Михаил Хлебников. Союз и Довлатов. Подробно и приблизительно. М.: Городец, 2021
Ситуация Довлатова была совсем иной. Ряд событий продолжал подталкивать его к отъезду. К ним следует отнести, прежде всего, факт появления его произведений за границей. И здесь имелись утяжеляющие будущую ответственность моменты. Во-первых, он не использовал псевдонимы, а отправил тексты под своей фамилией. Использование псевдонима считалось смягчающим вину обстоятельством. Во-вторых, место публикации его прозы. В февральском № 14 журнала «Время и мы» опубликованы два его рассказа из «зоновского цикла»: «Голос» и «На что жалуетесь, сержант?». Затем в № 24 появляется первая часть «Невидимой книги». Ее завершение мы находим в № 25 журнала следующего, 1978 года. В одиннадцатом номере журнала «Континент» за 1977-й опубликован армейский рассказ «По прямой», позже включенный в состав «Зоны». Кроме того, в том же 1977 году в «Ардисе» отдельным изданием выходит «Невидимая книга». О своем знакомстве с Проффером Довлатов вспоминал позже, уже в Америке. В начале 1980 года после долгих откладываний готовится к выходу первый номер «Нового американца». Довлатов загодя, «на потом», пишет маленькое эссе о своем знакомстве с главой «Ардиса», которое хочет включить в блок материалов, посвященный издательству. Его он и посылает Ефимову, который в то время сидел в подвалах «Ардиса». Называется оно «Воспоминание с легким акцентом».
Итак, Довлатов идет на встречу со своим возможным издателем. Он волнуется, проигрывает в сознании разные варианты знакомства, самый лестный из которых — признание внешнего его сходства с Хемингуэем с последующими приятными литературными параллелями. Реальность оказалась несколько иной:
Встреча состоялась. Он ждал меня. И я вошел... На диване сидел вялый мужчина в «приличном» костюме. Он дремал.
— Здравствуйте, — сказал я.
Мужчина с заметным усилием приподнял веки. Затем опустил их.
— Вы издаете мою книгу? — спросил я.
Проффер кивнул. Точнее, слегка качнулся в мою сторону. И снова замер, обессилев полностью.
— Когда она выйдет? — спросил я.
— Не знаю, — сказал он.
— От чего это зависит?
Ответ прозвучал туманно, но компетентно:
— В России так много неопубликованных книг...
Наступила тягостная пауза. Внезапно Проффер чуть напрягся и спросил:
— Вы Ерофеев?
— К сожалению, нет,— ответил я.
— А кто?— слегка удивился Проффер.
Издатель объясняет вялость и дремоту воздействием специфического отечественного алкоголя под названием «Семь, семь, семь». Довлатов уходит от издателя в растерянности: его единственный издатель — «вялый тюфяк». Проходит время, и автор эссе узнает, кто такой Карл Проффер:
Блестящий профессор русского языка и литературы. Автор двух книг и бесчисленных научных статей. Издатель-энтузиаст, спасший от гибели сотни произведений многострадальной русской литературы. Процветающий книготорговец, наделенный вкусом, отлично знающий рынок и способный им управлять. Ну и не самая последняя деталь биографии: Муж красавицы Эллендеи и отец троих детишек. (А казался таким вялым.)
Юмористическое эссе, на мой взгляд, куда ближе к реальности по сравнению с мемуарами Ефимова. Для Проффера неизвестные советские гении не слишком различимы. Есть несколько знаковых текстов, среди которых и «Москва — Петушки», которые следует издать вне очереди, а все остальные составляют фон. Хор тоже нужен. Для сопровождения вокальной партии. В этом отношении слова Ефимова об отношении Проффера к нему как к процветающему писателю, шагающему от успеха к успеху, следует признать некоторым авторским преувеличением. Доказательство простое — наделенный вкусом и знающий рынок Проффер не спешит публиковать сочинения Игоря Ефимова. Если судить по неоконченным мемуарам Проффера, то его больше интересовало литературное прошлое, чем настоящее. С видимым удовольствием вместе с женой он посещает вдов великих, ставших великими вдовами: Надежду Мандельштам, Лилю Брик, Елену Булгакову. С ними у владельца «Ардиса» сложились доверительные отношения. Об их глубине свидетельствует следующий выразительный эпизод. Профферы общаются с вдовой Мандельштама:
Однажды мы говорили о том, какие книги могли бы ей прислать, и я почему-то затронул тему порнографии. Она сразу заулыбалась и сказала притворно-умоляющим тоном: «Ах, если бы вы прислали мне какую-нибудь порнографию! Обожаю порнографию!» Позже Эллендея принесла ей Cosmopolitan, и они обсудили типичные статьи. Н. М. отнеслась к этому с большим интересом. С журнала разговор переключился на Hite Report. Эллендея рассказала ей о темах, рассмотренных в этой работе (мастурбации, стилях сексуального поведения, лесбийстве). «Правда, — сказала Н. М., — можете прислать мне экземпляр?» Мы прислали. В следующем году (1978) его привезла Кристина Райдел. По ее словам, они с мужем, Уэйном Робартом, преподнесли Н. М. несколько вещей. Прежде всего — разные сорта чая «Твайнинг» и три куска затейливого английского мыла с рельефной короной по случаю серебряного юбилея королевы. <...> Кристина дала Н. М. Агату Кристи и Ф. Д. Джеймс — Н. М. выразила сомнение, что та будет так же хороша, как Агата Кристи, но обещала попробовать прочесть. Последним Кристина вынула Hite Report и напомнила ей разговор с Эллендеей. Н. М. рассмеялась и сказала что-то в таком смысле: ну, сейчас я ни на что не годна, болею. Но завершила с широкой улыбкой, что тотчас примется за Hite Report, когда они уйдут, — развлекусь, по крайней мере. Немногие русские дамы восьмидесяти лет отреагировали бы так же.
Что-то подсказывает — Ефимова вряд ли баловали чайком и мылом с коронами. Да и просвещать о «стилях сексуального поведения» его также не спешили. Из современных авторов абсолютным признанием у Профферов пользовался только Бродский. Что касается отношений Ефимова с «Ардисом», то тут есть один примечательный момент. Как я уже сказал, Профферы не горели желанием печатать Ефимова. Обращаемся к мемуарам Ефимова. Новый потенциальный бестселлер от автора также в будущем сверхуспешной «Практической метафизики» — «Метаполитика»:
Приезжавшие из Москвы Копелевы передали пакет от Профферов — гранки готовившейся к изданию «Метаполитики». Впоследствии я узнал, что текст набирал Лев Лосев, подрабатывавший в «Ардисе» редактурой и корректурой... Видимо, тогда же, в «Ардисе», книга попалась на глаза Бродскому, который потом предлагал американским университетам дать мне прочесть по ней курс для студентов и аспирантов факультета политологии.
Примечательный текст. Профферы, два раза упоминается «Ардис». Что должен подумать читатель? Да, книга вышла в «Ардисе». Ничего подобного. В 1978-м «Метаполитика» выходит в Strathcona Publishing Company — издательстве, зарегистрированном в Детройте. «Ардис» выступал лишь как дистрибьютор книги. Другими словами, Профферы не захотели печатать «бестселлер» в своем издательстве. Безусловный удар по самолюбию Ефимова вынудил его даже десятилетия спустя маскировать провал. Возвращаемся к эссе Довлатова о Карле Проффере.
Несмотря на еще свежую тогда обиду, из ардисовских подвалов пришла весточка — укоризненное письмо в защиту хозяина. Ефимов вменял Довлатову неуважительное отношение на примере возмутительного «вялого тюфяка», предлагал заменить ужасное вино «Семь, семь, семь» на портвейн «Три семерки». Если у кого-то были сомнения по поводу чувства юмора у Ефимова, думаю, что они рассеялись. Тут можно заметить, что скромный успех детских сочинений автора «Взрывов на уроках» объясняется во многом патологическим отсутствием чувства юмора. Для детского сознания серьезность равняется скуке.
«Время и мы» — ежемесячный журнал, основанный в 1975 году в Израиле Виктором Перельманом. В начале 70-х он работал спецкором в «Литературной газете». В 1973 году эмигрирует в Израиль. В первом номере создатель журнала заявил о его оппозиционном характере. Впрочем, оппозиционность подавалась вне политических программ, партий и движений. «Время и мы» претендовали на отстаивание духовных индивидуальных ценностей, задавленных железной поступью XX века. Из программного заявления в первом номере журнала:
Оглянитесь — миллионными тиражами поступает на книжный рынок литературный ширпотреб, столь далекий от запросов взыскательного читателя. Читатель этот не может не ощущать, как потребительские инстинкты все более поражают сферу духовную. Его все более волнуют фундаментальные вопросы жизни: зачем он в этом оглушающем двадцатом веке? Что несет ему день сегодняшний и чего ему ждать от будущего? Проблемы эти, не подвластные ни партиям, ни идеологиям, и должны лечь в основу нравственной программы журнала.
В художественном отношении объявлялась война «убожеству среднего вкуса», сурово порицались такие темы и жанры, как «секс, спорт и детектив». Понятно, что декларация не могла подтвердиться журнальными публикациями в силу ограниченности круга авторов и тех проблем, которые они считали актуальными. С самого начала среди них преобладали диссиденты, политические активисты. Много материалов журнала посвящено еврейской истории, проблемам сионизма, современного Израиля, что объясняется местом издания. Наверное, из всех авторов того времени самым внеидеологичным являлся как раз Довлатов. По крайней мере, «секс, спорт, детектив» в «Невидимой книге» отсутствовали. В «Голосе» тема секса в армейском антураже присутствует, но подана на редкость несексуально. Вообще, Довлатов один из самых «неэротических писателей» XX века. Об этом следует подробнее поговорить позже.
Самой криминальной следует признать публикацию в «Континенте». И дело здесь не в содержании рассказа «По прямой», а в самом журнале. «Континент» по праву считался самым антисоветским из известных эмигрантских изданий. При этом он был полноценным профессиональным литературным журналом. Признаки того — профессиональная верстка, редактура, а главное: гонорары, порой весьма недурные, выплачиваемые авторам. Чтобы понять степень опасности публикации в «Континенте», приведу только названия некоторых материалов из того же номера: «Катынь 1940», «Русские политзаключенные Владимирской тюрьмы о проведении национальных референдумов», «Из пресс-конференции А. И. Солженицына корреспондентам мадридских газет». Да, тут не аполитичная борьба с литературным ширпотребом в «Времени и мы». В отличие от израильских публикаций «Континент» дал на Довлатова авторскую справку:
ДОВЛАТОВ Сергей — родился в 1941 году в Ленинграде. Учился в Ленинградском университете на факультете журналистики, оттуда был взят в армию, служил на севере. Работал журналистом в Ленинграде, затем в Таллине. Более 15 лет пишет прозу, но смог напечатать лишь несколько рассказов. В 1973 году в Таллине была набрана книга его рассказов, но по приказу из КГБ набор был рассыпан. Сейчас живет в Ленинграде.
Как видим, справка составлялась со слов, близко к реальности, но с фактическими ошибками. Нельзя сказать, что в эмиграции совсем не знали о Довлатове. В 1976 году, незадолго до его первых публикаций в издательстве «Посев», выходит книга Юрия Мальцева «Вольная русская литература. 1955–1975». Ее автор, московский переводчик и преподаватель Юрий Владимирович Мальцев, активно участвовал в диссидентском движении. Неоднократно получал предупреждения, принудительное лечение в психиатрической больнице. В 1974 году Мальцев эмигрирует. Понятно, что большая часть материала собиралась еще на родине и отражает степень известности авторов «вольной литературы» в неофициальной среде. Там есть Довлатов. Информация о нем располагается внутри текста о прозе известного нам Александра Кондратова — автора «Здравствуй, ад»:
Нечто среднее между «черной» прозой и детективом мы находим в повестях Сергея Довлатова — полууголовный мир, острые ночные ситуации, экзотические драматические сцены, динамичные сюжеты. Кое-что из своих произведений Довлатову удается печатать.
Думаю, что о прозе Довлатова исследователь также пишет «со слов» слышавших о ней, в отличие от текстов Кондратова, название и содержание которых Мальцеву, по крайней мере, знакомы. Интересно, что Эдуард Лимонов назван «экстравагантным юмористом».