Очеловеченная рубашка арестанта

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Надежда Васильева. Придумай мне судьбу. СПб.: Сеанс, 2025. Содержание

Лидия Крюкова: Раньше для того чтобы собрать необходимые материалы, нужно было заказывать фотографа из фотолаборатории, с ним идти в библиотеку, где у тебя уже отобраны картинки. Он их фотографировал и на «Ленфильме» распечатывал. В основном все было черно-белое. Редко-редко когда разукрашиваешь фотографию; все подписываешь. Показывали режиссеру. Но эскизы это не отменяло.

Я по-прежнему пользуюсь библиотекой. И конечно, Google и все остальное. Не всегда удачно. Отпечатываю, люблю побольше, показываю иногда непросвещенным эпоху, документы. Сначала делаю документы нужного времени, а потом могу от него отойти чуть в сторону и допридумывать.

Владимир Никифоров: В историческом кино — это прежде всего картины, рисунки. Эпоха передается картиной. Литература по истории костюма, кроильные книги, экспонаты из коллекции Виктории и Альберта — все это есть. Но какие-то интересные вещи, чтобы была некая асимметрия или какая-то другая своеобычность, лучше показывать на примере картины или фотографии того времени. Такой-то год, пожалуйста. Поэтому не вижу большого смысла рисовать эскизы.

Татьяна Патрахальцева: Есть режиссеры, у которых по стенкам висят разные настроенческие фотографии, необязательно исторические, чаще художественные. Где-то освещение интересное, где-то дождь, люди с зонтиками. Была, например, фэшн-картинка, которую я попыталась повторить, — там девушки на крупных планах, и у них даже не шляпки, а сеточки разные. Я что-то сочиняла на эту тему, рисовала, но потом не случилось.

Раньше Pinterest не было, раньше вообще было с информацией сложно. Помню, нашла в библиотеке в книжке галстук времен Грибоедова, фотография из рук вон плохая, черно-белая. И я: «Как же там устроено, как же это все рассмотреть?» Потом уже появились хорошие книги с коллекциями из разных музеев мира, где видишь живые вещи. Но и сейчас, когда есть Pinterest, все равно каждый раз начинаю с того, что вытаскиваю все свои книги и первым делом ищу в них. Это и живопись, и графика, и книги по истории костюма, и просто массив материала, который накопился за годы, журналы мод, все-все-все. Вытаскиваешь, раскрываешь и параллельно ищешь и ищешь еще.

Живопись я смотрю всегда жанровую. Вглядываюсь в детали, в складки, в чепчики, ботинки, шнурки. Без жанровой живописи никак, если это касается кино исторического. Если успели изобрести фотографию, смотришь фото. В соцсетях часто попадаются видео начала века, 1920-е, 1930-е годы — это еще один источник. Одно дело фотография, другое — жизнь.

Екатерина Шапкайц: Разобрав сценарий, делаешь эскизы и подбор референсов. Раньше эскизы, сейчас чаще всякие компьютерные штуки. Но я и эскизы делаю, карандашиком, и референсы собираю, особенно если работаю над исторической картиной.

Готовясь к «Лапшину», мы ходили в библиотечные архивы, люди приносили свои семейные альбомы — собирали фундамент, чтобы усвоить его и забыть. Смотреть все время на образцы лениво и тяжело; не лениво даже — неправильно. Правильно погрузиться в эпоху, впитать, разложить ее в голове, и тогда изнутри нее можешь что-то начать сочинять.

В «Лапшине» была задача максимально приблизиться к 1930-м, погрузиться в них с головой. У всех персонажей трагическая история, они твердят о мечте про город-сад, а мы знаем то, что от них до поры скрыто: никто из них в этом саду гулять не будет. Часть погибнет на фронте, часть — в лагерях.

В «Хрусталёве» уже был маньеризм. Герман уходил от реализма как такового и пытался передать свои ощущения от 1950-х годов. Это сны Германа, его «Амаркорд». Когда вспоминаешь, волей-неволей добавляешь от себя. Поэтому у нас там все утрированно, приподнято, смещено: плечи более квадратные, по три подкладки делали, штаны, в те годы была 38 сантиметров ширина штанин, а у нас — 48, почти полметра. Много такого, но глаз не режет.

Наталья Дзюбенко: Если это историческая постановка, а не специальное авторское кино, все должно быть подлинным и убедительным, почти документальным. Как соблюсти документальное в рамках художественного решения? Берем книги по истории костюма или даже просто набираем в Pinterest: «Такой-то костюм такого-то века». Выскакивает такое количество всего, что ты в первую очередь вынужден заниматься отбором материала, искать, что подойдет этой конкретной картине и этому режиссеру и что близко тебе. Во все времена люди были разными, и носили по-разному, и ситуации были разными — равно как и сейчас.

Лидия Крюкова: Сокуров не то чтобы на художника опирается, скорее от него отталкивается или им вдохновляется. Например, на «Фаусте» мы ориентировались на Шпицвега, которого можно взять и более раннего, и более позднего. Я просила позднего, Сокуров согласился. В «Александре» он отталкивался от Эндрю Уайета: сепия-сепия — и кое-где «удары» дробью темно-голубого, ярко-синего. Сначала искали синюю рубашку, Сокуров точно знал, какой она должна быть. Обыскались, но нужного оттенка нет. Какую-то я в итоге купила, но она не понадобилась, потому что он вдруг нашел нужный синий на крыше ларька. И так всегда. Конечно, я вношу свое, и это коллективное творчество, но главный — Сокуров.

Дмитрий Андреев: Если в фильме действуют реальные исторические личности, у меня нет задачи повторить их образ под копирку. Все равно не получится: у каждого свои физические данные, глаза, цвет волос, индивидуальность.

Допустим, сериал «Фурцева». Ира Розанова — вообще не та Фурцева, которая была в жизни. Совсем разные люди, хоть тресни. Мы придумали образ: у нас она английская королева, ее так описывали очевидцы. Она была женщиной из народа, но ближе к концу жизни приобрела нечто вельможное: появились гордая осанка, походка, она даже казалась выше, чем была на самом деле. Это, кстати, было и с Екатериной II — при ее небольшом росте все ее представляли высокой и статной. Такая у нее была горделивая осанка. Я пересмотрел кучу фотографий. Так, как одевалась Фурцева, одеть Розанову было нельзя. Другая фигура, рост, нужно было лепить по-другому. Идти нужно от внешности актрисы. Повторять одежду один в один нельзя. Пагубный путь.

Ольга Михайлова: На «Матильде» пришлось много читать. Шерстили «Коронационные альбомы», в которых подробнейшим образом запротоколировано проведение коронации: кто, когда и куда приехал и во что был одет.

Наталья Иванова: Раньше жили на фотографиях и ксероксах из старых книг. У меня этими распечатками до сих пор коробки забиты, жалко выбрасывать. И конечно, «Коллекция института костюма Киото» издательства Taschen — книга на все века. Но сейчас все есть в интернете — на Pinterest шквал идет, на Ebay.

В интернете вещи для съемок покупаются редко. Пока закажешь, пока получишь — продюсеры ждать не готовы. Не готовы тратить деньги на старье. Хотя, конечно, когда снимаете 1940–1950-е, лучше искать подлинные вещи.

Или был у меня любимый костюм... Не смейтесь, но это халат арестанта, вернее костюм арестанта. Халатик, курточка, штанишки, шинелька. Эта курточка, она одинаково садится и на 46-й, и на 56-й — совершенно удивительно! Мы ее срисовывали в Петропавловской крепости. С нами приезжала технолог Петропавловской крепости и все это тоже измеряла, вымеряла, делала крой. Это же не просто халат, по прямой, дынь-дынь и пояс. А потом я там же увидела рубашки арестантов и едва не потеряла сознание. Эта вещь говорит о таком великом отношении к человеку... К человеку как твари Божьей. Как скроен перед! Какой батист! А защипы? Разрез, планочка и еще защипы. Михалков, когда увидел эту рубашечку, потребовал, чтобы ему сшили такую же. Мы сшили несколько. Она была сделана настолько точно, что становилась очеловеченной. Очеловеченной в то время! В тюрьме. На каторге.

В исторической постановке «Воскресенья», где как раз фигурируют каторжники, такой ерундой, как вымерять халаты, конечно, не занимались. А в «Сибирском цирюльнике» Михалков нам эту возможность дал, и мы все это делали. Может быть, и лишнее, но я верю, что надо делать точно, от белья до последней пуговки. Потому что по-другому себя человек чувствует.

Владимир Никифоров: Каждое время по-своему красивое, в каждой эпохе можно многое рассказать, но я мечтаю воплотить в кино бидермайер. Это мечта, которая все никак не осуществится. Еще екатерининское время, его тоже мало кто делал, а там пропасть интересного. Близки мне и 1910-е, 1920-е. Мы делали их в «Мурке», но я бы еще раз за них взялся. Не 1910–1920-е «Великого Гэтсби», а именно советские. Они презабавные. Мы в той эпохе нашли такое разноцветье фриков: умопомрачительные вещи, непонятные аксессуары, широченные штаны — в них и сейчас ходить можно. Чего бы я не хотел делать — это 1990-е, их терпеть не могу. Мне предлагали, но нет, 1990-е — боже упаси.

Екатерина Шапкайц: С «Викингом» сначала мучились — темные века, консультанты говорят разное, и сохранилось мало. Но один консультант чудесный развязал нам руки, сказав здравую мысль: «Ребята, вот все, что известно, остальное — неизвестно». Известна основа костюма — штаны, рубаха и плащ. Известен крой. Обувь известна, она нашлась. И известно, как выглядели металлические детали: кольчуги, шлемы и пряжки. Всё. Мне кажется, что викинги в действительности были одеты проще. Основной вид защиты — кольчуги. Мы сконструировали множество разных доспехов, но, конечно, это уже фантазии на тему.

Масса ругани со стороны реконструкторов и историков была по поводу печенегов. По некоторым доктринам считается, что печенеги стояли на Шелковом пути, обирали его и одевались в награбленное. Эту теорию доказывают и сокровища «Черной балки», находки из курганов, хранящиеся в Эрмитаже; там очень интересные костюмы и головные уборы. Но наша задача была другой. Идея состояла в том, что печенеги — олицетворение сил природы, разрушительная стихия. На легкой коннице они внезапно налетали, атаковали и молниеносно исчезали. Были как саранча, как порыв, как песок, который гонится ветром. Поэтому в фильме они не могли быть яркими и были цвета выгоревшей травы. И лица потому завешены — не могло быть лиц у полчищ саранчи. Одновременно это решение дает нам ассоциацию с Востоком. Мы хотели показать, что печенегов было тяжело победить именно потому, что они, как силы природы, никому не были подвластны. Это была мысль режиссера, я ее воплотила.

* Изображение в начале материала: кадр из фильма «Сибирский цирюльник». Реж. Н. Михалков. Худ. по костюмам Н. Иванова. 1998