Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Леонтий Ланник. Непосильная гегемония: Германская империя на фронтах Гражданской войны в России. СПб.: Евразия, 2023. Содержание
Не дожидаясь торжества прогерманской партии Краснова и его избрания атаманом ряд донских деятелей решили прояснить отношения с гетманом, а через него занять более уверенную позицию в неизбежных контактах с германской стороной, выведя их из плоскости договоренностей с местным командованием не выше корпусного уровня. 18 мая стало известно о прибытии в Киев миссии во главе с Сидориным (а также полковника А. Ф. Гущина и двух штатских), которая быстро провела серию встреч. У Скоропадского не было и не могло быть определенной позиции насчет отношений с Доном, а вот осложнения в предстоящих советско-украинских переговорах могли последовать немедленно.
Был озвучен вопрос о «границах», наметилась широкая полоса спорных между Украиной и Доном территорий, которые к этому моменту были заняты почти исключительно германскими войсками. Пока в Берлине пытались получить достоверные сведения об обстановке на Дону и границах продвижения на юго-восток германских войск, Мумм провел 22 мая разговор с Сидориным. Донской эмиссар произвел не лучшее впечатление, особенно тем, что был далек от прогерманской ориентации и не желал занимать позицию сателлита Кайзеррейха. Сидорин сразу же жестко поставил вопрос об уважении прав Дона в будущем разграничении между Москвой и Киевом и намекнул на необходимость вывода германских войск со всей казачьей территории.
Но еще до реакции из Берлина и Спа обстановка изменилась. После некоторой паузы, вызванной ожиданием политического оформления гетманского режима, стало очевидно, что советско-украинские переговоры все же состоятся, причем под контролем Мумма и штаба группы армий Эйхгорна. Когда на Дону оформилось атаманство Краснова, в Киеве уже стартовали заседания комиссии по перемирию с Советской Россией (с участием 1-го офицера Генштаба в штабе Эйхгорна майора В. Яроша, П. Сытина и полковника украинской армии Е. Мешковского). Поставленные Сидориным (быстро уехавшим из Киева) вопросы требовали компромисса между оккупантами и оккупированными.
Осознавая жесткое различие во внешнеполитических взглядах с первым представителем Дона на Украине, Краснов немедленно отправил в Киев новую миссию, во главе с генералом М. А. Свечиным (кроме того был ротмистр Кулгарев, а затем генерал Черячукин, Карелин и др.), которая прибыла к 28 мая, чтобы заверить Мумма и Грёнера в совершенной лояльности Дона и заручиться поддержкой Германии в дальнейшей борьбе за отвоевание у большевиков территорий Всевеликого Войска (и ряда окрестных земель). Новая донская делегация была принята гетманскими властями куда более благосклонно: Скоропадский постепенно осваивался со своим положением и видел в контактах с Доном амбициозные перспективы. Казачьи делегаты тоже не стеснялись в требованиях, начав с обозначения желательных границ не только украинским, но и германским представителям. Признание нового соседа гетман планировал сторговать подороже, но даже сдержанные переговоры быстро приводили к конкретным результатам, ведь были взаимовыгодны и опирались на массу личных связей.
Статус Дона к концу мая существенно повысился, из почти разгромленных казачьих отрядов образовалась вдруг региональная военная держава, ведущая успешное наступление на север и восток. Свечин 28 мая встретился с Муммом, передав ему письмо для кайзера и официальную просьбу о признании независимости Дона, обращенную ко всем державам. Германский посол в Киеве параллельно готовился к встрече с главой советской делегации Х. Г. Раковским и еще питал надежды на возможное перемирие между Москвой и Новочеркасском. В это же время в ОХЛ уже получили сведения из Новочеркасска и рассматривали донские территориальные претензии, готовясь продиктовать границы нового сателлита и заставить смириться с ними и Советы, и Украину.
В последние дни мая — начале июня в Киеве прошли встречи с различными германскими военными и дипломатами герцога Н. Н. Лейхтенбергского, Кулгарева, прибывших с Дона кадетов. Все они дезавуировали заявления Сидорина, просили о покровительстве Германии и Дону, и (на его основе) Юго-Восточному союзу, а также о дальнейшем продвижении германских войск на большевистский фронт. Некоторые даже соглашались признать Брест как основу для будущего урегулирования отношений с Германией. В искренности их заявлений дипломаты сомневались, пытаясь найти доказательства проантантовской ориентации и тех, кто заверял в обратном. Зато и Грёнер, и Людендорф придавали донскому проекту серьезное значение. Им импонировал прагматичный и военный тон пожеланий Краснова, понятный и выгодный стремлением не к деньгам и обещаниям защиты германскими силами, а к поставкам оружия.
Вопреки предупреждениям Кюльмана, уже вечером 7 июня приняли решение о налаживании постоянных контактов штабов Эйхгорна и Кнёрцера с Новочеркасском и отправке к Краснову офицера для связи. Глава АА вынужден был просить хотя бы не делать эту миссию демонстративной, ведь в эти же дни он вел напряженные дискуссии с Иоффе и Чичериным об условиях окончательного перемирия на демаркационной линии. Лишь по ходу этих торгов германская сторона убедилась в том, что провозглашенная 23 марта 1918 г. Донская советская республика может более не учитываться как участник событий, хотя Москва еще некоторое время (до конца сентября) продолжала поддерживать эту политическую фикцию.
Несмотря на прокламацию Краснова от 4 июня (с просьбой об официальном статусе «демократической республики» Дона и указанием на его территориальные претензии) и упорные усилия в Берлине и Спа его эмиссара герцога Н. Лейхтенбергского, признания Дона Германией вплоть до конца августа 1918 г. так и не последовало. Постоянные предупреждения от Мирбаха и других проводников Ostpolitik, что без германской поддержки Краснова могут переманить на сторону Антанты, лишь усиливало общее недоверие в АА и осложняло раскол в германской политике относительно Дона. Не помог и неожиданный для ОХЛ и АА успех миссии Тундутова к кайзеру. Прибывший с генералом О. фон Лоссовым из Батума калмыцкий атаман добился того, что в Ставке поверили в перспективы огромного Юго-Восточного и «не-славянского» союза, получив щедрые обещания и создав иллюзии, развеять которые и Кюльману, и Грёнеру, и германским эмиссарам в Севастополе и Новочеркасске удалось далеко не сразу.
10 июня резко ускорившееся вовлечение Германии в конфликт между Доном и Советской Россией было прервано обострением боевых действий под Таганрогом, а затем на ряде участков фронта от Валуек до Тамани и Новороссийска. Истинная расстановка сил и симпатий для германского командования (да и для многих советских органов) была неясна, так что следующий этап германо-донских отношений смог начаться позднее, когда ряд сомнений удалось развеять.
При всей симпатии к возможным антибольшевистским союзникам на местах обстановку оценивали значительно сдержаннее. До получения указаний из ОХЛ и Киева с донскими делегатами официально иметь дело отказывался даже штаб корпуса Кнёрцера в Таганроге. В начале июня оттуда было разослано предупреждение, что конфликт с казаками возможен, о чем на местах — после споров из-за трофеев и контроля над станциями железной дороги — и так прекрасно знали. Однако после ряда распоряжений из Киева и письменного обязательства атамана о неприменении оружия против германских войск от 7 июня дошло до выделения Краснову первой партии оружия, захваченного 5-6 мая у большевиков в Лихой, где по некоторым данным было взято 24 орудия и масса военного имущества в 200 эшелонах из около 1500 вагонов.
В. Грёнер, наладив взаимодействие с Муммом и внимательно следивший за равновесием сил в зоне ответственности группы армий Эйхгорна, наращивать помощь Дону и выводить контакты на новый уровень не торопился. В начале августа под воздействием возмущения от продолжения взаимодействия с большевиками и несмотря на убийство Эйхгорна он лишь несколько поменял позицию. Впоследствии позиции Краснова осложнила публикация его второго письма кайзеру, получившего нежелательную огласку. Ответственность за появление в газете «Приазовский край» за 1 сентября обращения «атамана Зимовой станицы» к Его Величеству кайзеру нес глава донского внешнеполитического ведомства А. П. Богаевский, прекрасно осознававший эффект от этой акции. Даже производство в генерал-лейтенанты не укрепило его лояльность прогерманскому курсу.
Параллельно шло оформление оккупационного режима. К 15–19 мая войска 91-й пехотной дивизии были перераспределены в Донбассе, разделенном теперь (без учета лишь угадываемой границы между восставшим Доном и только провозглашенной Украинской державой) на три округа: «казачий» (в основном на землях Области Войска Донского) со столицей в Каменской, Луганский и Горнопромышленный (с центром в Попасной). Зафиксировав свое присутствие на одной четвертой территории Войска Донского, германские войска «уточнили» и смежные участки фронта. После серии перестрелок к северу от Старобельска 13–15 мая началось прощупывание территории на воронежском направлении. После очередных «просьб о помощи» 21–24 мая войска 224-й пд, оккупировавшей Донбасс, (силами 61-го и 133-го лпп и приданных подкреплений разных родов войск) с боями установили контроль и над железнодорожным узлом Валуйки. Хотя в качестве обоснования заявлялось, что этот район является украинской территорией, а также источником деятельности различных банд, цели операции достигали по меньшей мере регионального значения.
Оккупанты сорвали концентрацию РККА на складывающемся Южном фронте и обеспечили будущую линию соприкосновения с донскими казаками, только что поднявшими мощное антибольшевистское восстание. Ленин немедленно озаботился критической ситуацией. Протесты НКИД, очередной раз указавшего на нарушение даже приблизительно намеченных в Бресте границ, практических последствий не имели. Операция под Валуйками проходила со всей основательностью, с участием трех родов войск с обеих сторон и потому явно отличалась от простых рейдов вдоль демаркационной линии. Местное население никакого дружелюбия к интервентам не выказывало, нападая на патрули. В дальнейшем стычки с участием не только пехоты, но и артиллерии происходили едва ли не ежедневно. Постепенно сформировавшаяся нейтральная зона оставалась источником беспокойства для обеих сторон вплоть до конца периода оккупации. 2 июня германское командование перераспределило свои силы между комендатурами в Валуйках, Волчанске, Купянске и Изюме, но полное спокойствие в округе так и не наступило. Зато после очередного поражения большевиков во всем Каменноугольном районе оживилась вербовка в крепнущую Донскую армию.
Положительные следствия конструктивных контактов с интервентами были не только для собственно казачьих войск. Почти сразу после взятия германскими войсками Таганрога там начал активную работу центр вербовки в Добровольческую армию, отвечавший за все Приазовье, действовавший достаточно успешно и ставший важным звеном в транзите людей и грузов с Украины, то есть фактором наращивания сил генерала Деникина. Германское командование в Киеве через начальника оперативного отдела майора Яроша довольно резко отказывало представителям Дона в совместном контроле над Таганрогом, а потому деятельность вербовщиков Добровольческой армии в этом городе не может быть объяснена влиянием Краснова, являясь прямым следствием позиции германских инстанций.
Более того, в разгар вызванного Ейским десантом переполоха 10 июня комендант Ростова генерал Семенов потребовал от Кнёрцера передать под контроль донских властей Таганрог, намекая на то, что добьется своего и силой. Это вызвало резкую реакцию, ведь накануне, 4 июня, тот же Семенов запретил вывоз любых товаров из Ростова, на что ему последовало требование немедленно отменить распоряжение, ведь такие вопросы могут быть решены только с согласия германских и украинских ведомств. Краснов на переговорах с едва успевшим выехать в Новочеркасск капитаном фон Шляйницем быстро дезавуировал эту попытку сыграть на временных трудностях интервентов, гарантировав смещение Семенова. Вскоре его сменил генерал-лейтенант А. К. Греков, а после его смерти — полковник М. Греков. В качестве важного проявления лояльности последовала и еще одна акция: в Ростов прибыли освобожденные военнопленные — 328 германских и 70 австро-венгерских военнослужащих. Такой компромисс вскоре оказался весьма кстати, подтвердив лояльность атамана к немцам, обеспечившим ему регулярные поставки трофейного оружия.
В середине мая 1918 г. у немцев на некоторое время возникло ощущение грядущего активного участия донского казачества в боях с интервентами, что делало обстановку под Ростовом угрожающей. Проантантовская партия среди казаков, наличие которой констатировали во многих донесениях в германские штабы, делала эти опасения вполне объяснимыми. Еще больше опасений вызывала неизбежная при оккупации волна мелких инцидентов и ссор вокруг реквизиций, арестов, штрафов, а то и экзекуций, последовавших и на «союзном» Германии Дону. Протесты Краснова и его апелляции к штабу Эйхгорна и Кнёрцера оказывались недостаточными: казачья общественность считала их недостаточно настойчивыми, оккупанты были возмущены неблагодарностью и заносчивостью «освобожденных». Неясность подталкивала к радикальным демонстрациям силы.