Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Паулина Брен. Барбизон. В отеле только девушки. М.: РИПОЛ классик, 2023. Перевод с английского Анны Логиновой. Содержание
Джордж Дэвис предупреждал, что [литературный журнал] «Мадемуазель» постепенно «уплывает в руки левацкой братии», о чем давно поговаривают в нью-йоркских литературных кругах.
По его словам, редактор левой газеты «Нью-Йорк стар» заметил: «Здорово, правда, что творит малютка мисс Эйблс под носом у старой душной конторы и реакционера-муженька своей начальницы?» Супруг Бетси, Джеймс Мэдисон Блэкуэлл, которого в редакции за глаза звали «полковник», был известен своими ультраконсервативными — вплоть до антисемитизма и расизма — взглядами. Но в конечном итоге Джордж опасался влиятельных женщин.
*
Джордж всего лишь отражал дух времени. В 1945 году холодная война все еще была далеко на горизонте. Три года спустя, в 1948 году, аккумулировав растущие антикоммунистические взгляды американцев, президентские выборы выиграет Гарри Трумэн. Охота на «красных» прочно вошла во все сферы жизни: и семья — с женой и матерью, — а вовсе не офис стали считаться самой эффективной обороной от идеологической угрозы, исходящей из Москвы. В 1949 году, когда Советский Союз поиграл на публику атомными мускулами, к коммунистическому лагерю присоединился Китай, а Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности призывала граждан «опасаться коммунистов, их „попутчиков“, тех, кто занимается подрывной деятельностью, и „извращенцев“ (гомосексуалов), которые рыщут среди них».
«Красную угрозу» быстро соотнесли с послевоенной боязнью феминизма. Многих волновало: согласятся ли женщины оставить «мужскую работу», которую им пришлось взять на себя в военное время, и вернуться в кухню? Те, кто отказался, сразу же попали под подозрение. В особенности школьные учителя — в основном женщины — внезапно стали рассматриваться как потенциально опасные, те, кто вероятнее всего станет распространять советскую пропаганду.
Один профессор Колумбийского университета рассуждал так: «Школы для девочек и колледжи для молодых женщин таят в себе самых верных учениц России. Учительниц, которые часто суть разочаровавшиеся женщины. Им пришлось много перетерпеть, чтобы получить свой пост. И догмы, основанные на ненависти, отражают их личное отношение».
Так что же тогда говорить о женских журналах, этих уникальных кластерах, где работали сильные, влиятельные женщины? А об отелях для женщин?
Ничего не подозревавшая Нанетт Эмери сделала все возможное, чтобы выиграть одно из мест в программе приглашенных редакторов 1945 года, включая участие в апрельском форуме Филлис Ли Шуолби. Однако в 1947 году, когда Джордж Дэвис озвучивал обвинения в адрес Сирилли Эйблс, подспудно попадала под подозрение и Нанетт Эмери. В «Контратаке: бюллетене фактов о коммунизме» «Мадемуазели» и ее издателям, Стриту и Смиту, поставили на вид: «Руководству „Стрит энд Смит“ рекомендовано пристально присмотреться к форуму журнала „Мадемуазель“, узнать, кто именно принимает участие. Задать несколько вопросов. Кто выбирает докладчиков? По каким критериям? Кто-нибудь выясняет их истинные убеждения?» Намекая на бульварные романы, которыми некогда славились издатели — особенно на серию под названием «Рассказы Фрэнка Мэрривелла» о накачанном студенте Йельского университета, который расследует преступления и наказывает «плохих», — «Контратака» предположила, что «поклонники Фрэнка Мэрривелла будут расстроены, узнав, что в современных офисах в доме 122 Е по 42-й ул., НЙ, конторе „Стрит энд Смит“ не хватает присутствия духа старины Мэрривелла, для того чтобы форум „Мадемуазель“ засиял чистотой». Другая газета, пропитанная духом борьбы против «красной угрозы», писала: пятьдесят пять девушек из сорока двух колледжей, участвующих в форуме, названы «лучшими», но, если их будут вести не туда, они станут «заблудшими».
Однако в теории и сам Джордж Дэвис в свете своих сексуальных предпочтений тоже попадал под подозрение. Трумэн Капоте в своем неоконченном романе «Услышанные молитвы» рисует не самый привлекательный портрет Джорджа Дэвиса, превращенного в персонажа по имени Боути: «Есть такие гомики, в крови которых течет холодный фреон. Дягилев, скажем. Дж. Эдгар Гувер. Адриан. Не то чтобы я сравнивал его с этими небожителями, но персонаж, которого я имею в виду, зовется Тернер Боутрайт, или Боути, как звали его те, кто желал ему польстить. Мистер Боутрайт был редактором литературного отдела женского журнала, печатавшим „качественных“ авторов. Он обратил на себя мое внимание, или, если быть точным, обратил на меня свое, когда выступал перед нашей литературной студией. Я сидел в переднем ряду и по тому, как скользил по мне его ледяной взгляд, то и дело задерживаясь в районе паха, понимал, что творится в этой хорошенькой курчавой голове». В 1951 году Дэвис неожиданно женился на Лотте Ленье, знаменитой певице и вдове Курта Вайля. Джордж помог возродить постановки прославленной «Трехгрошовой оперы» Вайля и оживить карьеру самой Леньи. Скандально известный гей, демократ, обожаемый приглашенными редакторами, видевшими его исключительно в том свете, в каком он позволял себя видеть, в разгар маккартизма стал женатым человеком и едва ли не борцом с «красной угрозой»: и снова он не смог удержаться и написал Бетси Талбот Блэкуэлл, сообщив, что жизнь его вернулась в привычную колею, и все благодаря «замечательному и дорогому человеку — моей супруге», и что он готов кое в чем признаться. Мол, пусть это будет между нами, писал он, хотя не возражал, если она покажет это письмо своему мужу, «полковнику». Пять лет назад, пояснил Джордж, в сорок восьмом, его самого ужасали слова вроде «охота на ведьм» и «травля прогрессивных», и даже сейчас, в 1953-м, ему решительно не нравилось «то, что зовется маккартизмом».
«Тем не менее...»
Тем не менее месяцем ранее, признался Дэвис, он по собственной воле отправился в ФБР, чтобы «рассказать им все, что я знаю о проникновении коммунистических идей в издательский мир. Все, что я знаю, ограничено деятельностью одного человека, вам известного». Речь, естественно, шла о шеф-редакторе «Мадемуазель» Сирилли Эйблс. В ФБР Джорджа «внимательно» выслушали, и, когда спросили, что он думает о благонадежности самой Бетси Талбот Блэкуэлл, он ответил положительно — «настолько положительно, насколько вы только можете себе представить». Все еще не желая оставить Эйблс в покое, он добавил постскриптум: «Я прекрасно понимаю, что наша бедная подруга, в соответствии с линией партии, теперь будет представляться „запутавшимся либералом“, проникшимся идеями во время Гражданской войны в Испании, и так далее и тому подобное». Блэкуэлл была умна и понимала: нужно действовать на опережение. Маккартизм не жаловал влиятельных женщин. Она связалась с юристами «Стрит энд Смит» и две недели спустя, в Париже, получила их ответ: мы постановили, что вам лучше самой, «добровольно» явиться в ФБР.
Быстрый разворот Джорджа Дэвиса к маккартизму, пусть даже он клялся, что ненавидит «травлю», свидетельствует о том, что коммунизм слился с неприятием влиятельных женщин. В этом Джордж, хотя и был представителем богемы, гомосексуалом и ньюйоркцем, мало чем отличался от миллионов американцев. Сидя в своем зеленом кабинете с бокалом виски, а потом еще одним, Бетси Талбот Блэкуэлл перечитывала пятилетние излияния Джорджа и, должно быть, понимала истинную цель его подозрений и нападок. Такое она неоднократно видела и в свой адрес. В чем ее только не обвиняли — то, что она прячет «под женственной атласной перчаткой железную руку», было самым мягким. «Мадемуазель» стал прорывом для издательства «Стрит энд Смит», после которого они оставили издание бульварной литературы и переключились на журналы. Однако Б. Т. Б. намеревалась побороться за то, чтобы взять свое. Джеральд Смит, председатель совета директоров издательства, был ее давним другом и доверенным лицом, и однажды, в 1952 году, она снова вознамерилась пообедать с ним в какую-то из пятниц — рассказать о своем возмущении. Значит, он не понял, что ее так возмутило? В последующий понедельник, в конце рабочего дня, она села писать ему письмо, заново повторяя аргументы, которые приводила годами. Она ужасно устала от неравенства. Больше всего меня беспокоит, повторяла она, «признание», разделяемое на две категории — «профессиональный статус и деньги».
«Не сомневаюсь, — писала она, — что, не будь я женщиной, меня бы уже давно взяли в высшее руководство».
Да, ей пошли на уступки, ввели в члены правления — единственную женщину; она вспоминает, как на первом же собрании, ошарашенные присутствием дамы и тщась придумать приветственный жест, ей пододвинули коробку с сигарами. Но и участие в собрании на поверку оказалось лишь минимальным — у нее не было ни статуса, ни какого-то особенного права слова. Что до денег, то она жертвовала повышением собственного жалованья ради блага компании — чего не скажешь ни об одном мужчине ее уровня и даже ниже; все они прекрасно считали себя вправе просить прибавку за прибавкой.
«Полагаю, я стала жертвой дискриминации — а если нет, то в чем дело?»
К 1950 году к послевоенному силуэту «нью лук» Диора прибавился кринолин и дополнительные слои нижних юбок, что стесняло движения не хуже, чем модный в девятнадцатом веке турнюр. Но находились те, кто не желал, чтобы им стесняли движение. Нанетт Эмери, уехавшая из «Барбизона» с чемоданом, набитым сувенирами, вернулась в Брин Мор, который окончила в 1947 году. Она жила неординарной жизнью, работала по всему миру, поздно, в сорок лет, выйдя замуж за сотрудника Госдепартамента. Сохранилось фото с ее свадьбы в 1946 году, в Париже: на ней — сногсшибательное белое платье-пальто в стиле Джеки О., длиной до колена, и шляпка-таблетка. Живя в Парагвае, Нанетт удочерила девочку Марию. Элизабет Моултон, еще одна участница программы, которая не смогла потянуть «Барбизон» второй раз подряд, стала писательницей и художницей, автором нескольких романов. Редакторы Сирилли Эйблс и Рита Смит продолжили искать и публиковать лучших и самых современных авторов, отчего «Мадемуазель» прославилась на этом поприще больше прежнего. Блэкуэлл продолжала править редакцией до 1970 года. Без сомнения, типичную женщину 1950-х заново вернули в обновленный послевоенный пригород, в дом, обнесенный белым штакетником. Но и отступлений от нормы было огромное количество — и маккартизм желал наказать их за то, что они осмелились не быть как все. Кое-кто искал убежища и нашел его в коридорах редакции «Мадемуазель» и номерах отеля для женщин «Барбизон».