В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга французского историка Венсана Робера «Время банкетов: Политика и символика одного поколения (1818–1848)». Она посвящена тому, как во Франции времен Реставрации и Июльской монархии банкеты стали местом для политических дебатов. «Горький» публикует фрагмент этой работы.

C политическими банкетами дело обстоит так же, как и со всеми прочими. В эпоху Реставрации участники этих либеральных агапАгапа—вечернее или ночное собрание первых христиан для молитвы, причащения и вкушения пищи.—Примеч. пер. всегда определяли их не как обычные вечеринки или политические собрания, но прежде всего и в основном как праздникиОдин пример из многих: в брошюре под названием «Детали празднества, устроенного в честь господ депутатов избирательных округов департамента Мен и Луара в воскресенье 21 августа 1821 года» (BN Lb 48 2169) речь идет только о банкете.. Это слово повторяется во всех отчетах: «патриотический праздник», «гражданский праздник» — и редкое описание не заканчивается фразой: «Банкет прошел как настоящий семейный праздник». Противники либералов, префекты или роялистские публицисты, охотно объявлявшие эти банкеты собраниями заговорщиков, с трудом могли приискать для них другие определения: в 1818 году префект департамента Изер Шоппен д’Арнувиль, упоминая о церемонии в честь годовщины отпора, данного жителями Гренобля пьемонтским армиям, говорит о «своего рода празднестве». Что же касается ультрароялистских газет, которые все-таки не могли именовать все банкеты оргиями и гнусными сборищами, они часто шли по другому пути и подчеркивали, что так называемые либеральные празднества проходят весьма уныло и что, поскольку в этом году гости на них умирали от скуки, в следующем их туда уже не заманят…

Итак, банкет — это праздник, и проходит он в атмосфере веселости и «самого искреннего согласия»; признаемся, что здесь мы не можем в очередной раз не вспомнить Флобера, внимательного читателя газет и великого разоблачителя прописных истин. Но необходимо пойти дальше и не доверяться первому впечатлению. Конечно, отчеты, публиковавшиеся в либеральной прессе или в брошюрах, которые организаторы распространяли в публике после праздника, зачастую твердят одно и то же; противники либералов в своих реакциях также не отличаются разнообразием. И та, и другая сторона оперируют стереотипами, однако стереотипы эти принадлежат обществу, которое значительно отличается от нашего, и, если внимательно прочесть все дошедшие до нас отчеты и сопоставить разные точки зрения, можно выявить варианты, возможно, исполненные немалого смысла. Наконец, какими бы одинаковыми банкеты нотаблей ни казались постороннему наблюдателю, участники вовсе не воспринимали их как мероприятия рутинные; они видели в банкетах события — конечно, события местного значения, но тем не менее вносящие немалое разнообразие в привычную повседневность.

Время праздника

Итак, праздники, которые с легкостью выходят за рамки частной жизни, — те, которые нарушают личный, традиционный жизненный ритм, те, которые прославляют некое событие. Мы уже видели, какое большое значение имеют годовщины: 12 марта в Бордо, 6 июля в Гренобле. Прибавим сюда и сами события, в тех случаях, когда их можно предвидеть и к ним можно подготовиться: так, полное освобождение французской территории от иностранных войск, последние части которых покинули пограничные департаменты 30 ноября 1818 года, было отмечено патриотическими праздниками, причем либералы в эту пору тем более охотно изъявляли свой энтузиазм, что хорошо знали о тревогах ультрароялистов, опасавшихся ухода союзников из Франции. Самый блистательный из этих праздников был устроен герцогом де Ларошфуко-Лианкуром, а Беранже по этому случаю сочинил одну из самых знаменитых своих песен, «Священный союз народов». Однако это торжество было не единственным: Бенжамен Констан упоминает состоявшийся в Париже «патриотический обед, в котором сотня избирателей 18-й секции торжественно отметили <…> уход чужестранцев и освобождение ФранцииLa Minerve francaise. Т. IV. P. 328 (18.12.1818). Состоялся этот праздник, по словам Констана, «пятнадцатого числа нынешнего месяца».». В Осонне, как и во многих других городах департамента Кот-д’Ор, было создано общество для «чествования с помощью банкетов освобождения родины», и к этому празднованию привлекли местный гарнизон. «Залу, предназначенную для танцев, драпировали с большим вкусом; бюст короля поместился между флагами разных воинских подразделений и знаменами национальной гвардии, а девизы на стенах прославляли союз между осонцами и гарнизоном и подтверждали общность их чувствИменно по этому случаю Стендаль опубликовал «Жизнь Россини» — знак исключительного почета, поскольку эта книга стала одной из первых, если не самой первой биографией прославленного музыканта, опубликованной при его жизни. ».

В Экс-ан-Провансе «день, когда родная земля получила свободу» был отпразднован гражданским банкетом, который «в течение нескольких дней считалось хорошим тоном чернить», на котором «произнесли тосты за родину, чей праздник собравшиеся отмечали, за короля и Хартию, которые для нас связаны неразрывно, за единство детей ФранцииLa Minerve francaise. IV. P. 509 (15.07.1819). За этим банкетом, по-видимому, последовал другой, с участием офицеров, вышедших в отставку или состоящих на половинном жалованье, «а спустя короткое время за ним последовала гнусная пародия — оргия, в ходе которой люди, называющие себя французами, имели подлость пить за скорое возвращение иностранцев».». Другое событие, легко прогнозируемое и способное вызвать всеобщее ликование, — приезд в город человека королевской фамилии. Людовик XVIII, грузный подагрик, давно отвыкший ездить верхом, никогда не покидал столицу. Однако его брат граф д’Артуа, его племянники и племянницы (прежде всего герцог и герцогиня Ангулемская, но также герцог Беррийский и его молодая супруга) путешествовали очень много. Во всех городах, где они останавливались, начальство считало своим долгом устроить в их честь банкет — разумеется, за счет местных налогоплательщиков; предполагалось, что ответом на теплый прием станет благосклонное отношение королевской власти к муниципальным элитам и даже ко всему городу. Когда граф д’Артуа приехал в Марсель в октябре 1814 года, большая часть тамошнего населения встретила его с энтузиазмом, и он был роскошно принят муниципалитетом, устроившим в его честь целых два банкета. Задние мысли марсельской элиты, надеявшейся возвратить себе те таможенные привилегии, которыми город пользовался при Старом порядке, выразились по такому случае в форме, с нашей точки зрения довольно странной: местный поэт, выказав чудеса ловкости, ухитрился вставить во все куплеты песни, исполнявшейся на банкете, слово «вольность», имея в виду, конечно, освобождение от уплаты таможенных пошлинLardier A. Histoire populaire de la Revolution en Provence, depuis le Consulat jusqu’a 1834. Marseille, 1840. P. 102–103.

Однако для поколения, рожденного уже после Революции, приезд члена королевской фамилии был не единственным источником энтузиазма. Начиная с века Просвещения французы взяли за правило прославлять великих людей при жизни в академических речах, а после смерти в надгробных речах и похвальных словах; в первые годы эпохи Реставрации бурные споры вызывало намерение возводить знаменитым людям памятники на городских площадях: в прошлом веке таких почестей удостаивался только монарх. Ничего удивительного, что этот культ великих людей начал выражаться в публичных манифестациях; одни роялисты взирали на них с грустью, а другие пытались высмеивать, потому что все ощущали в нем подспудную десакрализацию монархии. Мы проиллюстрируем это двумя примерами: один исторический — банкет, устроенный в честь Россини после его приезда в Париж, второй — романный, но известный более широко — тот, которым город Ангулем чествует поэта Люсьена де Рюбампре в бальзаковских «Утраченных иллюзиях».

В 1823 году, когда Россини приехал в Париж, он уже успел завоевать европейскую славу: многие любители музыкального театра считали его величайшим из тогдашних композиторовСердечно благодарю Майте Буисси за сообщение о банкете в «Теленке-сосунке», а также за возможность познакомиться с каталогом выставки «Россини в Париже», проходившей в музее Карнавале с 27 октября по 31 декабря 1992 года (составитель Патрик Брюзон).. Поскольку его главные произведения с большим успехом исполнялись во всех столицах, он решил уехать из Неаполя и вообще из Италии и вел переговоры как с парижским Итальянским театром, так и с лондонским Королевским театром, куда на один сезон была приглашена его жена, певица Изабелла Кольбран. Вообще говоря, в Париже композитор просто-напросто сделал остановку на пути в британскую столицу. Но остановка эта продлилась целый месяц, и Россини, по всей вероятности, использовал это время для того, чтобы поднять ставки в переговорах с Министерством двора, от которого зависел его композиторский ангажемент; что же касается сторонников новой музыки, дилетантов, как их тогда называли, они, конечно, были готовы на все, чтобы удержать маэстроИменно по этому случаю Стендаль опубликовал «Жизнь Россини» — знак исключительного почета, поскольку эта книга стала одной из первых, если не самой первой биографией прославленного музыканта, опубликованной при его жизни. . О его приезде было заранее объявлено в прессе, особенно в прессе либеральной: газета „Пандора” не скупилась на похвалы и во всех подробностях описывала празднества в честь великого человека, тогда как газеты ультрароялистские, «Французская газета» и «Газета прений», отвечали скептическими комментариями. Россини был узнан в театре и встречен овациями, ему устроили серенаду и наконец в воскресенье, 16 ноября, в большой зале ресторана «Теленок-сосунок» состоялся торжественный обед по подписке, подготовленный меньше чем за неделю; заведение на площади Шатле располагалось не в самом роскошном квартале, но зато в нем единственном нашлась удобная и элегантная зала, где могли разместиться около двух сотен гостей. «Этот праздник, — пишет «Пандора», — навсегда войдет в историю искусства и прославит французское гостеприимство». Зала для банкета была «украшена с большим вкусом одним из самых искусных наших декораторов. Медальоны, окруженные гирляндами цветов, располагались на небольшом расстоянии один от другого, и в каждом из них золотыми буквами было написано название одного из творений героя этого праздника. <…> Над креслом, предназначенным для композитора, повесили его шифр». Чтобы запечатлеть память об этом событии, юный художник выгравировал медаль с изображением Россини, которую раздавали участникам банкета.

Перевод с французского Веры Мильчиной

Читайте также

Грамотная жизнь: 10 фактов из книги об Андрее Зализняке
Каким был великий лингвист, когда не занимался любимой наукой
17 сентября
Контекст
Игра по «Уолдену» Торо, цифровой Шекспир и новые атеисты
Лучшее в литературном интернете: 15 самых интересных ссылок недели
3 марта
Контекст
Демьяново кафе
Как Горький спас честь Пушкина
11 февраля
Контекст