Урсула Кучински родилась в Берлине в зажиточной еврейской семье, в 1926 году вступила в компартию Германии, после чего вышла замуж за архитектора Рудольфа Гамбургера и уехала вместе с ним в Шанхай. Там осенью 1930 года ее завербовал Рихард Зорге, и с тех пор Урсула стала работать на советскую разведку. Документальная книга Бена Макинтайра «Агент Соня» подробно описывает ее жизнь. Публикуем фрагмент, где говорится о приезде Урсулы и ее товарища по агентурной работе Йохана Патры, бывшего моряка из Клайпеды, в Мукден. Маньчжурия в 1934 году уже находилась под японской оккупацией, и им предстояло наладить связь с местными китайскими партизанами.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Бен Макинтайр. Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец. М.: Corpus, 2022. Перевод с английского Полины Жерновской. Содержание

Всю долгую дорогу до Мукдена Миша сидел между Урсулой и Йоханом, болтая без умолку, пока поезд проносился мимо соевых полей и крохотных деревушек. Радиолампы были спрятаны в свернутых носках на самом дне чемодана. Йохан попытался взять Урсулу за руку:

— Этот глупый пустяк в Шанхае не должен все испортить. Это неважно... Ну же, стань опять веселой, как раньше.

Урсула ничего не ответила. «Я не видела смысла обвинять его в том, что мы совершенно не похожи и он не способен понять, как глубоко меня ранил».

На границе японские пограничники досмотрели все чемоданы, вывалив все их содержимое на платформу. Йохан предусмотрительно засунул радиолампы между подушками сидений купе.

Мукден, старинный город, обнесенный крепостными стенами, был уменьшенной и более скромной копией Шанхая: лабиринт узких улочек и низких кирпичных домов, перемежавшихся внушительными муниципальными строениями. Большой обшарпанный город выплескивался за пределы крепостных стен. Иностранцы жили в собственном анклаве. Экспатрианты здесь были в более бедственном положении, доходы были значительно ниже, потому что конкуренцию иностранцам составляли нагрянувшие японцы. В Мукден стекался пестрый международный сброд: авантюристы, мелкие проходимцы, бродяги, пытавшиеся бежать от своего прошлого или искавшие нового будущего. Очередная жена, сбежавшая от несчастливого брака к любовнику, не вызывала особого любопытства. Город был наводнен торговцами опиумом, преступниками и проститутками. «У Йохана будет полно шансов пополнить свою фотоколлекцию», — язвительно размышляла Урсула.

В гостинице «Ямато» пара распаковала вещи, специально оставив на виду для шпионов свои визитки «Рейнметал» и «Эванс и Ко». В тот день Йохан отправился искать тайник для радиодеталей. Один чемодан Урсула оставила нераспакованным, обмотав замок тоненькой ниткой. Когда они вернулись с ужина, нить исчезла. В номере побывали ищейки. «В отеле мы не говорили ни о чем значительном». Официанты ловили каждое их слово.

Изначально оговаривалось, что связь с партизанами, самая опасная часть предстоявшего задания, ляжет на плечи Урсулы. Генерал Берзин был категоричен: Патра «не должен подвергаться самому серьезному риску». Как младшей по званию в их команде, Урсуле надлежало брать рискованные задачи на себя. Первый контакт был запланирован в 400 милях к северу от Мукдена, в Харбине. Йохан неожиданно заявил, что отправится туда вместо нее. Она спросила, почему он решил изменить оговоренную стратегию?

— Ну, ты можешь не выдержать, ты же женщина и мать.

— И об этом уже давно было известно, — колко парировала она. — Я возьму Мишу с собой.

— Ты потащишь маленького ребенка в такую долгую дорогу и оставишь его одного на несколько часов в гостинице? Это не обсуждается. Если ты поедешь, я останусь с Мишей.

Йохан заучил режим дня ребенка: во сколько его надо кормить, во что переодевать, сколько давать ложек рыбьего жира. «За Мишу можешь не волноваться, — говорил он. — Только вернись целой и невредимой».

Урсуле не понравился Харбин, крупнейший город Маньчжурии, ставший приютом для тысяч белоэмигрантов, бежавших от революции. Разумеется, они заслуженно стали жертвами исторических событий, но, доведенные до крайней нищеты, вынужденные воровать, становиться рикшами и проститутками, они представляли жалкое зрелище. «Многие выпрашивали милостыню на перекрестках, — писала Урсула. — Из всех известных мне городов Харбин тех лет был самым мрачным».

В соответствии с инструкциями Урсула должна была встретиться с партизаном по имени Ли на кладбище в отдаленном районе города, спустя час после заката. Она всегда боялась темноты. «Меня это угнетало, ведь в нашей работе многое происходит именно в ночные часы». Мимо прошли, шатаясь и распевая песни, два пьяницы. Один мужчина уставился на нее и попытался заигрывать. Она ждала, что он произнесет кодовое слово, но по его лицу поняла, что он здесь не ради шпионажа. Убежав, она спряталась за памятником. Прождав час сверх назначенного времени, она была рада вернуться к ярко освещенной гостинице. На следующий вечер она вновь отправилась на кладбище, как и было условлено, но партизан так и не появился. «Почему же он не пришел? Вдруг его арестовали?» Раздосадованная, она села на поезд до Мукдена.

В отеле «Ямато» Йохан так увлекся, кормя мальчика ужином, что не заметил, как Урсула зашла в столовую. «Он посадил Мишу на стул, подложив ему подушку, чтобы было повыше, аккуратно, чтобы в узел не попали волосы на затылке, повязал ему салфетку. Пробовал суп, чтобы убедиться, что он не слишком горячий, и подносил ложку ко рту Миши. Стирал с подбородка мальчика капли и был совершенно поглощен этим процессом». Урсула вновь прониклась к нему нежностью.

Йохан повернулся, лишь когда она уже оказалась за его спиной.

— Слава богу, — тихо сказал он.

— Йохан, ну что же мне с тобой делать?

Она обняла его. «Он долго сжимал меня в объятиях».

Однако позже, когда она рассказала ему о несостоявшейся встрече, Йохан снова не сдержал гнева. «У тебя удивительное умение все испортить», — вспылил он. То же самое можно было сказать и о нем. В ту ночь они опять спали в разных кроватях.

Резервная встреча с Ли была запланирована через неделю. На этот раз Йохан настоял, что сам поедет в Харбин. Сама себя за это ругая, Урсула не могла совладать с нараставшей тревогой, когда приблизился — и миновал — час его возвращения. «Странно, как быстро привыкаешь к человеку», — размышляла она. Она ходила взад-вперед по комнате, не в силах сосредоточиться на книге. «А вдруг его арестовали? Вдруг Ли пытали, он не выдержал и выдал им место встречи?»

В полночь Йохан наконец проскользнул в номер. Вид у него был изможденный. Ли так и не появился.

Йохан забрался к ней под одеяло. Чувство облегчения вызвало прилив страсти, которому она уже даже не пыталась противостоять.

«Все остальное той ночью было хорошо», — писала она.

Альтернативным местом встречи — на тот случай, если встреча в Харбине не состоится, — был город Фушунь, в 30 милях к востоку. Упаковав свою библиотеку и продав в Фушуне в общей сложности пять книг, Урсула вернулась в приподнятом настроении. Партизан появился на условленном месте точно вовремя — «высокий, спокойный, скупо жестикулировавший северянин». Он объяснил на простом китайском, вкрапляя в него местами пиджин и делая для ясности карандашные наброски, что возглавляет подпольный коммунистический отряд, состоящий из рабочих, крестьян, учителей, студентов и уличных торговцев. «Так, так, очень хорошо», — не раз повторил он. Ли, по его словам, «испугался». Назвавшийся именем Чу партизан сообщил, что ему срочно необходима взрывчатка для запланированной диверсии на Южно-Маньчжурской железной дороге.

«Наконец мы можем приступить к делу», — размышляла Урсула, вернувшись в отель и зашивая сделанные на встрече записки в подол нижней юбки.

Оставалось еще два существенных препятствия: им нужны были трансформаторы для питания передатчика и надежное место для его установки. Японцы отслеживали нелегальные радиопередачи. Установить антенну на крыше гостиницы было бы опасно и, вероятно, невозможно. Урсула отправилась на поиски перманентной точки, которая станет их радиостанцией.

Тем временем Патра обошел все радиомагазины Мукдена и так и не обнаружил в них подходящих трансформаторов. Нехотя он сел на поезд до Шанхая: придется купить их там и изыскать какой-то способ протащить громоздкие металлические изделия через границу. Урсула предложила ему посоветоваться с Руди, настаивая, что, невзирая на странность обстоятельств, ее мужу можно беспрекословно доверять.

Японские чиновники конфисковали большую часть собственности в Мукдене, но несколько больших домов, покинутых бежавшими китайскими генералами, пустовало. Один из них, роскошная вилла за высокой оградой, когда-то принадлежавшая родственнику маньчжурского военачальника генерала Чжан Сюэляна, располагался по соседству с Немецким клубом. Урсула окинула виллу беглым взглядом, решив, что она слишком роскошная, мрачная и будет им не по средствам. Однако на том же участке она заметила приютившийся в уголке каменный домик поменьше. Слуга, хихикая, рассказал, что домик был построен специально для любовницы хозяина виллы. Из сада в главный дом вел подземный ход, обеспечивая влюбленному генералу быстрый и незаметный доступ к наложнице. В этом маленьком домике не было водопровода, отапливался он лишь дровяной печью, но в остальном был идеален: три маленькие, обшитые деревянными панелями комнатки на втором этаже, кухня на первом, огромная кровать для генерала и его любовницы и выход в подземный туннель. С улицы никто не мог заглянуть в окна, а соседство с Немецким клубом доставляло своеобразное удовлетворение: она будет бороться с фашизмом прямо под боком здания с развевающейся свастикой. Впервые за год с лишним у Урсулы был дом, свое гнездышко: «Как же было приятно разложить на полу циновку, повесить картину, купить вазу».

В Шанхае Йохан купил два тяжелых трансформатора длиной в восемь дюймов: не заметить их мог только слепой пограничник. Руди придумал способ выйти из положения. Они купили тяжелое вольтеровское кресло с плотной набивкой, «уродливое зелено-коричневое чудовище», и распорядились доставить его на авеню Жоффра. Перевернув кресло на спинку, Йохан с Руди вытащили гвозди, крепившие обивку, и приделали два трансформатора к внутренним пружинам проволокой и веревками. Водворив на место набивочный материал, они вернули обивку на место. «В глаза ничего не бросалось, и вес кресла не привлекал лишнего внимания». Кресло отправили в Мукден в грузовом вагоне. Руди, вероятно, до сих пор не догадывался о романе, разгоравшемся между его женой и ее начальником; а если и знал, то был слишком хорошо воспитан, чтобы устраивать сцены. Муж Урсулы и ее любовник справились с первым совместным заданием, объединив шпионские навыки с компетенцией в области мягкой мебели.

Когда Йохан вернулся в Мукден, Урсула показала ему новый дом.

— Пожалуй, спальня должна быть тут, спереди, — сказал он. — Рядом Мишина, а в третьей комнате может быть гостиная с трансформатором... почему ты так на меня смотришь?

Она нахмурилась.

— Я не знала, что ты решил, будто мы поселимся вместе.

— Я полагал, что теперь между нами все предельно ясно. Все знают, что ты со мной.

Урсула была настроена решительно. Совместное проживание в ее планы не входило.

— Я буду радоваться каждой проведенной вместе минуте, а это будет большая часть нашего времени, и днем и ночью.

— Так почему же не все время?

— Потому что у меня другой ритм жизни, а ты требуешь, чтобы я всецело подстроилась под твой. Иногда мне бывает нужно побыть одной.

Урсула начала влюбляться в Йохана за его заботливую нежность, любовь к Мише и революционное рвение. Но он мог вспылить, любил командовать, был старомодным шовинистом, допускавшим, что «у мужчин должно быть больше возможностей, чем у женщин», и считал ее независимость оскорблением своего достоинства.

Недовольный Йохан занял свободную комнату у одного немецкого коммерсанта. Урсула же была убеждена, что была права, настояв на отдельном доме; как часто бывает с обидчивыми и склонными командовать мужчинами, эго Патры требовало умелого и аккуратного обращения. «Постепенно я справилась с его обидой. Я открыто проявляла любовь к нему, сама удивляясь порой, насколько покорной, податливой и терпеливой я умею быть во всех рабочих вопросах. Но вряд ли я смогла бы справиться с этим, не будь у меня собственного времени».

Уродливое зеленое кресло прибыло в Мукден в срок. Внеся его в дом и перевернув его на спинку, Урсула и Йохан «с ужасом» увидели, что один из трансформаторов был едва прикрыт обивкой: от тряски в поезде проволока порвалась, и острый край продырявил ткань. Держался он лишь благодаря потрепанной веревке. «Одно-два лишних движения — и трансформатор бы выпал, насторожив даже самого некомпетентного японца-железнодорожника».

Йохан начал собирать передатчик — «Хартли» с тремя шкалами переключений. Он был опытным техником с проворными пальцами, бесконечным терпением и феноменальным умением сосредоточиться. «Ни разу он не взглянул на часы, ни разу не сделал перерыв». Наконец передатчик был собран: громоздкая самодельная монструозная машина с тяжелым выпрямителем и трансформаторами, крупными радиолампами и катушками, сделанными из толстой медной проволоки, обмотанной вокруг пустых пивных бутылок. Радиодетали хранились на дне старого сундука из камфорного дерева под сделанной Йоханом фальшполкой, на которой лежали сложенные одеяла. Тщательного досмотра этот тайник бы не выдержал, но зато оборудование было скрыто от любопытных глаз прислуги. Под крышку Урсула положила перо. Так она сможет узнать, если кто-то откроет сундук. Последней задачей было разместить на крыше антенну Фукса: сторонний наблюдатель не нашел бы «никаких отличий от антенны» для обычного радиоприемника, но, если бы кто-то увидел, как они ее монтируют, это могло привлечь лишнее внимание. Заниматься монтажом пришлось ночью. И Урсула попросила Йохана предоставить это ей.

Подождав, пока Миша уснет, Урсула выбралась на крышу через чердачное окно, прихватив с собой две бамбуковые палки и рюкзак с веревкой и мотком проволоки для антенны. К одной трубе она привязала первую палку, продев проволоку сквозь нее, как через бамбуковую иглу. Пройдя по коньку крыши со вторым бамбуком с пропущенной таким же образом проволокой, Урсула привязала его к противоположной трубе, надежно закрепив конец вокруг ее основания. «Отсюда едва были видны размытые контуры верхушек деревьев и крыш». Потеряв на мгновение равновесие, она «оперлась на трубу, внушавшую доверие своим солидным видом». Но затем допустила оплошность, «взглянув вниз, в бесконечную мрачную темноту». Внезапно ее одолел страх. «Трусиха, — отчитала она сама себя. — Жалкая трусишка. С какой стати тут падать, сплошные фантазии». Тут послышался Мишин плач. «Обычно мальчик спал крепко. Теперь же он истошно кричал».

Пробравшись обратно по крыше, она сбросила рюкзак в чердачное окно и нырнула следом. Плач ребенка наверняка разбудил соседей. Миша, всхлипывая, сидел в кровати. «У меня газировка в пальцах», — рыдал он. Мальчик отлежал руку. «Еще один аргумент против детей у профессиональных революционеров», — удрученно размышляла Урсула, но не смогла сдержаться от смеха. Она терла маленькую Мишину ручку и гладила его по голове, пока он не успокоился.

После этого она вернулась на крышу.

К следующему вечеру приемник можно было испытывать. По предварительной договоренности выходить в эфир они могли только по ночам, в разное время и лишь на одной из двух согласованных частот, устанавливая связь с принимающей станцией Красной армии во Владивостоке под кодовым названием «Висбаден». Урсула сидела за столом, Йохан соединял батареи, а она нервно настукивала краткое шифрованное сообщение. Несколько мгновений спустя поступило подтверждение, робкий сигнал на азбуке Морзе из далекой России, из Центра. «Мы радостно улыбнулись друг другу».

Послания Урсулы ловила не только Красная армия. Днем и ночью японские самолеты-шпионы то и дело пролетали в небе, пытаясь засечь радиоволны: если две машины одновременно засекали сигнал, они могли определить местонахождение радиоприемника. При таком раскладе скоро могла нагрянуть японская тайная полиция, и дни Урсулы были бы сочтены.