Отель «У погибшего журналиста»

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Давид Хименес. Дурман Востока: по следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией. М.: Альпина нон-фикшн, 2025. Перевод с испанского Михаила Емельянова. Содержание

В бейрутском отеле Commodore жил попугай, умевший имитировать звук падающего снаряда. В середине восьмидесятых, в худшие дни ливанской гражданской войны, птица выполняла функцию сирены, предупреждая гостей о тревоге: пора срочно опрокинуть свой мартини — залпом, выскочить из бассейна и бежать в подвал.

В отеле Europa в Белфасте попугая не было, но примерно ту же роль выполнял там Харпер Браун, местная знаменитость, директор, занимавший эту должность с 1971 по 1984 год; именно он предупреждал постояльцев об опасности. За это время Europa пережила тридцать три теракта. Захлестнувшая Ольстер волна насилия принесла отелю репутацию «самого взрывоопасного в мире». Брауну на собственном опыте довелось узнать, каково это — управлять гостиницей в разгар боевых действий: здание требует постоянного ремонта, а доходов, чтобы покрыть этот ремонт, нет. Но зато нет и отбоя от корреспондентов, не скупящихся при заказе спиртного в баре.

В Сараеве главным отелем войны был Holiday Inn. В девяностые, во времена балканского конфликта, из него открывался шикарный вид на Аллею снайперов. Достаточно было высунуться в окно, чтобы увидеть, как люди с риском для жизни идут по ней за хлебом. Бах, бах! И на асфальте распласталась новая жертва: очередное наглядное доказательство нарушения правил, при помощи которых человечество — без особого, впрочем, успеха — пытается обуздать темную сторону своей природы. Нисхождение в ад начинается, когда мы забываем, что мы такое на самом деле и во что можем превратиться. Журналистика, со всеми ее недостатками, всегда казалась мне именно способом не забывать. Человеку нужно постоянно напоминать о зверствах прошлого, чтобы эти зверства не повторились в будущем. Старики знают об этом. Александра Давид-Неэль рассказывала, что отец водил ее к могилам, куда в 1871 году скидывали трупы расстрелянных у Стены коммунаров. «Он хотел, чтобы я не забывала о человеческой жестокости», — писала она.

Сложно сказать, в какой именно момент обычный отель получает легендарный титул «военного». Сколько постояльцев должно проснуться от разрывов бомб? Сколько журналистов должны в красках описать свои подвиги за его барной стойкой? Сколько анекдотов о случившемся там должно пережить свою эпоху? Главная особенность военного отеля состоит в том, что его клиентура приезжает тогда, когда уезжают все остальные. Я говорю не только о журналистах. В эту категорию также входят дипломаты, прикладывающие усилия для очередного бессмысленного прекращения огня, и наемники, пытающиеся нажиться на чужом несчастье. Правда, в наши дни последние стараются прикрываться разными политкорректными именами: консультанты по безопасности, советники по разрешению кризисных ситуаций. Не сегодня завтра их начнут называть менеджерами по вопросам мира. Есть и еще одна весьма странная категория из недавно появившихся — любители экстремального туризма, приезжающие в страну на следующий день после землетрясения или в момент, когда улицы городов пылают огнем революции. Раньше они ходили с фотоаппаратом на шее или портативной видеокамерой, сегодня их экипировка стала еще проще: мобильник в руках, рюкзак, набитый кремом от загара, да фляжка с кока-колой. Они прилетают, чтобы развеять офисную скуку, забыть о неудачном браке и тому подобное. Им нужен адреналин… Можно подумать, что в обычной жизни приключений недостаточно. Я встречал таких туристов в афганском Панджшере, в нескольких километрах от места, где американская авиация утюжила бомбами каждый сантиметр. Видел, как после страшных цунами на побережье Индийского и Тихого океанов они делают селфи на руинах. Сталкивался с ними во время восстаний в Мьянме и на Филиппинах, где они радовались, что стали участниками важных событий.

— А ты из какого СМИ?

— СМИ? Не, я тут на отдыхе. Вот ребята обалдеют, когда я им фотки покажу!

И все же военный отель — это прежде всего военные журналисты, а не дипломаты, наемники и туристы. Отель Florida, где резвились Геллхорн и Хемингуэй, пока армия Франко осаждала Мадрид, вошел в историю как военный отель. Джон Дос Пассос посвятил ему один из своих рассказов: «Комната с ванной в отеле „Florida“» (Room and Bath at the Hotel Florida). В нем он описывает, как в разгар бомбардировок журналисты выбегали из номеров чуть ли не в одних трусах — и в обнимку с очередной пассией, после бурной ночи. «Выставка взъерошенных шевелюр и очков» — так Дос Пассос описывал лобби Florida. Сегодня мало кто помнит об этом мадридском пристанище: он нарушил основное правило военного отеля — выживать любой ценой. Хуже того, его не разбомбили — это было бы достойной кончиной, — а банальным образом снесли, в рамках плановой городской реконструкции. Продали, сломали и построили на его месте универмаг.

Никто точно не знает, почему журналисты отдают предпочтение какому-то конкретному отелю, превращая его в «тот самый отель». Отель, куда они приезжают, не обращая внимания на отвратительную кормежку — чуть лучше, чем в тюрьме, — и на заоблачные цены за номер, которые выставляют хозяева, чтобы компенсировать убытки от разбежавшихся клиентов. Иногда такой отель — просто единственная альтернатива, одно из немногих уцелевших зданий. Иногда он становится излюбленным местом журналистов за счет своей близости к месту действия. Иногда его выбирают благодаря шрамам, создающим вокруг него ауру неуязвимости: раз уж он однажды устоял в момент, когда все вокруг рушилось, значит, Бог к нему милостив. Человеку всегда спокойнее останавливаться в местах, выдержавших испытание боевыми действиями. Что же до моих отношений с военными отелями, то они складывались весьма необычно: я всю жизнь пытался их избегать. Если все журналисты селились в каком-то одном отеле, я искал себе другой. Атмосфера в них напоминала мне школьную: забитая малышней столовая, перешептывания в коридорах и шустрилы, скатывающие у товарищей домашнее задание.

— Эй, ты о чем сегодня планировал писать? — хором спрашивают они у товарища.

И в результате вся международная пресса пишет об одном и том же. Впрочем, в моей практике были и исключения, когда я все-таки прибивался к журналистскому стаду. Происходило это, когда журналистские отели оставались единственными, где нормально работал интернет, или представлялись наиболее безопасным местом, хотя последнее зачастую оказывалось неверным.

После нью-йоркских терактов 2001 года репортер, традиционно воспринимавшийся участниками любого конфликта как фигура нейтральная, постепенно начал превращаться в непосредственную мишень. Вскоре после указанных событий, в феврале 2002 года, пенджабская террористическая группировка «Лашкар-е-Джангви» похитила, подвергла пыткам и казнила спецкора The Wall Street Journal в Пакистане Дэниела Перла. С этого момента убийства и похищения журналистов стали нормой. Во время войн в Ираке и Сирии исламистские группировки предпочитали боям с врагами охоту на журналистов. Дело осложнялось еще и тем, что шансы уцелеть в плену были неравны: если такие страны, как Испания, платили выкуп за журналистов, то США и Великобритания отказывались это делать. Соответственно, либо деньги вносила семья, либо заложника убивали. О многих из тех, кто пропал в Сирии, никто и никогда больше ничего не слышал.

Маленькие отели, расположенные вдалеке от финансовых и туристических центров, дарят иллюзию незаметности, однако это именно иллюзия. Нередко вы оказываетесь единственным иностранцем, чей приезд тут же привлекает всеобщее внимание, и любой может сообщить кому угодно, что в пансионе Filton остановился ходячий банкомат. В странах вроде Пакистана и Афганистана я старался останавливаться в больших отелях, где селилась большая часть журналистов. Но и это оказалось плохой идеей. В какой-то момент я даже подумал, что существует заговор с целью взорвать все отели, где мне вздумается остановиться. Sheraton в Карачи и кабульский Intercontinental, служащий которого вдохновил меня на посвященный конфликту роман «Коридорный из Кабула» (El botones de Kabul), стали объектами терактов через несколько дней после моего отъезда. Погибли десятки людей. Отель Serena в Кабуле, где я познакомился с очаровательными филиппинцами из обслуживающего персонала, тоже превратился в место страшной бойни. В 2008 году, вскоре после того, как я выселился из гостиницы Marriott в Исламабаде, ко входу отеля подъехал смертник на машине со взрывчаткой и подорвал ее. Незадолго до теракта в Marriott состоялась презентация нового спа-центра, тренажерного зала и системы безопасности: бетонной баррикады перед фасадом гостиницы, вооруженной охраны на воротах и входе и огромного аэропортового металлоискателя, с трудом уместившегося в лобби отеля. Но все оказалось тщетно. В результате теракта погибло шестьдесят человек, включая многих служащих, с которыми за долгие годы я успел завести знакомства. Отель снова открылся через несколько месяцев, обзаведясь взрывостойкой стеной в три с половиной метра в высоту и столько же в ширину. «Неприступная крепость», как выразился владелец здания, пакистанский миллионер Садруддин Хашвани. И вплоть до момента, когда я пишу эти строки, его слова никто не смог опровергнуть. Так-то оно так, только вот теперь вы чувствуете себя не в отеле, а в бункере. Чтобы прослыть настоящей легендой, военный отель должен быть оазисом посреди хаоса. Вы добрались до лобби, и все, что происходит снаружи, осталось позади. Пуристы скажут, что так репортеры отрываются от реальности, но я не считаю необходимым тащить с собой реальность еще и в номер. Проблемы начинаются, когда вы вообще не видите реальности, потому что не выходите из номера, как некоторые мои коллеги, чьи имена мне не хотелось бы вспоминать.

* * *

Среди всех заведений, заслуженно вошедших в священную категорию военных отелей, ни одно, пожалуй, не может сравниться с легендарным сайгонским Continental, располагавшимся в городе, не понаслышке знающем, что такое осада. Даже в худшие дни индокитайских войн достаточно было пройти через вращающуюся дверь старого колониального здания на проспекте Донг Кхой, и — о чудо! — артиллерийскую канонаду, ветер, швыряющий пыль в лицо, пустые разговоры и дутые рапорты, которыми армейские писаки, словно бомбами, забрасывали правду о положении дел на фронте, сменяла собой живая фортепианная музыка. В антивоенном романе Грэма Грина (1904–1991) «Тихий американец» (The Quiet American), действие которого разворачивается во Вьетнаме, французы поручают молодому офицеру информировать журналистов о больших потерях противника при минимальных собственных. «Неужели полковник всерьез утверждает, что успел подсчитать потери неприятеля, но не свои?»

Отель Continental был построен в 1880 году и пережил французскую колониальную эпоху, Первую Индокитайскую войну, раскол страны на коммунистический север и капиталистический юг, Вьетнамскую войну и падение Сайгона в 1975 году. При этом двери Continental всегда были открыты для тех, кто мог позволить себе заплатить за номер. Имя этого знаменитого отеля зазвучало еще громче, после того как Грин превратил его в место действия «Тихого американца». Сегодня самым востребованным номером Continental считается 214-й, в котором, по слухам, автор заканчивал свою книгу. Есть даже соответствующая памятная табличка, хотя никаких документальных свидетельств этого факта не сохранилось.

Вообще, Continental был первым отелем Сайгона. В нем останавливались индийский поэт Рабиндранат Тагор и Андре Мальро, который, с учетом его клептоманских похождений в Ангкоре, наверняка относился к той категории постояльцев, которые, уезжая из гостиницы, прихватывают с собой халат. В дни Грина отелем управлял корсиканский мафиози Матье Франсини. В залах Continental во время войны танцевали сначала французские, а потом и американские генералы. Любопытно, не думали ли они уже тогда, что их могущественные армии будут разбиты и что нужно пользоваться моментом? Дипломаты видели в этом отеле площадку для своих интриг, а журналисты — место, где можно как следует напиться, разделавшись с очередным репортажем. Иногда, впрочем, это делалось в обратном порядке. Continental мог похвастаться очень удачным расположением: буквально в двух шагах от самых знаковых достопримечательностей города и основных целей повстанцев. Бар на террасе, где собирались шпионы, дипломаты и военные, неофициально называли «Щит», потому что оттуда журналисты могли наблюдать за всем, что происходило на улице, не рискуя угодить под очередную бомбу. Хотя журналисты любят жаловаться на свою судьбу и работа их действительно небезопасна, у военкоров всегда было одно преимущество перед военными и гражданскими: если дело принимало дурной оборот, они могли выбирать место, откуда наблюдать за военными действиями, и момент, когда пора сматывать удочки.