Кирилл Кобрин. Призраки усталого капитализма. Эссе последних лет о политике, искусстве и прочем. Екб.: Кабинетный ученый, 2020
Эта книга составилась почти случайно, в разгар эпидемии Короны, когда появилась возможность по-другому взглянуть на мир до 2020 года. Ничего нового этот взгляд, конечно, не открыл, но важно ведь не новое, важно удостовериться, что интуиция не подвела — ага, дела действительно обстоят таким образом, а не иным. В феврале 2020-го мир вдруг замер, застыл на полушаге, будто его мгновенно усыпили или заморозили невиданным средством. Возникшие в результате пустота и тишина там, где еще недавно невозможно было перекричать траффик — траффик машин, самолетов, голосов, — предоставили редкий шанс. Мы увидели наш мир как он есть, таким, каким мы его никогда бы не увидели — будто на снимке или на замершем кадре. Мы смогли изучить особенности его сложения, одежды, физиогномики. А потом сравнить с тем, что мы знали до этого. Или думали, что знали. Получилось любопытно.
Мы живем в мире капитализма, три десятка лет назад названного «поздним». Правильно названного, хотя и не без скрытой надежды, что, конечно, нарушает академическую объективность исследователя — мол, «поздний», значит, скоро конец ему; чудится тихое злорадство. В любом случае, из сегодня капитализм ретроспективно действительно кажется «поздним», ибо мы можем точно назвать время, когда он был «ранним», и даже, кажется, понимаем, когда у капитализма был «расцвет». В любом случае, довольно долго капитализм был бодрым — естественно, уже значительно после того, когда он робко занимал лишь то пространство, которое отводило ему предыдущее устройство экономики, общества, политики и культуры. В конце концов, капитализм объял наш мир, стал нашим миром, стал нами, стал всем. Это и есть «поздний», когда уже не к чему стремиться, когда кроме тебя нет ничего. Торжество монотонной тавтологии. От чего возникает усталость: все трюки известны, удивить нечем, да и незачем. Настоящее гомогенно, настоящее капиталистично, будущее будет состоять из настоящего, то есть оно, на самом деле, не будет, отменяется как нечто отличающееся от сегодняшнего дня. Иных данная ситуация приводит в уныние, даже депрессию, некоторых — в ярость, большинству же все равно.
Вот о чем я размышлял в конце злополучной весны 2020 года, сидя в карантине внутри застывшего на полушаге капитализма. Перебирал всяческие соображения на сей счет, сверял новую реальность с тем, что писал до того. Писал чаще всего как бы не об этом — а вот сейчас, в 2020-м, оказалось, что именно об усталом капитализме и писал. Перечел свои текстовые файлы последних лет, нащупывая скрытый там сюжет, который так и остался бы незамеченным, погребенным под разного рода рассуждениями о совершенно пестром наборе вещей, не купи какой-то китаец зараженного мяса на рынке города Ухань. Если бы не трагедии и драмы людей умерших, заболевших, потерявших доход, то следует сказать этому китайцу спасибо. Он вручил нам фонарик, которым можно посветить назад. Высветить лучиком то, что мы и так знали.
Выяснив, что сюжет наличествует, я принялся сообразно ему подбирать свои тексты. Сюжет оказался двоякий. С одной стороны, капитализм породил наш мир и населил его героями. Эти герои существуют в нашем сознании и сейчас, только вот капитализм изменился; соответственно, и герои тоже. Некоторые из них стали призраками, теми, кто тревожит наше сознание, побуждает верить, что да, мы еще в том мире, где был прогресс, будущее и без устали работающие механизмы воспроизводства товаров, идей, определенного способа жизни. Это, конечно, не так. Потому эти призраки нас тревожат; они намекают, что дела обстоят не самым лучшим образом, что мы уже не там, где, как нам кажется, мы находимся. С другой стороны, сам капитализм стал призраком самого себя. Все вроде бы на месте — вера в свободный рынок, в то, что наличие универсального эквивалента всего на свете всегда расставляет все по своим (самым наилучшим) местам. Магазинные полки ломятся от добра, одна версия айфона энергично сменяет другую, а Илон Маск отправляет ракету на Марс. Маск тут важен — он ведь ремейк жюльверновского чудака-миллионера-изобретателя, отчего, опять же, иллюзия, что мы еще там, в веке Дарвина и Эдисона. Маск — призрак героя высокого капитализма и призрак самого высокого капитализма разом. И, конечно, он — одна из ключевых фигур нашего ностальгически-меланхолического времени.
https://youtu.be/CQrHLkfeYVI
Получилась книга и про призраки героев былого, которые тревожат уставший и потерявший фантазию капитализм, и про призрак капитализма, который когда-то блистал энергией и воображением. В книге четыре части и послесловие. Первая часть — о том, как чувствовали себя некоторые герои прошлого века, когда капитализм окончательно восторжествовал. И о том, как они соотносились с феноменами, известными как «государство» и «идеология». Вторая часть — о том, что происходит сейчас, о повальной ностальгии, о ретромании, ставшей индустрией, о меланхолии, возникающей при виде всего этого. Третья глава — об отверженных сегодняшнего мира, о скучном лицемерии усталого капитализма и его идеологических оппонентов и о том, что делать с этим. Четвертая часть — о главном и, может быть, самом лучшем, порождении капитализма, о буржуазном городе. В буржуазном городе может быть всего пара-тройка тысяч жителей, а может быть и десять миллионов — но устройство его покоится на одних и тех же основах. Потому вошедшие в четвертую главу эссе — скорее об общем, нежели о бесконечном разнообразии буржуазного урбанистического опыта. Замыкает книгу большой текст о том, как некоторые умные и талантливые люди нашего времени пытаются доказать нам, что все (относительно) хорошо, что капитализм не устал, что это мы немного пали духом и сдали позиции. Естественно, автор данной книги видит в этом очередную — и, наверное, последнюю — уловку усталого капитализма. Послесловие к данной книге носит исключительно идеологический характер. Никакой лирики, хотя порой автор чувствовал сильное желание согласиться с теми, кого он (якобы) выводит на чистую воду. Кажется, он справился с этим искушением.
Героями настоящей книги являются (в произвольном порядке) музыканты, обыватели, писатели, секс-работницы, философы, ученые, художники, рабочие, многие другие.
То, что нижеследующие тексты — и сложенная из них книга — оказались такими, какими они оказались, есть результат влияния работ примерно двух дюжин историков, теоретиков, антропологов, эссеистов и даже поэтов и романистов. «Поздний капитализм» придумал Фредрик Джеймисон. Историю про призраки — сначала Деррида, а потом — применительно к поп-культуре — Марк Фишер и Саймон Рейнольдс. Книги и отдельные эссе Оуэна Хэзерли, особенно его «Министерство ностальгии», позволили мне серьезнее отнестись к собственным догадкам, которые я ранее не решался додумать до конца и представить на суд почтенной публики. Многих я не называю из экономии места, но их имена можно найти в библиографических сносках. Все так. Но не меньшее — если не большее — влияние на эти тексты оказала поп-музыка последних шестидесяти лет. Она являлась (и является) не только саундтреком, который сопровождает — и трансформирует — мои размышления о «современности», капитализме, буржуазности и революции; поп-музыка сама по себе дает наиболее наглядный и яркий пример того, как капитализм, особенно «усталый», работает, каков его механизм. Высоколобые авторы взращивают свои книги на почве, хорошо удобренной первоклассными теориями; мой скромный огород умещается в ящиках для виниловых пластинок и в коробках для компакт-дисков. Впрочем, это все уже стало виртуальным; огород скукожился до черно-зеленой иконки Spotify на экране айпада.
Наконец, последнее. В этой книге Россия если и присутствует, то где-то сбоку, на обочине. Вряд ли данное обстоятельство привлечет к ней отечественных читателей. Увы, ничего с этим поделать нельзя. Автор придерживается правила писать только об интересном лично ему. Во времена усталого капитализма российские сюжеты оказались не шибко интересными; вялая драма иссякания некогда полнокровного (и кровавого, конечно) мира буржуа разыгрывается где-то там, за границами Российской Федерации (да и в основном постсоветского мира вообще). Наверное, это связано с тем, что советское пространство, став «бывшим советским», восстановило контакт с капитализмом уже на довольно поздней стадии последнего. В качестве слабого оправдания: в 2017–2018 году автор уже выпустил пару книг, где Россия и русские сюжеты были главными — и даже единственными.