Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Колин Джонс. Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции. М.: Альпина нон-фикшн, 2025. Перевод с английского Владислава Федюшина. Содержание
14:00
Зал Конвента, дворец Тюильри
Робеспьеру трудно нащупать путь к отступлению. Депутаты, похоже, готовятся к убийству, и публичные галереи, судя по всему, твердо стоят на стороне Конвента. Депутаты со своих скамеек заметили, как изменилось за последние часы лицо Робеспьера: от напряженной бледности — к беспросветному, озлобленному отчаянию. Он пытался просить, умолять, угрожать — лишь бы его выслушали, но безуспешно. Похоже, теперь он намерен оттолкнуть от себя всех, кроме самых близких друзей и сторонников. Только что он в лицо называл своих коллег убийцами. Тальен прав: вопрос о том, что делать с Робеспьером, должен быть решен немедленно.
До сих пор первоочередными делами были нейтрализация угрозы со стороны командующего НГ (национальной гвардии Парижа. — Прим. «Горького») Анрио и обращение к жителям Парижа с прокламацией. Попутно там и сям идут разговоры об аресте Робеспьера, и эта идея выглядит очень соблазнительной. Но, чтобы отважиться на такое, нужно, чтобы кто-то официально предложил поставить вопрос на голосование. Наконец, возможно, вспыхнув от робеспьеровских оскорблений, малоизвестный депутат из Аверона Луше выходит вперед и заявляет:
— Я требую ордера на арест Робеспьера!
Вначале призыв Луше к mise en arrestation — аресту — в отношении Робеспьера вызывает слабую реакцию, лишь в некоторых местах зала раздаются нервные хлопки, но постепенно поддержка растет и становится единодушной. Похоже, Конвент наконец взял быка за рога и осознал, что он делает. Или нет? Другой малоизвестный депутат, Лозо из Нижней Шаранты, делает еще один шаг и требует mise en accusation — импичмента.
Вероятно, Лозо движет то, что затребованный Луше ордер на арест (mise en arrestation) не обязательно подразумевает тюремное заключение. В 1793 году нескольким депутатам-жирондистам было разрешено оставаться на время ареста в своих домах, и впоследствии они бежали. Впрочем, применительно к Робеспьеру различие между двумя ордерами носит скорее теоретический характер: никто не может себе представить, чтобы ему позволили отбывать срок ареста у Дюпле. Он отправится в тюрьму с круглосуточной охраной. Однако, как ни странно, депутаты сами противоречат себе в этом вопросе. Ведь в ходе обсуждения Закона 22 прериаля Бурдон из Уазы, Тальен и другие добивались от Робеспьера гарантий того, что суровое законодательство не будет использовано для импичмента депутатов. Робеспьер грубо заткнул их на прениях. Его тогдашняя неуступчивость придает сегодняшним нападкам на него дополнительный блеск легитимности, и депутаты невольно испытывают нечто вроде удовлетворения или даже злорадства.
Скорее всего, большинство депутатов сейчас мало думают об улаживании юридических формальностей: они просто хотят, чтобы Робеспьер оказался полностью устранен из политической жизни. Они понимают, что это означает гильотину, санкционированную Революционным трибуналом. Однако если они вспоминают процесс над Дантоном — как быстро и безжалостно все решилось, — то многие могут вспомнить и суд над Маратом, устроенный жирондистами в апреле 1793 года. Несмотря на убедительные улики против него, Марат был оправдан и покинул Трибунал на плечах своих сторонников. Не может ли Робеспьер сделать то же самое? Может ли его популярность сказаться на приговоре? Членам КОС известно, что после реформы 22 прериаля судейская коллегия и состав присяжных заседателей пополнились кандидатами, назначенными Робеспьером из списка его протеже, включая тех, кто входил в его неформальную охрану. Можно ли рассчитывать на то, что Трибунал вынесет обвинительный приговор? Те депутаты, которые стараются не поддаться лихорадке с вынесением приговора, считают, что отсрочка, которую дает простой ордер на арест, пойдет на пользу обвинению, поскольку позволит собрать больше доказательств виновности Робеспьера. Ведь на самом деле, несмотря на сегодняшние раздражение и крики, представленные против Робеспьера доказательства его «заговора» — весьма тонкого свойства, они косвенные и допускают различные толкования.
Пока депутаты размышляют, как лучше поступить в данной ситуации, брат Робеспьера Огюстен, видя, как развиваются события, и пришедший к выводу, что сопротивляться уже бесполезно, смело выходит вперед:
— Я виновен так же, как и мой брат. Я разделяю его достоинства, хочу разделить и его судьбу. Я требую ордера на арест и меня.
Робеспьер тронут преданностью брата. Его попытки добиться слова пока безуспешны, но он решительно обрушивается на других депутатов. Желая прервать его, монтаньяр Шарль Дюваль спрашивает:
— Председатель, может ли один человек быть хозяином Конвента?
Вновь вступает неизвестный депутат:
— Он является таковым уже слишком долго!
Фрерон (вступает в дискуссию впервые):
— Ах! Как трудно свалить тирана!
Фрерон прав: несмотря на все крики и сложившийся консенсус по поводу того, что Робеспьер — тиран, депутаты все же проявляют удивительную робость в том, что касается его устранения. Споры о том, какой ордер следует применить, лишь отвлекают внимание от главного вопроса. После еще нескольких беспорядочных реплик Тюрио с трибуны наконец прекращает бесконечные прения по поводу ордера и выносит на рассмотрение собрания предложение об ордере на арест. Предложение принимается единогласно.
В этот момент вперед выходит Филипп Леба. Его друзья, желая удержать его от выражения солидарности с Робеспьером (и, возможно, помня о том, что всего шесть недель назад у него родился сын), исподтишка дергают его за фалды, чтобы он вернулся на место, да так сильно, что рвут камзол. Но Леба настроен решительно:
— Я не хочу разделять бесчестье этого декрета. Я также желаю быть арестованным.
Неожиданно поднимается вопрос о целесообразности распространения ордера на арест на других лиц из окружения Робеспьера. В дискуссию вступает член КОБ Эли Лакост, который заявляет, будто слышал, как Огюстен Робеспьер заявлял якобинцам: «Они говорят, что комитеты не коррумпированы; но если коррумпированы их агенты, то должны быть коррумпированы и они сами!» Огюстен, несомненно, должен разделить судьбу своего брата.
Теперь делает шаг вперед и берет слово Фрерон:
— Граждане, коллеги: в этот день свобода и отечество восстанут из руин!
Робеспьер пытается иронизировать:
— Да, вот он — триумф бандитов!
Фрерон, воодушевленный мощным неодобрительным гулом, прокатившимся по залу вслед за репликой Робеспьера, подхватывает эстафету. Вероятно, под влиянием Тальена он пытается расширить обвинения, включив в них не только Огюстена Робеспьера и Леба, но также Кутона и Сен-Жюста. Эти трое, утверждает Фрерон, планировали образовать триумвират, который напомнил бы о кровавых проскрипциях Суллы; он должен был быть воздвигнут на развалинах Республики... Кутон — тигр, обагренный кровью Конвента. В качестве своей королевской забавы он осмелился выступить в Якобинском клубе о пяти-шести головах из Конвента. Но это было только начало. Он хотел сделать из наших трупов ступени, по которым собирается взойти на трон.
Фрерон привносит в дискуссию новую ноту — отчасти зловещую, но также и несколько нелепую. Классические аллюзии кажутся несколько натянутыми, отсылки к королевской власти — тем более. Кутон улавливает момент, когда можно вклиниться. Показывая на свои парализованные ноги, он со всей иронией, на которую способен, восклицает:
— И это я стремился взойти на трон!..
Столь энергичный призыв к сочувствию может прийтись по душе многим депутатам, ведь, несмотря на его близость к Робеспьеру, у Кутона есть друзья на депутатских скамьях. Но Эли Лакост торопится свести нити дискуссии воедино, чтобы продвинуть дело вперед и удержать внимание депутатов. Член Революционного правительства, он видел Робеспьера вблизи. Кроме того, в середине 1794 года, будучи в качестве депутата прикомандирован к Северной армии, он столкнулся с Сен-Жюстом. А совсем недавно, в качестве председателя Якобинского клуба, он воочию наблюдал за махинациями Робеспьера и Кутона. Там, где Тальен предлагал страсть, Бийо — гнев, Вадье — насмешку, а Фрерон — красочную риторику, Лакост ставит безжалостный диагноз. Его мнение состоит в том, что триумвират Робеспьера, Кутона и Сен-Жюста на протяжении нескольких месяцев мешал работе правительства, нарушал общественное спокойствие и стремился подорвать свободу. По-видимому, подразумевается также и сговор с иностранными державами, который грозит рас‑ колом правительства (впрочем, этот вопрос он формулирует нечетко).
Выступления Фрерона и Лакоста придали дискуссии новый импульс. А еще они произнесли новое слово: триумвират. Подразумевается классическая отсылка к императорскому правлению трех человек — Юлия Цезаря, Помпея и Красса — в конце Римской республики. По предложению Фрерона Конвент официально голосует за арест обоих Робеспьеров, Кутона, Сен-Жюста и Леба.
14:00
Здание полицейского управления, остров Сите и заседания секций
Полицейская администрация никогда не спит, но обеденные перерывы соблюдает. Оформление бумаг, связанных с ночными происшествиями, упреждающее наблюдение за ключевыми секциями — как там готовятся к протестам рабочих против максимума заработной платы? — все это вызывает здоровый аппетит. Перерыв у сотрудников мэрии — между 14 и 16 часами дня. И расходятся они как раз перед тем, как в здание проникают новости о случившемся утром в Конвенте.
Секционные комитеты, занимавшиеся с утра повседневными задачами, тоже отправляются обедать. Отряды сборщиков селитры выполняли свою работу, секционные комитеты социального обеспечения помогали нуждающимся. Революционные комитеты занимались привычными вопросами охраны порядка. Комитет секции Единства на Левом берегу с 10 часов утра заседал в помещении старинного монастыря Сен-Жермен-де-Пре, продолжая начатое вчера обсуждение лиц, обвиняемых в контрреволюционных высказываниях относительно побед Республики в Нидерландах. Заседает — также на Левом берегу, только восточнее, в бывшем монастыре Матюрен, — и комитет секции Шалье. Здесь работа началась в 9:00 с рассмотрения дела монахинь из небольшой местной больницы, которых осудили за отказ принести присягу на верность Республике и другие правонарушения. В Марэ комитет секции Соединения отклонил просьбу гр. Барруа, барабанщика 6-го легиона НГ, о выдаче ему certificat de civisme (удостоверения гражданской благонадежности); тот возмущен, так как это может привести к его политическому обвинению из-за «негражданского» поведения. Революционный комитет секции Финистер в отдаленном предместье Сен-Марсель занимается разоблачением женщины, которая накануне в 3 часа ночи контрабандой пронесла в секцию фрукты.
Кроме того, сегодня утром ряд секций выполнял декрет КОС от 20 июля, обязывающий их сдать все имеющееся в их распоряжении оружие, которое было конфисковано у подозрительных лиц, мятежников и злоумышленников. Оружие должно быть помещено в центральный склад в бывшем особняке д’Эльбёф на площади Каррузель. В одной только секции Тюильри в списке значатся более 30 ружей, 40 с лишним пистолетов, 20 сабель, пять швейцарских алебард и многое другое. Секции разоружают? Или речь идет просто о передаче оружия в батальоны НГ?