В издательстве «Городец» вышла новая книга владимирского писателя Анатолия Гаврилова — автора самобытной и узнаваемой минималистичной прозы, лауреата премии Андрея Белого. Публикуем отрывок «Выбранных мест из переписки со временем и пространством», а также напоминаем, что с 22 по 24 октября во Владимире пройдет первый книжный фестиваль «Китоврас» .

Анатолий Гаврилов. Под навесами рынка Чайковского. Выбранные места из переписки со временем и пространством. М.: Городец, 2021

Сейчас работаю над партитурой «Птицы весной». Я — учитель композиции. Это когда соединяешь звуки в музыку. Я против уловок, ухищрений и холодного мастерства. Музыка не должна услаждать и потворствовать. Я требую от учеников бескомпромиссности. Они боятся меня. Они считают меня сумасшедшим. Они надо мной смеются.

 

— Чем занимаешься?
— Работаю на ударных. Барабаны. Пока что дома. Возможны приглашения в престижные группы. Бью днем и ночью.
— Как соседи?
— Обыватели всегда недовольны, им бы спать, жрать и прочее.

 

1987 год, дом отдыха театральных деятелей «Братцево», осень, вечер, двое сидят за столом, водка, селедка, говорят про театр, литературу, музыку. Центр окружности не принадлежит окружности. Окружность не принадлежит центру. Усилить ум. Жернова работают, а муки нет. Впрочем, ничего нового.

 

Работаю в музыкальной школе, преподаю флейту. Жена работает кем-то в каком-то департаменте, иногда является домой ночью, то смеется, то плачет, никак не может уснуть, просит поиграть ей на флейте, и я играю, и она засыпает. Жена храпит. Это мешает мне сосредоточиться на вопросах хрен знает каких, но это очень важно для всех.

 

Оттепель, туман. Мне все равно. Играю на бирже. То быки, то медведи. Кто знает, тот понимает. А кто не знает — тому и не нужно. Ни слов, ни музыки. Только ставки. Отбросив все остальное. Тут либо ты, либо тебя.

 

— Что вы можете сказать о восьмой симфонии...
— Я ненавижу музыку...
— А, скажем, это... как его... поэзия... философия... театр... кино...
— Оставьте меня в покое.
— А вы, собственно, кто?
— Никто.
— Вы еще живы?
— А вам-то какое дело? Я пока еще жив и предлагаю вам выпить со мной водки.
— Спасибо. На службе не пью.
— Выпьем, и я отвечу на все ваши вопросы.
— Даже не знаю.
— Тогда — оревуар.

 

Авторский вечер в большом зале консерватории имени Чайковского. Музыка друга юности, композитора N. Его жизнь ушла на борьбу за квартиру, на борьбу с тривиальностью, прочим. Его музыка всегда вызывала во мне отвращение. Я никогда не говорил ему об этом. После его музыки в большом зале консерватории имени Чайковского я сказал, что был потрясен, и обнял его. А потом было застолье в его новой квартире, и я провозглашал тосты в честь моего друга, а потом все разошлись, а мы прогулялись по зимней ночной Москве, а потом вернулись домой.

 

По дороге домой из библиотеки спросил у незнакомой девушки, как ей Хорхе Луис Борхес, она ответила: «Усраться и не жить».

 

Моя мать говорила, что я рожден для тюрьмы. Жизнь проходит в ожидании предсказания. Пьешь, боишься других, особенно себя.

 

О Швейк! А потом были шейк, буги-вуги и прочее. И жизнь продолжается, кто-то помог мне дойти домой и хотел войти ко мне, но мне никто не нужен, гудбай, мне не нужны ваши откровения, спокойной ночи.

 

Не берись за работу круто, входи в нее исподволь. Работай ровно — работа приступами, сгоряча портит и работу, и твой характер. Не работай до полной усталости. Посиди, полежи — и снова за работу. Не хвались своими удачами. В случае неудачи не горячись, посиди, полежи и еще круче возьмись за работу.

 

— Как прозвучала твоя музыка?
— Какая?
— Там что-то для флейты... фортепиано... что-то про море, песок, слезы... что-то на стихи какого-то японского поэта... этот, как его...
— Исикава Такубоку.
— Я там был!
— Где?
— Ну, это... как его...
— Понятно. Наверное, выпить хочешь?
— За кого ты меня принимаешь?
— Ну, ладно, выпьем за музыку, которая уже никому не нужна.

 

Они сидели, выпивали, о чем-то говорили. Один находил в прошлом рай, другой — ад.

 

Мнимая тишина. Мнимые цветы. Мнимые антибиотики. Мнимое мироздание. Мнимая жизнь. Главное — упорство в достижении мнимой цели. Ни слов, ни музыки. Сжата рожь, не поют соловьи. Море мерзнет, не море, а mori. Дни проходят торжественным маршем и падают за сараем.

 

Они молча прогуливаются, делая вид, что прогуливаются. Но есть признаки беспокойства. Это беспокоит прогуливающихся. Они делают вид, что их нет.

 

— Ты давно в этом городе?
— Давно.
— Как тебе город?
— Город как город.
— Тебя здесь били?
— Неоднократно.

 

Нужно что-то делать... нужно преодолеть... нужно сосредоточиться... нужно собраться... нужно преодолеть страх перед тьмой и выйти в уборную... она у забора... ну, давай... дальше уже невозможно.

 

Хочется жить так, чтобы исправить ошибки, в связи с чем купил ватрушку и съел ее.

 

— Чем занимаешься?
— Работаю на ударных. Когда-то работал в группе «Эндэнделиз крайс», потом группа распалась, а я до сих пор вечерами работаю на ударных.
— Где?
— Дома.
— Как соседи?
— Они в восторге.

 

Сейчас работаю над рассказом, который, думаю, не останется незамеченным, а начинается он так: «Светало».

 

Ночь, кухня, двое за столом. Давно не виделись. Один трезвенник, другой алкоголик. Спиртного нет и не будет. Трезвенник о чем-то говорит, но алкоголик его не слышит. Трезвенник идет в туалет, алкоголик уходит в поисках спиртного. Больше они никогда не виделись.

 

Зима, простужен, на улицу не выпускают. У меня много книг. Я много читаю, в основном русские народные сказки. Рядом в лесу живет одинокий волк. Иногда он приходит ко мне поесть и погреться, мы играем с ним в шахматы, а потом он снова уходит в лес.

 

Сочинение. Тема — нравственность. Изложение темы. Нравственность — это то, что... Многоточие, запятая, тире, точка, тире, спасите наши души, далее многоточие.

 

Архитектор сказал, что мой дом будет в стиле модерн. Я заплатил ему за проект. Появились прораб и строители. Я выплатил им аванс. А потом они все куда-то исчезли.

 

Оттепель. С рюкзаком за плечами. Месит снежное месиво. Движется в сторону рынка. Что-то купит на рынке. С кем-то поддаст. О чем-то поговорит. Не успел оглянуться — уже темно. Пожалуй, домой пора.

 

Музыка, сочинения, жизнь и позор, скромная жизнь, скромные аплодисменты.

 

У парадного уже стояли, духовой оркестр исполнял прелюдии Баха, прелюдии кончились, директор поздравил всех с первым сентября и сказал, что осенью всегда хочется чего-то необыкновенного, процитировал Пушкина, расстрелял оркестр и уединился, некоторое время он ничего не делал, а потом лег спать.

 

Чего-то хотелось: не то Конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать.

Салтыков-Щедрин

 

Ни людей, ни зверей, ни птиц, ни насекомых, только запах первого снега, дождя и пропан-бутана. Ожидается снег, ожидается приход человека, которого не хочется видеть.

 

Снег выпал ночью и лежит до сих пор. Ветер, скользко. Падений бояться не нужно. Всякие падения уже произошли... Куда-нибудь дойдем, впрочем, известно куда.

 

На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались.
Салтыков-Щедрин

 

Погода сегодня что и вчера. Видел у помойки борьбу кота с голубями за что-то съедобное, и он уже победил, но тут налетели вороны, и кот убежал. Купил в магазине продукты питания. Прогулялся вдоль гаражей и забора бывшей воинской части. Вернулся домой и лег спать.

 

Президент не понимает, что происходит. В чем, собственно, дело? Чего они хотят? Ночь, мысли о Государстве и о том, куда бежать. Позже выяснилось, что президент был пьян. Пил он не всегда, только в ответственных случаях, когда нужно было принимать значимое для Страны решение.

 

Купил продукты питания. Далеко никуда не ходил. Вернулся домой и лег на диван. И тут возникают проблемы с воспоминаниями. И тут ничего не поделаешь. Так и маешься. А потом все же уснешь. И наступит новый день, и все повторится.

 

Гитара из фанеры звучит иначе, чем из палисандра. Сервант куплен в условиях товарного дефицита. Не у каждого такой сервант. Он на ножках. Он может уйти. Не уходи, я тебя умоляю!

 

— Рад тебя видеть.
— Взаимно.
— Что будешь?
— Что есть, то и буду.
— А я бросил пить.
— Один я пить не буду.
— Тогда — что?
— Тогда почитаю тебе свои стихи.
— Тогда я, пожалуй, выпью и пойду домой.

 

Сегодня пятница. Пасмурно, дождя и ветра нет. Пока еще не выходил. Вчера купил фундук и какую-то древнюю рыбу. Орехи нужно лущить, а на древнюю рыбу страшно смотреть. Вспоминается разное. То Евгений Попов, то Эдуард Русаков, то кто-то еще. Пасмурно, дождя и ветра нет. Нужно вынести фундук и древнюю рыбу на прокорм птицам и прочим.

 

Сейчас не скользко, так как плюс градусов, наверняка еще будет минус, и тогда будет скользко, и тогда возможны падения, в связи с чем уже сейчас нужно учиться правильно падать. Евгений Попов считает, что падать никогда не поздно.

 

Вот я и стал отцом. Теперь нужна нянька. Перед сном я рассказываю ребенку про ужасы. Он боится и плачет. Тогда я говорю про юриспруденцию, он все равно плачет и боится.

 

— Ты откуда?
— Из Молдавии я.
— И куда?
— Во Владимир.
— Насовсем?
— Насовсем.
— Почему?
— Не хочу говорить об этом. А ты куда и откуда?
— Во Владимир я, из Мариуполя.
— Насовсем?
— Насовсем.
— Почему?
— Не хочу говорить об этом.
— Да вот и Владимир, пора выходить.
— Да вот и Владимир, пора выходить.
— Нужно выпить.
— Непременно.

 

Не всегда покупаешь то, что нужно. Впредь нужно записывать. В данный момент чихаю, так как выпил. Но мы еще встретимся. Главное — не упасть. Ну, не впервой. Рядом — диван.

 

Первое марта.

У нас солнечно, минус один, ветра нет, из птиц только голуби, местами скользко, информация бесплатная.

 

— Как прозвучала твоя музыка?
— Как-то прозвучала.
— Отклики есть?
— Есть.
— Какие?
— Какие-то.
— Тебе все равно?
— Мне уже все равно.

 

Ему кажется, что его уже нет. И ему хорошо. Но не так все просто. Он еще не достиг высшей точки чего-то. Еще, говорят, нужно немного помаяться, а как там уже будет, кто его знает.

 

Нужно разобраться с самим собой. Этому свитеру уже сто лет. Сервант значительно моложе. Нахожусь сейчас дома. Информация не для всех. Мало ли чего. Впрочем, нужно все же выйти. Но прежде нужно разобраться с самим собой. Никогда не разберешься, пожалуй. Лучше скушай горохового супа и ложись на диван, а дальше посмотрим. Все происходит между тобой и тобой самим. Так кто-то сказал, я за него не отвечаю. Я простой человек. Тем не менее не всегда понимаю, что мне нужно. Пожалуй, нужно выйти на лыжах. Снега нет, но это не столь важно. Люди смеются, и пусть смеются.

 

Минус пять, поехал в Суздаль по поводу работы, там сказали, что уже взяли, поехал в Юрьев, там уже тоже взяли, поехал в Боголюбово, там женщина вдруг замахала руками и сказала, что мне лучше быстро уйти, так как ее муж только что вернулся из тюрьмы.

 

Погода сегодня — лужи замерзли. С яблони упало очередное яблоко. Пасмурно, холодно, ветер. Ни с кем не встречался. Никому не угрожал, и никто не угрожал. Никто ничего не предлагал, равно как и я. Прогулялся в сторону СИЗО и церкви, и вернулся домой, и лег спать, а что еще делать. Прости, отец. Тебя уже нет. Я помню все свои прегрешения. Надеюсь на понимание и прощение.

 

Утро холодное, земля холодная, небо холодное, никого, ничего, но вдруг что-то появляется и хладнокровно расстреливает хладнокровных.

 

Погода что и вчера, нет смысла выходить, тем более, что уже выходил, а если есть возможность не выходить, то и не выходи, особенно при сильном ветре, когда легко упасть.

 

Няня уволена за прогулы и пьянство.

 

— Куда-то ходишь?
— Хожу в магазин.
— И всё?
— И всё.
— А все остальное, не магазином ведь жив человек?
— Согласен.
 И что?
— Есть время куда-то ходить, есть время, когда уже никуда ходить не хочется, а магазин — это необходимость.
— А, скажем, выпить?
— Ну, это еще остается.
— С кем-то выпить, поговорить.
— Это уже прошедшее время.

 

Облачность. Ночью сквозь облачность временами — Луна. Прогноз обещает ночные заморозки. Читаю П. Елохина «Глиняный свисток» и А. Леонтьева «Москва, Адонай!». Хожу в магазин за продуктами питания. На яблоне осталось одно яблоко.

 

Двенадцатое апреля, пятница.

Плюс два, снег, купил вымя.

 

— Давно не бывал в Мариуполе?
— Давно, там никого не осталось.

 

Четырнадцатое апреля.

Плюс три, пасмурно, ветер холодный, купил хлеб и квас, до пенсии еще шесть дней, нужно держаться.

 

Список тех, кого он предал. Страшно. Потом он ухмыльнулся и подумал о тех, кого еще можно предать.

 

Дождя уже нет, но ветер продолжается. Деревья, собственно, уже спят. Не все купил в магазине. Альцгеймер.

 

Нужно есть то, что есть. Все полезно, что в рот полезло. Впрочем, ветер, листья, и во дворе никого нет. Сумерки погоды и вообще. Но мы еще встретимся, оревуар.