Гектор Фелисиано. Исчезнувший музей. История хищения шедевров мирового искусства. М.: СЛОВО/SLOVO, 2021. Перевод с испанского Надежды Беленькой. Содержание
Как и большинство собраний, состоящих из произведений «дегенеративного искусства», выдающаяся коллекция современного искусства Альфонса Канна за время войны понесла ужасающие потери. К сожалению, Канн так и не создал полный реестр своего обширного собрания, и во время послевоенных попыток вернуть шедевры многое зависело от его памяти.
В 1938 году, после подписания Мюнхенского соглашения, понимая, что война приближается, Канн покинул Париж и поселился в Лондоне. Великий коллекционер скончался в 1948 году в возрасте 78 лет, так и не вернувшись в Париж и не увидев разрушений, нанесенных его особняку и коллекции немецкими конфискационными службами. По сей день среди исчезнувших произведений числятся около 100 картин и рисунков, 30 гобеленов и лицевых рукописей: работы Пикассо, Брака, Глеза, Дега, Гриса, Леже, Мане, Боннара, Матисса, в том числе «Две сестры» (1906), которых можно увидеть в левой верхней части фотографии, сделанной в запасниках Жё-де-Пом. Узнав, что большое количество произведений коллекции, включая манускрипты, исчезло, наследники коллекционера возобновили поиски, прерванные полвека назад его смертью.
Одна из самых ценных украденных картин из коллекции Канна висит сегодня в Национальном музее современного искусства — подразделении Центра Жоржа Помпиду в Париже. Путь, проделанный работой со времен войны, — образец того, каким хитрым способом конфискованные произведения возвращались в мир искусства. Речь идет о композиции «Мужчина с гитарой» Жоржа Брака — шедевре кубизма, жемчужине коллекции парижского музея. В 1924 году Альфонс Канн приобрел это великолепное полотно у маршана Даниеля Анри Канвейлера и хранил его вплоть до конфискации в 1940 году из принадлежавшего ему особняка в Сен-Жерменан-Ле. Нацисты переправили картину в Жё-де-Пом и вписали в конфискационный реестр коллекции под номером KA1062, где инициалы «KA» означали «Канн Альфонс». Описание картины на немецком гласит: «Stillleben mit Gitarre» — «Натюрморт с гитарой». Указаны размеры и материалы. Рядом с описанием немцы нанесли также две буквы: «H. G.». Эти инициалы не просто отмечали, что картина отложена для рейхсмаршала Германа Геринга, они обозначали, что нацистский лидер присвоил ее для обмена.
Знакомый нам Густав Рохлитц подсуетился и тут. В феврале 1942 года торговец получил Брака вместе с другой картиной, принадлежавшей Канну, — «Желтой занавеской» Матисса, которая сегодня выставлена в Музее современного искусства в Нью-Йорке, а также еще пятью модернистскими полотнами в обмен на «Поклонение волхвов» неизвестного художника, предположительно фламандского. Во время допросов Рохлитц признался, что в разгар войны продал картину нечистоплотному французскому маршану Полю Петридесу. Затем «Мужчина с гитарой» каким-то образом попал в парижскую коллекцию Андре Лефевра, поклонника Брака и Хуана Гриса. В ноябре 1965 года, после смерти Лефевра, наследие выставили на аукцион, и Брака купил известный немецкий галерист и коллекционер Хайнц Берггрюн, чья личная коллекция сегодня находится в Музее Берггрюна в Берлине. Спустя годы, в 1981-м, Национальный музей современного искусства в Центре Помпиду приобрел Брака у Берггрюна за 9 млн франков. В 1997-м, после выхода этой книги на французском, семья Канн потребовала вернуть картину, но до января 1998-го претензия сохранялась в тайне. Естественно, неожиданная новость об известной, мастерски исполненной композиции потрясла художественный мир.
Наследники пытались наладить диалог с руководством Музея современного искусства, но, не дождавшись ответной реакции, были вынуждены подать судебный иск. Официальная жалоба подана была также в правительственную комиссию — Комиссию Дреи, созданную для выплаты компенсации жертвам хищений, вызванных антисемитскими законами во время оккупации.
К моменту публикации этой книги наследники Альфонса Канна обнаружили и вернули несколько произведений. Среди них два Пикассо, Глез, Пикабиа и Матисс — «Ручей с алоэ», обнаруженный в Коллекции Менил в Хьюстоне.
Еще один любопытный и спорный случай украденных и обретенных шедевров — история восьми лицевых рукописей из коллекции Канна, указанных нацистами в конфискационном реестре под номерами KA879—KA886. Похищенные манускрипты представляют собой пять фламандских часословов XV-XVI веков, два итальянских молитвенника XVI века и одну персидскую рукопись. По окончании войны эти книги так и не были возвращены, и об их существовании наследники узнали лишь после выхода «Исчезнувшего музея».
В 1949 году, через год после смерти Канна, Национальная библиотека Франции выставила три из восьми рукописей на выставке ценных рукописных источников, которые остались невостребованными. После выставки Жорж Вильденштейн, торговец и владелец одноименных галерей в Париже, Лондоне, Буэнос-Айресе и Нью-Йорке, подал две претензии относительно выставленных манускриптов. Несмотря на то что кураторы из Национальной библиотеки еще не знали, кем является законный владелец книг, они вступили с Вильденштейном в переписку, возмутившись его категоричным тоном и написав внутренний отчет, в котором изложили аргументы и сомнения, дискредитировавшие, по их мнению, представленные дельцом доказательства. Столкнувшись с решительным отказом библиотеки передать манускрипты, Вильденштейн разослал ряд энергичных писем с требованием немедленно вернуть якобы похищенное. Руководство библиотеки уступило, и с 1952 года Вильденштейн начал получать манускрипты.
В период с ноября 1996 по январь 1997 года Фрэнсис Уорин, внучатый племянник Альфонса Канна, отправил в Фонд Вильденштейна три письма с требованием вернуть восемь манускриптов. В них он напомнил, что обнаруженная ранее информация, включая документы, предоставленные французским правительством, указывает на то, что рукописи принадлежат коллекции Канна и в свое время они были конфискованы нацистами и внесены в реестр в хранилище Жё-де-Пом. В ответных посланиях фонд отклонил все претензии: Гай Вильденштейн объяснил, что его дед Жорж приобрел манускрипты непосредственно у Альфонса Канна, то есть еще до Второй мировой войны. И добавил, что рукописи были конфискованы нацистами из галереи Вильденштейна в Париже. В заключение он напомнил, что французское правительство само вернуло манускрипты его деду. Ответы на два следующих письма Уорина вызвали смятение среди наследников Канна. В них парижский адвокат фонда представил еще одну версию событий. На этот раз он утверждал, что три манускрипта, о которых шла речь выше, были приобретены в 1909 году у Эдуарда Канна, коллекционера и дальнего родственника Альфонса. В одном из писем говорилось следующее: «Манускрипты являются исключительной собственностью семьи Вильденштейн и после похищения возвращены ей». Согласно последнему ответу Вильденштейнов, Канны не имели права требовать книги, поскольку дело было закрыто.
После многомесячного молчания, в конце апреля 1997 года Фрэнсису Уорину, проживавшему в предместье Парижа, неожиданно позвонил Джеймс Марроу, выдающийся искусствовед, эксперт по манускриптам эпохи Просвещения, профессор престижного Принстонского университета. Марроу сообщил Уорину причину своего внезапного звонка. В феврале 1997 года Сэм Фогг, известный британский книготорговец, позвонил Марроу, чтобы поговорить об уникальных экземплярах, которые галерея Wildenstein & Co в Нью-Йорке предложила ему приобрести. Восхищенный редкостью манускриптов, Фогг пожелал, чтобы Марроу поскорее зашел к нему в офис оценить их. Явившись в галерею, Марроу познакомился с Даниэлем Вильденштейном. Проживая в Париже, тот часто посещал нью-йоркский филиал и знал о целях визита Марроу. В марте, во время двух встреч в галерее, профессор подготовил подробный отчет с описанием самой ценной из трех книг, предложенных для продажи, — редчайшего часослова конца XV века, известного как «Часослов Жана де Карпентена» со множеством великолепных иллюстраций, выполненных художником, условно называемым Мастером Дрезденского молитвенника. Чудесные миниатюры и орнаменты, безусловно, привлекали к себе внимание и несравнимо увеличивали стоимость предмета. Марроу внимательно изучил остальные семь манускриптов и сфотографировал некоторые страницы. Осматривая их, он заметил, что каждая книга на одной из первых страниц помечена красным карандашом: буквы «KА», а рядом три цифры, начиная с 879 до 886. В то время Марроу не знал, о чем говорят эти обозначения. Историк потребовал у сотрудников галереи какое-либо свидетельство о праве собственности, которое послужило бы убедительным доказательством того, что рукописи действительно принадлежат галерее. Сотрудники ответили, что все восемь книг долгое время принадлежали Вильденштейнам, но не смогли ни предоставить квитанции о продаже и покупке, ни указать точную дату сделки. В докладе книготорговцу Фоггу Марроу объяснил, что в истории бытования манускриптов имеется серьезный пробел, и галерея не может предоставить документ, подтверждающий право собственности. Несмотря ни на что, Фогг, желая сначала купить, а потом перепродать ценные памятники, решил продолжить сделку. Но британский торговец потребовал внести в договор о купле-продаже пункт, в соответствии с которым Wildenstein & Co обязуется возместить расходы в случае возникновения спора о праве собственности. Вильденштейны отказались, и Фогг вынужден был отступить.
Заинтригованный неведомой судьбой столь ценных манускриптов и не зная об иске, предъявляемом наследниками Канна, Марроу связался с Бодо Бринкманом, куратором галереи Штеделевского художественного института и специалистом по автору самого ценного из них, «Часослова Жана де Карпентена». Бринкман провел расследование и предоставил Марроу недостающие сведения — восемь формуляров с описанием книг, составленных офицерами американской армии в Сборном пункте в Мюнхене, где книги хранились в ожидании возврата французскому правительству. Каждая карточка подтверждала, что рукописи были украдены в Париже, и содержала пометку «КА» и номер, присвоенный нацистами в конфискационном реестре, — с 879 по 886. Номера соответствовали тем, которые Марроу обнаружил в галерее. Указывался в учетных записях и предполагаемый владелец: Альфонс Канн — из его имени и фамилии были составлены инициалы «КА» в немецкой описи. Согласно записям, манускрипты покинули хранилище в Мюнхене и 30 октября 1946 года отправились в Париж.
Получив эту важнейшую информацию, Марроу захотел связаться с наследниками Канна и обратился к Фрэнсису Уорину. Тот, в свою очередь, сообщил ему о предыдущих требованиях семьи Канн и последовавшем ответе Вильденштейнов. Объединив информацию с обеих сторон Атлантики, они, конечно, поняли, что галерея Вильденштейна, владевшая манускриптами более 45 лет, попыталась продать их буквально через несколько недель после претензии, предъявленной Каннами. Рассредоточение книг в результате продажи затруднило бы реституцию.
Когда газета The New York Times спросила, почему идея о продаже манускриптов возникла вскоре после претензии Каннов, Даниэль Вильденштейн ответил, что это чистое совпадение. Кроме того, торговец предоставил еще один новый элемент своей версии их покупки. По словам Даниэля, его дед, Натан Вильденштейн, купил рукописи Эдуарда Канна между 1903 и 1914 годами. Но нацисты изъяли их из семейного сейфа в Банке Франции. Он добавил следующее: «Я не понимаю, на каком основании они требуют вернуть книги. Почему 50 лет спустя? Поверьте, если завтра кто-то украдет у меня картину, я отправлюсь в полицию, чтобы заявить о краже. Но через 30 лет укравший становится ее владельцем».
Наследники Альфонса Канна подали в суд на галерею и фонд, желая добиться справедливости. По новой версии, наслоившейся на старые, галерея Вильденштейна утверждала, что как ее семейная коллекция, так и коллекция Канна находились одновременно в хранилище в Жё-де-Пом. Согласно этому объяснению, нацисты, сбитые с толку беспорядком, царившим в хранилище, ошибочно вписали манускрипты Жоржа Вильденштейна в реестр коллекции Альфонса Канна. Это и объясняло, по словам Вильденштейнов, инициалы «КА» и номер на страницах каждого из восьми манускриптов. Тем временем стало известно, что хитрый книготорговец Сэм Фогг в конце концов приобрел манускрипты или, по крайней мере, их часть.