А. Г. Юрченко. Василиск античных врачей и магов. СПб.: Евразия, 2020
Задавшись целью выяснить, что представлял собой василиск, я наугад открыл несколько мифологических словарей и нашел там либо изложение античных представлений о некой загадочной змее, либо пересказ средневековых легенд, трактуемых ныне как суеверия. В лучшем случае в словарных статьях обычно излагается несколько символических уподоблений данной фигуре, что лишь затемняет суть вопроса. Давно уже замечено, что в исследованиях подобного рода нет места ни удивлению, ни чувству новизны, ни парадоксам. Они являют взору ищущего груду археологической пыли и безмолвие скуки. Мало того, что литературные опыты авторов словарей занижают интеллектуальные возможности древних писателей, они к тому же ровным счетом ничего не объясняют. Создается даже впечатление, что фигура василиска не требует особых пояснений. Рискнем рассеять этот научный миф.
В сочинениях античных авторов, интересовавшихся историей змей, наиболее интригующе выглядят две рептилии — василиск и дракон. Их причастность к иному миру, на первый взгляд, объясняет их сверхъестественные свойства. В древности эти змеи воспринимались как вполне реальные существа, обитающие в отдаленных и малоисследованных областях мира. Двойственность их образов обернулась скоплением фантастических характеристик, что в конце концов побудило натуралистов Нового времени вычеркнуть этих рептилий из круга своих интересов. Досье василиска в более-менее полном виде последний раз, кажется, было представлено в книге швейцарского ученого XVI века Конрада Геснера, что дает основание вернуться к этим материалам. К тому же их можно существенно дополнить. В XX веке загадка василиска (подчеркиваю здесь слово «загадка») отмечена Х. Л. Борхесом в его «Книге вымышленных существ». После эпохи скептицизма Х. Л. Борхес своим бестиарием возвращает из небытия отвергнутые существа, но намеренно ничего не разъясняет. Сейчас, видимо, наступил момент для того, чтобы заняться анатомией мифа.
История представлений о василиске, в которой несложно обнаружить несколько темных пятен, относится к числу волнующих загадок средневековой метазоологии. Загадка связана с разрывами — внезапными и немотивированными. Возникает ощущение, что василиск несколько раз словно «проваливался» во времени и появлялся уже в совершенно новом обличье. Моменты исчезновений покрыты глубокой тайной: мы не знаем, как и почему происходили изменения, однако, не обозначив границы переходов, мы не сможем воссоздать истинную историю василиска. Речь идет не о суевериях, как полагает большинство современных авторов, а о творческом процессе, связанном с моделированием пограничных ситуаций. В известном смысле, через описание фигуры василиска древними писателями исследовалась проницаемость иного мира.
Обратившись к мифологическому досье на василиска, мы видим целый ряд фигур, носящих это имя и внешне разительно отличающихся друг от друга. Не может не возникнуть вопрос: перед нами история превращений одного и того же существа или речь идет о разных фигурах, случайно названных общим именем? Мифологические словари и энциклопедии умалчивают о проблеме таких метаморфоз. Мы же, напротив, как можно резче обозначим ее. Скажем, в «Этимологиях» архиепископа Исидора Севильского (ок. 570–636) речь идет о маленькой ядовитой змейке, тогда как в «Книге сокровищ» флорентийского писателя и политика Брунетто Латини (ок. 1220–1294) изображен четырехногий монстр с грудью и головой петуха и змеиным хвостом. Контраст слишком очевиден и требует объяснений, поскольку оба существа названы василисками.
Конкретный вопрос нашего исследования звучит так: когда и каким образом змейка превратилась в чудовище, состоящее из рептилии и петуха? Я намерен показать, что змее-петух не имеет ничего общего с античным василиском, кроме имени. Это два разных существа. Если античный василиск — это ядовитая рептилия, то змее-петух — воображаемое существо, обитающее на страницах средневековых бестиариев и порталах соборов. Известно время и место его появления — XI век, Германия.
Менялся не только облик василиска, но и его свойства. Изначально это была ядовитая змея, от чьего укуса не имелось противоядия. Она убивала все живое простым прикосновением. Звуком (шипением или свистом) она предупреждала о своем появлении. Загадкой является обретение змеей смертоносного взора. Удвоение вредоносных характеристик противоречит логике мифа и указывает на монтаж новой фигуры с заимствованным извне свойством. Это произошло в один из «провалов» во времени в узком сегменте эзотерических знаний, не затронув основную античную литературу по зоологии и медицине. Так появилось два василиска; лишь одного из них ждала удивительная история превращений, но и другой никуда не исчез. В XI веке два арабских ученых-естествоиспытателя, ал-Бируни и Ибн Сина, располагали сведениями о двух разных античных василисках. В том же XI веке заявляет право на существование неслыханное чудовище, рожденное из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой. Оно могло бы претендовать на оригинальное имя, но, в силу неясных обстоятельств, его вновь назвали василиском. Эта, уже третья, фигура легко бы затмила своих невзрачных конкурентов, но исходящий от нее инфернальный ужас включил механизм рассеивания. В результате появилось нечто, собранное из фрагментов трех разных василисков, обозначенное тем же самым именем. Именно этот персонаж признан медиевистами единственным достоверным василиском, что выглядит явным недоразумением.
Для удобства я опускаю свидетельства о параллельных превращениях множества других василисков, а также тупиковые ветви эволюции этой фигуры, как, например, толкование василиска в Иероглифике Гор-Аполлона. Истинная же загадка этого существа заключена в таинственном притяжении его имени, остававшемся неизменным на протяжении столетий. И, видимо, не стоит интересоваться, какая темная энергия скрыта за этим именем.
Кратко доступное досье на василиска выглядит так. Исидор Севильский сведения об этой змее заимствовал из энциклопедии римского писателя Плиния Старшего, добавив несколько строк из поэмы Лукана. В свою очередь, Плиний использовал сочинение Болоса из Мендеса, писавшего об антипатии между василиском и лаской, и книги магов, где говорилось о свойствах крови василиска и его смертоносном взгляде. У Плиния был выбор, поскольку о василиске также говорилось в медицинской поэме Никандра Колофонского (II в. до н. э.), посвященной характеристикам змей и противоядиям. Плиний знал эту поэму; в XXX книге он ссылается на Никандра при описании лечебных свойств двухголовой змеи амфисбены. Но в данном случае Плиний предпочел другой источник сведений, поскольку подбирал материал о губительных взглядах животных. Это, в общем-то, случайное обстоятельство имело непредсказуемые последствия.
Василиск Никандра Колофонского — крайне ядовитая змея, но сверхъестественного ничего в ней нет (ни опасного взгляда, ни убийственного шипения, да и о магических свойствах ее крови — ни слова). Поэму Никандра обильно цитирует Клавдий Элиан. Таким образом, в древнеримской культуре, как уже сказано, существуют два разных образа василиска. Первый — ядовитая змея, второй — змеиное воплощение Медузы Горгоны. Мне представляется удивительным то обстоятельство, что ни один античный писатель не сравнил их с целью выяснить, какой из василисков мифичен, хотя такое сравнение было проведено в отношении катоблепа и хамелеона. Никаких шансов выжить под градом скептических стрел у фантастического василиска не было, тем не менее змея магов получила признание в позднеантичной средиземноморской культуре. В целом описанная ситуация не отменяет тезис о безразличии к этой фигуре рационально мыслящих ученых, врачей, историков и географов. Кредо последних выразил Страбон: «Ведь старина, вымысел и чудесное называются мифами, история же — будь то древняя или новая — требует истины, а чудесному в ней нет места или оно встречается редко» (Страбон. XI. 5. 3). О губительном взгляде василиска говорится только в любовно-приключенческом романе «Эфиопика» Гелиодора (III в.), а ранее, со ссылкой на сочинения магов, и не без иронии, у Плиния (I в.). Всех остальных, включая Болоса, интересовал вопрос о противоядии при укусе этой опасной змеи.
Раскрыть тайну смертоносного взгляда василиска означает указать на причины фатального интереса к теме смерти в контексте ожидаемого конца истории. В чем находил утешение человек греко-восточной цивилизации? В ту эпоху христианская концепция конечного времени почти вытеснила доктрину космических циклов, согласно которой человечеству предназначено пережить определенную долю страданий в силу того, что оно пребывает в космическом цикле, который идет к упадку или близится к своему завершению. Чтобы оценить совершенно поразительное увеличение числа тех, кто пытался абстрагироваться от «истории», нам достаточно вспомнить о невероятном количестве теологических спекуляций, сект, таинств и философских систем, которые заполонили средиземноморский Восток в столетия сильнейшего исторического напряжения. Завершение цикла воспринималось как победа сил тьмы. Драматичная эпоха крушения Римской империи порождала и грезы об обладании оружием, сходным по характеристикам с головой Медузы Горгоны, помещенной на эгиду Афины Паллады. В предшествующие века голова превратилась в горгонейон — маску-талисман. На помпейской мозаике доспех Александра Македонского украшен изображением головы Медузы Горгоны. В средневековых легендах путь Александру преграждает змея-горгония.
Весь этот ворох мифов, эзотерических загадок и мистических толкований сирийцы передали арабам. Вот почему оба образа василиска известны арабской средневековой литературе, будь то книги о чудесах мира или медицинские трактаты. Арабских знатоков занимал диковинный вопрос: умрет ли человек, чей взор упадет на змею, пока она его не видит? В сочинении «Чудеса Индии» ситуация доведена до крайности: «Если змея посмотрит на человека прежде, чем он увидит ее — она околевает; если одновременно посмотрят друг на друга — погибают оба. Это самая зловредная из змей». В эпоху крестовых походов эта тема станет достоянием западного мира. Жак де Витри, архиепископ Акры, в своей «Восточной истории» добавил в досье следующее свойство: если змея первой увидит человека, тот сразу же умрет, если же человек ее опередит, то погибнет змея. Решится кто-либо отрицать влияние атмосферы Второго крестового похода на творчество немецкой аббатисы Хильдегарды Бингенской? В одном из своих сочинений она рассказывает о том, как рождается василиск и каковы целебные свойства некоего червя под названием териак (tyriacan). И та, и другая инфернальная фантазия навеяна огненными ветрами аравийских пустынь, опасно приблизившихся к границам Иерусалимского королевства крестоносцев.
На протяжении столетий менялись не только свойства, но и места обитания василиска. Некогда эта сверхъядовитая змейка была извлечена из храмовой пещеры на мысе Тенар в Лаконии, затем вновь родилась в диких африканских пустынях из капель крови Медузы Горгоны, а с XV века, согласно Луцидариям, это чудовище можно было встретить в каменных подземельях Рима или Кракова. Оба города были центрами притяжения для алхимиков, которые в своих опытах манипулировали «красными драконами», «зелеными львами» и «пестрыми пантерами».
В истории василиска самое поразительное, на мой взгляд, обстоятельство заключается в следующем: повествующие о нем средневековые авторы никогда не видели эту рептилию, ибо встреча с ней, по всеобщему убеждению, имела бы для наблюдателя смертельный исход. Обилие же литературных свидетельств не должно нас смущать. Средневековых авторов, как и натуралиста Конрада Геснера, привлекал набор необычных свойств, сконцентрированных в портрете легендарного чудовища. Сегодня василиск забыт, и сведения о нем можно найти не в зоологических справочниках, а в мифологических словарях. Прошло уже около четырехсот лет с тех пор, как это существо утратило право на существование. Роковые изменения в облике змеи привели к тому, что в конце концов она была объявлена неким вымыслом — суровый приговор для существа, будоражившего воображение писателей и ученых на протяжении двух тысяч лет. Тем интереснее выяснить, как выглядел василиск первоначально. И хотя механика его превращений, как любой творческий процесс, скрыта в глубинах подсознания, на поверхности имеется несколько ярких свидетельств, несущих на себе печать сил, задающих векторы изменений.