов от сетей технонауки аккомпанировал более общему процессу освобождения советских людей от государства, а парапсихология окончательно становилась способом бытования криптобуржуазного дискурса о безусловной ценности человеческого здоровья, комфорта и счастья. К концу восьмидесятых «великие нарративы» вытеснены историями болезней и историями оздоровлений, на местах грандиозных проектов обнаруживаются линии частных жизней, а отдельный человек кажется интереснее космоса, телепатии, науки и самого коммунизма. «Человек — это Вселенная», — говорили древние, но лишь сверхчувствительные инструменты современной науки позволили воочию убедиться в справедливости этого образного сравнения и приступить к изучению «ближнего космоса» — человека. И поразиться: «Какие бездны открываются перед взором исследователя, лишь подступившего к краю этой Вселенной!» — пишет Юрий Гуляев. Таким образом, после четырех десятилетий блужданий между Марсом и Тау Кита, тунгусской тайгой и памирскими горами, местами посадки НЛО и сбора мумиё дискурс о «невероятном» признает, что максимально «невероятным» феноменом является простой позднесоветский криптобуржуа.
Этот криптобуржуа сам себе и аптека, и космос, и заначка на черный день. Надежно укутанный в свое биополе, располагающий «внутренними резервами» (будь то запасы консервов, удачные знакомства, полезные связи, мелкий повседневный блат, свободное время на работе, полулегальный доступ к дефицитным благам и проч.), здоровый, циничный и самонадеянный, он, кажется, внутренне абсолютно готов отказаться от давно надоевших ему коллективизма и социализма, чтобы уйти в собственное автономное плавание.