Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Алисон Леандру Маскару. Государство и политическая форма. М.: Горизонталь, 2022. Перевод с португальского В. Федюшина. Содержание
Здравый смысл современности ассоциирует капитализм с демократией, как если бы это были взаимосвязанные феномены. Однако с точки зрения истории независимость этих понятий очевидна. Если рассматривать формы демократии широко, она существовала, к примеру, среди афинских греков при рабовладельческом способе производства. В то же время капитализм никогда не был обязательно и неизбежно демократическим. Капиталистические общества приняли демократическую политическую организацию лишь совсем недавно и, более того, не повсеместно. Вплоть до XIX в. установление капиталистических экономических отношений не вело к полностью демократическому устройству государства. Еще в XX в. в обширных областях земного шара существовал капитализм без демократии, как в случае латиноамериканских диктатур. В настоящее время экономический кризис приводит к преобладанию интересов крупных спекулянтов над волей народа, что ведет к деградации уже установившейся демократической среды. Опыт так называемой демократии в общих рамках капиталистических обществ становится скорее исключением, чем правилом. В то же время можно полагать, что динамика агентов, атомизированных в рыночном обмене, по мере взаимного связывания бесчисленного множества антагонизмов благоволит демократической политической организации. При докапиталистических способах производства, например феодализме или рабовладении, совпадение экономики и политики не способствовало созданию структурного пространства для свободных решений индивидов. Именно в силу того, что капитализм провоцирует субъективацию экономических агентов, он учреждает государственную политическую динамику, которая не сводится автоматически к господству эксплуататора, а конкретно — буржуа. Именно в этом смысле, по структурным причинам экономического воспроизводства, капитализм расширяет пространство дискуссии в политической сфере — ведь он строится на основе пространства, агенты которого не обязательно являются агентами экономической сферы. При капитализме даже диктатор не похож на фигуру «тотального буржуа». Даже если он присвоит высшую политическую власть, ему придется опираться на поддержку буржуазных и эксплуататорских классов, неизбежно создавая в своих политических решениях пространство смешения или взаимозависимости. При капитализме наличие множества индивидуальных конкурирующих агентов мешает достичь высокого уровня соединения и концентрации политических полномочий. Таким образом, можно утверждать, что если капитализм создает в государстве пространство действия, отделенное от атомизированных, юридически свободных и равных агентов, то самыми типичным способом принятия решений для него будет рассредоточенный способ, именуемый демократией.
При капитализме демократическая политическая форма встроена в форму юридическую: здесь задаются ее контуры, пространство и пределы. Экономические агенты становятся субъектами права и, в результате расширения этой субъективности на план политики, — гражданами. Такая квалификация политических прав приводит к тому, что доступ к государству устанавливается юридически в виде прав, обязанностей, гарантий, полномочий и повинностей. Речь идет об инвестировании в политическую жизнь согласно соответствующему правовому статусу. Его основным локусом является право, развернутое в плане выборов, конституции и защиты минимальной субъективности, достаточной для воспроизводства капитала. Будучи гражданами, субъекты права становятся способны голосовать и избираться. В юридической связи, необходимой капиталу, свобода заключения сделок, формальное равенство и частная собственность образуют опору политического действия. В современных обществах принято называть демократией государственную политическую форму, в центре которой находятся выборы, а также конституция и гарантирование правовой субъектности. В этой структуре, которая поддерживает условия воспроизводства капитала, и дается определение демократического в политическом поле.
В отличие от докапиталистических способов производства, для агентов капитализма политика распылена. Политическое пространство, опосредующее взаимоотношения эксплуататорских и эксплуатируемых классов, требует непрямых и опосредованных путей принятия решений, в то время как в докапиталистических обществах решения принимаются непосредственно и в концентрированном виде. В капиталистическом обществе социальный антагонизм порождается товарным обращением, которое конституирует всех индивидов как субъектов права, имеющих свободно обмениваемые субъектные права. Та же модель, что устанавливает правовую субъектность, устанавливает также электоральную демократию. Свободное распоряжение своей волей в политическом плане выстраивается способом, схожим с автономией воли субъекта права. Демократическая политическая форма, производная от формы-товара, устанавливает связь между субъектом права и гражданином.
Но, так как правовая субъектность скрывает эксплуатацию рабочего капиталистом, нельзя полагать также, что индивидуализированные агенты действуют в политической динамике капитализма с одинаковой интенсивностью или с одинаковыми формальными или реальными качествами. Классовые различия приводят к различию видов и масштабов их политической деятельности. Хотя доступ классов к государству и открытость его им часто основываются на демократических механизмах, они различны.
Даже в ситуации полной электоральной демократии буржуазные классы присваивают гораздо больше государственных ресурсов, чем эксплуатируемые. Пространства и механизмы принятия политических решений при капитализме тоже достаточно разнообразны. При прямой ассоциации демократии с простой институционализацией избирательных систем из вида теряются количественная открытость и даже качество таких систем. Выбор политических представителей связан с определенным уровнем политического действия и автономии от экономических, военных, религиозных, культурных и международных властей. Политические лозунги инструментализируются как желательные или нет в экономическом, политическом, культурном и религиозном планах. Давление классов и наций прямо влияет на выборы. Система СМИ напрямую конструирует волеизъявление и доступ к информации. Кроме того, важнее не то, за сколько должностей и постов идет борьба на выборах, ни даже качество и свобода этой борьбы, а то, что из нее исключается и что может выявить хрупкую и изменчивую связь между капитализмом и демократией.
Следовательно, надо вскрыть структурную и функциональную специфику демократии при капитализме. Она покоится на довольно стабильных политических и юридических основаниях вроде бескомпромиссной защиты частной собственности, а также на репрессивных социальных основаниях вроде патриархата, расизма или ксенофобии. В этом смысле речь не заходит о решениях насчет перехода к новому способу производства, не проводятся голосования об изменении принципа частной собственности или ее обобществлении; юридически не допускается изменение структурных правил экономической системы. Демократическая структура, покоящаяся также на особом социально-культурном смешении, c большим трудом может мирно принять поддержку передовых нравов, к примеру, в сексуальном плане. Отсюда такое упорство религиозных групп в демократических странах Европы, Латинской Америки и США в их отказе признавать субъективные права женщин или гомосексуалов — признавать их возможность делать выбор. Более того, зачастую идеология не допускает распространения социальных завоеваний демократии на иностранцев (или, по крайней мере, меняет в этом случае их масштабы).
В конструкции модерной демократии фундаментальную роль играет правовое поле. Как и другие государственные институты, право необходимо для обеспечения динамики капиталистических производственных отношений. Роль его как элемента, ограничивающего возможности демократии, важнее роли свободного политического действия. Вместо того, чтобы предельно расширять демократическую политическую дискуссию, право ограничивает и упорядочивает ее пространство и механизмы. Гарантии основных прав субъекта и утвердившихся ранее обычаев и процедур позволяют заключать свободное обсуждение в изначально ограниченное и формализованное тематическое пространство. Очевидным достоинством современной демократии является неограниченная свобода обсуждения различных вопросов. В действительности, она достигается благодаря механизмам подсчета воли большинства. Однако политическое действие, ограниченное правом, становится широким, свободным и добровольным в том самом пространстве, что было сконструировано государством. Политическая форма капитализма устанавливает пределы самой свободы демократической воли.
Демократия, основанная на праве и формах капиталистического общества, представляет собой пространство, открытое свободному обсуждению, но одновременно закрытое для борьбы против этих самых форм. Таким образом, демократия блокирует борьбу трудящихся посредством форм, отличных от тех, что даны в конкретных юридических и политических терминах. Тем самым исключается возможность борьбы, выбивающейся из-под контроля и выходящей из очертаний мира государства и его юридических привязок. Революционное действие воспрещается.
По этой причине капитализм демократичен лишь в ограниченном пространстве свободы принятия решений. В точности как зеркальное отражение юридической свободы, свобода политическая может стремиться даже к тому, чтобы давать максимальную возможность выбора, но в пределах, не затрагивающих структуры социального воспроизводства. Свобода становится лишь полным правом принимать индивидуальные решения, но не полным правом выбора общей совокупности социальных условий. Демократические механизмы капиталистических обществ непременно гарантируют капитализм. Решения, рискованные для воспроизводства самой системы, блокируются другими силами, поддерживающими связность капиталистического общества. Потому риск демократического выбора, когда он направлен на изменение политико-экономического устройства, неумолимо сталкивается с блокированием самой этой демократической формы.
Демократическая политическая форма функционирует в условиях, в которых социальное воспроизводство не ставится под вопрос. Капитализм, установив структурные пределы пространству политической дискуссии, обязательно приходит к недемократическим политическим формам, сталкиваясь с нарушением этих пределов. Фашизм, нацизм и военные диктатуры по всему миру — не случайные, но систематические проявления этого механизма пресечения политических решений, затрагивающих крайние точки структурирования капиталистического общества.
Поэтому не следует думать, будто демократическая политическая модель есть правило, а диктатура или фашизм — исключение. Капитализм обязательно структурируется в этих полярностях, включая в себя исключение как правило. Опыта преодоления капиталистической эксплуатации средствами выборной демократии не существует. Каждый раз, когда становится возможно преодоление капиталистического общества, его блокируют антидемократические политические механизмы. Социальные формы, необходимые для воспроизводства капитализма, структурно перевешивают возможные противоречащие ему демократические политические формы. Если демократия является типичной политической формой капитализма, то в той же степени и тем же образом таковыми (в случае сбоя какого-то из его механизмов) являются и диктатура с фашизмом.
Историческая борьба за расширение пространства демократии ведется не буржуазией, а рабочими и социальными меньшинствами. Представляется, что формальные условия этой борьбы повторяют те самые структуры, которые обеспечивают общее воспроизводство социальной эксплуатации. Государственная политическая форма и правовая форма, дающие скелет современной демократии, поддерживают общественный строй, основанный на отделении трудящихся от средств производства и концентрации последних в руках буржуазии. Государство и право, расширенные в результате борьбы рабочих, работают на поддержание тех же социальных структур. Хотя верно, что демократия возникла в большей степени благодаря борьбе эксплуатируемых, чем в результате логических умозаключений или уступок со стороны эксплуататоров, верно и то, что она укрепляет социальные формы, порождающие эту самую эксплуатацию.
Как правило, на протяжении истории для того, чтобы удовлетворить динамику всего многообразия буржуазных экономических агентов, достаточно было минимального пространства демократии. В этом смысле начало демократии при капитализме во многом напоминало некоторые докапиталистические ее формы — например, в древней Греции, где процесс коллективного обсуждения находился в руках господ. На самом деле он всего лишь процедурно оформлял договоренности об обеспечении коллективного взаимопонимания избранной группы рабовладельческого общества. При капитализме возникновение демократии также исторически началось с этого минимального взаимопонимания, только среди капиталистов. Первые проявления демократии, в которых еще не участвовал народ и на которые не влияли трудящиеся, подразумевали свободу дискуссий среди буржуа, отобранных согласно имущественному цензу. Только внутренние перемены в капиталистическом обществе — повсеместное распространение наемного рабочего класса, давление со стороны рабочих и других социальных групп и т. д. — позволили цензовой демократии эволюционировать до широкой демократии, основанной на всеобщей правовой субъектности. Расширение правовой формы и отношение к гражданам как к индивидам, а не как к представителям определенных классов, мешают ограничивать принятие электоральных решений одними только обладателями капитала.
Хотя сегодня демократия опирается на всеобщее избирательное право как на свое обязательное юридическое основание, при капитализме в тех пространствах, которые исторически выходят за пределы непосредственного контроля буржуазии, она всегда динамична и неустойчива. Следовательно, возможность инволюции демократии является естественной константой политических систем, основанных на капиталистических социальных формах. Если бы не структурная сложность, создаваемая механизмами универсализации правовой формы, минимально необходимая демократия представляла бы собой простое соглашение между капиталистами, необходимое в силу их множественности. Демократия ассоциируется с капитализмом, в частности, потому, что существует пространство, которое нельзя объединить или централизовать под политической властью одного или немногих: капиталистов много. Демократия, желательная для буржуазных классов, — это средство, достаточное лишь для того, чтобы политически усилить капиталистов в их множественности. Все последующие политические конструкции, расширяющие демократию, — пусть они и необходимы в силу универсализации правовых форм и обеспечивают более высокую функциональность самого буржуазного общества путем включения эксплуатируемых масс в ту же модель политического действия — для буржуазных классов, однако, нежелательны. По этой причине кризисы капитализма провоцируют борьбу капитала против демократии.
Учитывая противоречия режима экономической эксплуатации, который в политике принимает форму третьей стороны, универсализирующей права индивидов, а также имея в виду антагонизм, который мешает, в том числе и внутри буржуазных классов, достижению общего понимания того, что лучше для воспроизводства капиталистической эксплуатации, в определенных ситуациях сохранение демократической политической формы может оказаться для динамики капитала невозможным. В экстремальных ситуациях минимум демократии обменивается на структурную политическую защиту большинства капиталистов, пусть даже и не допускающую никаких дискуссий. Феномен бонапартизма, изученный Марксом в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта», показывает, сколь непригодным для поддержания общего экономического воспроизводства и условий, позволяющих эксплуатировать рабочие классы, может оказаться социальное устройство, основанное на дискуссиях множества эксплуататоров. Роль диктатора в таких ситуациях может заключаться в политическом удовлетворении интересов большинства представителей буржуазных классов, пусть даже и вопреки их политической воле как избирателей, в то время как демократическое исполнение этих воль ослабляет структуру ввиду противоречий, вытекающих из множественности агентов.
В историческом контексте нельзя ни увидеть, что нынешние очертания демократии всегда являлись базой политики капиталистического общества, ни сказать, что такая модель будет сохраняться при любых обстоятельствах, даже если придет в столкновение с условиями воспроизводства самой системы эксплуатации. Политическое устройство государств определяется конкретными обстоятельствами существования власти буржуазии и ее способностью поддерживать и воспроизводить эксплуатацию. Верно, что в этом процессе нет никакого всеведущего политического субъекта, это правда; но, что важнее, речь идет о процессе канализирования сил и интересов. Очевидно, что классовая борьба как поддерживает, так и изменяет формы политического устройства. И кроме того, динамика классовой борьбы касается как отношений внутри области политического, так и условий, связанных с положением буржуазных классов, вне этой области.
Экономики, которые на международном уровне выступали как колониальные, империалистические или эксплуатирующие другие общества, сумели получить с них прибыль, достаточную для расширения своих политических форм и демократического участия. С другой стороны, колониальные, зависимые или подвергаемые внешней эксплуатации экономики закладывали основы политической свободы для своих эксплуатируемых групп и классов с большим трудом. Исторические различия в консолидации этих позиций в каждом отдельном государстве задали различие культурных рамок демократии и политического участия. Разница в уровне господства буржуазии в Англии и Франции, с одной стороны, и в Германии и Италии, с другой, показывает, как разное историческое наследие по-разному влияет на политические формы стран. На американском континенте то же относится к США и странам Центральной и Южной Америки. Динамика политических форм, неизбежно связанная с социальными формами и структурами капиталистической экономики, создает в их насаждении, консолидации и реализации различные уровни.
Многообразие политических образований среди государств говорит об отсутствии единой модели, соединяющей капитализм и демократию. Обязательная привязка политической дискуссии к социальным структурам и формам — которые для всякой дискуссии закрыты — показывает, что демократическая форма с точки зрения обеспечения функционирования и ограничения политики эквивалентна правовым формам. Более того, разрыв с демократией, неизбежный, когда эти механизмы общего воспроизводства эксплуатации могут быть поколеблены посредством свободного волеизъявления избирателей, показывает, что демократия представляет собой форму, типичную для капитализма, наряду с диктатурой и фашизмом.
В капиталистическом обществе демократия открывает пространство свободного принятия решений, базирующееся на отсутствии подобных условий в экономике. Неизбежной чертой политической демократии является ее отдаление от уровня экономических и социальных отношений. Капитализм концентрирует средства производства, отделяя их от трудящихся, что приводит к эксплуатации и препятствует самостоятельному принятию решений насчет улучшения производственных отношений. Только при этом разделении, которое охраняет основу эксплуататорского общества, возможна демократизация на уровне политики.