Человек рождается, живет и умирает.
Но как мало мы думаем — в сравнении с первой и заключающей частями этой триады — о великой загадочности феномена жизни. Ее невероятной бытийной тайне.
Может быть, не случайно и справедливо? Из словаря Даля значение слова «смерть»: «конец плотской жизни, воскресенье, переход к вечной, к духовной жизни».
Так что стоит ли думать о физической жизни как великой тайне, когда тайна — все наше существование?
* * *
Почему современный человек бежит в своих раздумьях о мироздании слова «Бог»? Употребляет вместо него такие понятия, как «Высший разум», «Абсолют», даже «Индуктор».
А ведь, по сути, это лишь синонимы определения той высшей силы, которой наше мироздание заведено и пущено «тикать».
Может быть, пора перестать лукавствовать и признаться самим себе, что от перемены слов сущность вещей не меняется и нас элементарно пугает та мощная энергетика, которой обладает это короткое и емкое слово — Бог, сдувающее с нас, будучи произнесенным, все наше человеческое самомнение и гордыню.
* * *
Известная истина: мы мыслим благодаря способности говорить — определять мир через слово.
Но чтобы определять мир словом, необходимо мыслить.
Слово рождает мысль, но точно так же и само слово порождается мыслью.
По сути, это тот самый пресловутый вопрос о курице и яйце: что было вначале?
Священное писание учит, что вначале было слово.
Вспомним, однако, продолжение: «И слово было у Бога».
Получается, что согласно Священному писанию и яйцу, и курице предшествовала созидательная сила, что больше и выше их. Только признанием ее возможно разрешить нерешаемую человеческим сознанием загадку. Но имеющий свободную волю современный человек согласен принять постулат об ограниченности своего сознания, только бы не признавать над собой высшей созидательной силы.
* * *
Человек — стадное существо. По-другому говоря, общественное. Вне стада, вне общества, он ощущает свою жизнь обессмысливающейся и обесценивающейся — вплоть до готовности расстаться с нею. Ортега-и-Гассет в какой-то из своих работ, подвергнув анализу обыденное человеческое существование, говорит как раз об этом: что жизнь человека имеет своей изначальной и завершающей точкой одни общественные интересы, заключена в них, как в кокон.
И вместе с тем, стремясь к этим заключенным внутри общественной жизни целям, пытаясь достичь определенных вершин внутри нее, человек взыскует чего-то большего, чем эти вершины, пытается заглянуть за пределы своего общественного бытия — нуждаясь в том не меньше, чем в «стаде». Чувством Бога называем мы это алкание «чего-то большего». У кого-то оно сильнее, у кого-то слабее, есть ли такие, у кого оно отсутствует напрочь? Мне кажется, что нет. Но по какой-то причине голос его заглушен у некоторых до полной неслышности. И вот что тому причиной, почему? Или они — самый крепкий человеческий материал, на ком Создатель проверяет силу своего зова, такая контрольная группа, на которой исследуется способность физической человеческой плоти сопротивляться звучащей в ней музыке духа?
* * *
Вот представить себе, что человеческий мир никогда не знал войн. Женились, рожали, торговали, пахали землю, строили дома, дворцы, дороги, мосты, занимались ремесленничеством — в общем, всем, что было свойственно человеческой цивилизации, кроме войн. И что бы тогда было историей человечества, о чем делали запись хронографы? О строительстве того, создании этого, смерти такого правителя, восшествии на престол наследника... Все то же самое, только без описания сражений, побед, поражений. Трудно себе даже и представить такую историю. Настолько она была бы иной. С точки зрения нынешнего исторического сознания, столь скучна, негероична, тускла.
А между тем насколько бы полнее, содержательнее, внутренне красивее была бы она. Героем ее был бы не человек с мечом, а человек с мастерком, не герой, умеющий убивать лучше других, а герой, скажем, изобретатель колеса, или гончарного круга, или пуговицы с петелькой. Насколько других героев имела бы наша история, насколько о других ценностях трактовала бы, насколько иные ориентиры предлагала человеку в жизни.
Но потому и трудно представить себе такую историю, что она просто невозможна. Человек агрессивен, властолюбив, эгоистичен, жесток... и далее, далее. Нет другого человека и жить нам надо с собой такими, какие мы есть.
* * *
Представить себе, что из жизни человека вычеркнуто понятие «культура». В самом широком значении: нет не просто литературы, искусств, зодчества, но и ложек-вилок-ножей, одежды, луков, седел, копий... Что имеем в остатке: голокожее, совершенно не приспособленное к жизни в природе, слабосильное в сравнении с другим зверьем животное.
Человек есть создание культуры, ею вылеплен, ею вознесен над всей прочей земной тварью.
И после этого какие-то там вожди, духовные водители, общественные деятели время от времени смеют обрушиваться на культуру, толковать о ее ненужности обществу, обременительной тяжести в бюджете...
Тяжело же окультуренному человеку бороться со своим животным началом. И как же сильно оно. Как победительно.
История, однако, свидетельствует: странным образом в конце концов случается так, что, всякий раз побеждая, животное в человеческом обществе оказывается неизбежно побеждено началом культурным.
* * *
В молодости мне было близко ощущение жизни как трагедии, в которой предопределенность гибели героя навязана волей Небес как единственное и самое действенное доказательство их существования.
Сейчас я смотрю на жизнь более как на комедию, хотя у меня куда как больше оснований — что естественно! — полагать ее обремененной трагическим началом.
Возможно, причиной тому очень постепенно, как бы исподволь совершавшийся во мне поворот от понятия «Небеса» к простому и ясному понятию «Бог». Как же, должно быть, смешна Ему наша ничтожная, суетливая, обремененная постоянной заботой о хлебе и зрелищах, такая хрупкая, непрочная человеческая жизнь!
Впрочем, думая об этом, я не забываю, что смешной она может представляться лишь Ему, а нам-то надо ее прожить, и всерьез.
РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
Как замечательно, что в России снова возможно отмечать Рождество Христово! За одно это можно полюбить новую власть. Правда, здесь существенно «можно». Бывает, знаете, «можно, но не нужно». Или «не нужно» лучше заменить словом из синонимичного ряда: «не следует». Синонимы чем хороши? Значения близки, а от- тенки — о! Столько всего передают.
Впрочем, в этот чудесный день я хотел сказать именно о чудесах. Если кто верит в них, то вот такой мой личный опыт, что я имел нынче весной в Израиле. А кто не верит — просто послушайте, можете и посмеяться. Привожу без изменений, как я описал этот случай в письме одному своему корреспонденту вскоре по возвращении из земли, где Масличная гора:
«В Израиле я, разумеется, прежде всего посещал знаковые христианские места. Но наиболее острое переживание связано у меня с посещением церкви святого Петра в Тель-Авиве.
Я покинул официальную экскурсию и пошел по городу сам по себе. Имея целью вернуться в Яффу, через которую нас провели с первой космической скоростью, а до того (ориентируясь по карте) непременно побывать в церкви святого Петра. Идти до нее оказалось дольше, чем я предполагал, солнце было жаркое, спуски-подъемы, подход к монастырским воротам в дальнем конце — в общем, я не пришел к ним, а притащился.
И о, разочарование: службы в церкви проводят только в определенные дни недели, ворота закрыты, посещения нет. Однако на панели электронного замка кнопочки и надписи: тому-то звонить — 1 звонок, тому-то — 2 звонка. Позвонил — ничего. Печаль меня стала разбирать. Так долго шел, так тяжело! Еще какая-то непонятная кнопочка. Нажал. Чудо! Замок щелкнул, дверь открылась. Конечно, я вошел.
Чудесный монастырский сад, журчание фонтана — и ни единой души. Пошел я вверх, к храму. Около него — свечные лавки, закрыты. Торкнулся в двери храма — заперты. Я уж подергал-подергал — нет, впустую. Дорожка идет, указатель на стене: „К гробнице святой Тавифии”. (В тот момент я не помнил, кто это, а это, кажется, в 10-й главе „Деяний” описывается, как апостол Петр ее воскресил.)
Пришел к гробнице. Собственно, склеп. Железная решетчатая дверца, в проушины запора вдет болтик вместо замка. Что бы Вы сделали? Правильно, вытащили его. Это же сделал и я. Лестница вниз, свет проникает через дверной проем. Слева от входа — горка свечей, ящик с прорезью и табличка с надписью: „10 $ — 3 свечи”. Ого, подумал я. И не решился на это приобретение. Спустился вниз, к месту, где, надо полагать, собственно могила, там в песке стоят купленные кем-то свечи, лист с молитвой св. Тавифии. Помолился и пошел наверх.
При выходе взгляд снова падает на объявление о продаже свечей. Что такое? Ясно вижу, как до того, что 10 $, на самом деле 1 $ — 3 свечи. Нет никаких десяти долларов. Я, понятное дело, тут же опустил в ящик имевшиеся у меня в кошельке 5 шекелей (чуть больше доллара), взял три свечи, снова вниз — и поставил там две из них рядом с теми, что уже стояли. Третью свечу, решил, увезу в Москву.
Поднимаюсь наверх, к храму (болтик вставил обратно, не волнуйтесь), что такое? Храм открыт! Бросаюсь в него, вхожу — какой-то человек ходит по нему с группой русских людей, по всему видно, экскурсовод, рассказывает о храме, истории его, иконах. На меня косится с подозрением — кто такой? — но ничего не говорит, и я свободно обхожу весь храм, а третью свечу оставляю на подсвечнике, решив — пусть остается здесь и горит во время будущей службы.
Выхожу на улицу — открыта свечная лавка. Думаю, а может быть, и была открыта, просто я не заметил? Подошел, спросил. Женщина отвечает: нет, только что открыла, для паломников, а вы-то откуда? кто вам отворил?
Да, говорю, кнопочку нажал — дверь и отворилась. Не может быть, говорит строго и губы поджимает и не знаю что делать со мной собирается за мое самоуправство. Не может быть, повторяет, не может быть. И тогда я говорю: Божье благоволение. И что бы Вы подумали, проняло! Да, говорит, не иначе. И проводила меня уже с улыбкой.
И снова по пути к воротам не встретилось мне ни единой души. Нажал кнопку изнутри — дверь открылась (ну тут уже обычная электроника-автоматика), за порогам стоят мать с сыном, уже потерявшие всякую надежду попасть внутрь. А мы, говорят, звоним, звоним! Вот и дозвонились, говорю я, входите. И они, естественно, радостно входят. Так я напоследок и сам стал орудием Божьего благоволения этим звонившим и было отчаявшимся».
С Рождеством Христовым! С чудом, которое является тогда, когда его не ждешь.
* * *
Нравственное — более важное в человеке, чем его политические воззрения.
* * *
Умение прощать — важнейшее качество человеческой личности. Все христианство стоит на этом требовании: умейте прощать! Об этом в первую очередь говорил в своих поучениях Христос. Мстительный, поджидающий своего «звездного» часа, чтобы отыграться за нанесенные ему в прошлом (дальнем или недальнем) обиды, памятливый этой сжигающей душу памятью человек — человек, не способный созидать. Ничего, ни в какой области. Потому что мстительность по своей сути настолько противна всякому творческому началу, выжигая в человеческой душе все альтруистическое, что не оставляет никаких побудительных причин для созидания. Разрушение — единственный и непременный результат деятельности одержимого мстительностью. Мстительный человек, оказавшийся во главе какого-либо дела, бизнеса, партии или государства неизбежно приводит к обрушению структуры, доставшейся ему под руководство.
* * *
Только осознавая, что человек — не венец природы, а вырезанный из нее фрагмент, вправленный в рамку Моисеева закона, не имеющего ничего общего с законами собственно природы, наделенный страстью и энергией созидания и познания, мы начинаем понимать, что человек не мог быть создан природой — слишком в вопиющем противопоставлении ей он находится. Совпадая с нею во всем физически, абсолютно противен ей во всех остальных константах. Можно назвать их духовными. Можно ментальными. Можно еще как-то.
Этот взгляд на человека принято сейчас с известной долей высокомерности называть креационистическим. В противовес тому, который называется научным.
Однако наука занимается лишь миром физического. В котором, оказывается, тоже есть то, что недоступно нашим органам чувств, скрыто от них и открывается нам лишь благодаря той самой страсти познания, которой обделены все остальные создания природы. Рентгеновские лучи, радиоволны, сейчас вот волны гравитационные.
Перед миром нефизического наука отступает. Перед тайной предвидения-предчувствования (невозможно подвергнуть проверке!). Перед тайной мышления (чисто научными методами зафиксировано, что мозг знает решение задачи за полминуты до того, как носитель этого мозга физически решит задачу, но не выдвинуто даже гипотез, объясняющих этот эффект).
Венец природы? Но в природе каждое создание — венец, это так очевидно! Что инфузория-туфелька, что какой-нибудь кедр-дуб-береза, что пчела, собирающая мед в соты, или корова, наполняющая молоком вымя...