Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эндрю Нагорски. Гитлерленд. Третий рейх глазами обычных туристов. М.: Эксмо, 2023. Перевод Ю. Смолиной. Содержание
19 июля стоявший на трибуне Рейхстага Гитлер держался невероятно гордо — не только для своих последователей-нацистов, но и для дипломатов, и для иностранной прессы. «Это был гитлеровский триумф, пик его карьеры, полное наслаждение победами», — писал Харш, добавив, что происходящую сцену «никто из присутствующих не сможет забыть». Нацистский лидер раздавал своим генералам награды и повышения, а также театральным жестом взял в руки маленькую коробочку, которую поместил в углу председательского стола, где находился Геринг, председательствовавший в рейхстаге. Открыв еe, он достал усыпанный алмазами Большой крест Железного креста, дабы наградить своего верного сторонника, которого делал теперь рейхсмаршалом — особое звание, ставящее его выше фельдмаршалов.
Далее Гитлер заговорил, и слова его предназначались тем, кто за Ла-Маншем. Он осуждал и называл «разжигателем войны» Уинстона Черчилля, сменившего Чемберлена на посту премьер-министра как раз в то время, когда немецкие войска вступали в Нидерланды. Но он также говорил, что мирные договорeнности всe ещe возможны.
— Я считаю, что могу призывать к этому, поскольку прихожу не как побеждeнный проситель, ищущий милости, а как победитель, обращающийся к голосу разума, — говорил он. — Я не вижу необходимости продолжать эту войну.
Рейсхтаг взорвался аплодисментами. Харш стоял возле Александра Кирка, который, как заметил журналист, апатично смотрел на всe это. В этот момент к американскому поверенному в делах подбежал чиновник Министерства иностранных дел Германии:
— О, мистер посол, разве это не замечательно — теперь у нас будет мир, — воскликнул он.
Кирк был не из тех, кто проваливается в такие ловушки дипломатии. Он демонстративно ничего не ответил, лишь прикрыл зевок рукой.
— Проголодался я что-то, — произнeс он. — Где тут можно поесть?
Судя по тому, что рассказывало большинство живших в Берлине американцев, рядовые немцы были от всего этого куда в меньшем восторге, чем ожидало их правительство. В день падения Парижа из репродукторов на Вильгельмплац возле гитлеровской рейхсканцелярии, Министерства пропаганды и герингского люфтваффе раздавалась победная музыка. Харш, наблюдавший всe это, насчитал на большой площади не больше сотни людей. Восторженный голос объявил, что немецкие войска выходят на площадь Согласия, и затем раздались звуки «Песни Германии». «Небольшие группы собравшихся вскинули правые руки в казeнном нацистском салюте, — вспоминал Харш. — Громкоговорители замолкли. А люди разошлись. Никаких громких восторгов. Никто не выразил особой радости».
Но Харш понимал, что отсутствие ликования — это вовсе не признак деморализованного состояния, на которое так надеялся Запад. «Военные трофеи всех видов, что рекой потекли в Германию начиная с середины лета 1940 г., стали для немцев убедительным аргументом в пользу того, что война может быть прибыльна и что окончательная победа заполнит их опустевшие столы и буфеты земными благами», — писал он. Это помогло нацистам куда лучше, чем официальная пропаганда. «На стороне доктора Геббельса красноречиво выступали голландский сыр, бельгийские кружева и парижский шeлк».
Разумеется, появление в Берлине женщин в новых колготках без стрелок, новые продукты и новая одежда — всe это было временно. Продовольственные пайки никуда не делись, равно как и строгий рабочий режим. Харш, Ширер и остальные отмечали, что большинство обычных немцев хотели мира — но в том же смысле, в котором хотело и их правительство, т. е. на условиях Гитлера. Они предпочли бы избежать новых боевых действий, но их устраивала только победа. Многие немцы получили на оккупированных территориях более высокие посты, чем имели когда-либо шанс занять дома — и быстро привыкли к новому статусу. «Эти немцы не просто получили возможность разбогатеть, как им и не снилось до сих пор, — они стали настоящим привилегированным классом», — пояснял Харш.
В дальнейшем серии побед Германии превратили даже самых закоренелых скептиков в верующих. Шульц, корреспондент Chicago Tribune, рассказывала историю о жене профессора, которого она знала как «убеждeнного антинациста». Когда его сын вступил в гитлерюгенд, гестапо арестовало его за гомосексуализм. Родители в отчаянии попросили Шульц о помощи, и американка посоветовала найти им хорошего адвоката из нацистской партии, а также быть готовыми давать большие пожертвования партии. Она также уговорила одного из своих знакомых нацистов организовать роскошный обед для одного партийного руководителя, чтобы смягчить его. В конце концов «после лжесвидетельства и взяток» мальчика отпустили, позволив ему избежать «адского», по выражению нацистского руководителя, концентрационного лагеря. Отец ребeнка также присутствовал на том обеде, демонстрируя свою лояльность. Тем не менее, когда Германия вошла в Норвегию, мать мальчика пришла к Шульц в полном восторге.
— Может, нам действительно надо было пройти через нацизм: благодаря ему мы стали сильными, — сказала она американке, которая была напугана этой трансформацией. — Он принeс нам великие военные победы и принесeт ещe больше.
Ориентируясь на этот опыт, Шульц делала вывод: «Глубоко в сердце немецкой женщины есть жажда завоеваний». В своей книге 1944 г. «Германия попробует ещe раз» она предсказывает, что, когда Германия проиграет войну, многие из этих женщин окажутся разочарованы — «но не нацизмом, а лишь его поражением».
Будучи одной из немногих женщин-корреспондентов в Берлине, Шульц особенно интересовалась нацистской политикой в отношении женщин и семьи. Она указывала, что, хотя нацисты рисковали безопасностью своей страны и народа, они привлекли к себе множество женщин, обращаясь к их эмоциям и тревогам.
С самого начала нацистская партия демонстрировала образы простой мужественности. «Я видела, как они множеством способов обращаются к сексуальному инстинкту, — писала Шульц. — На встречах с народом в речах говорилось о преимуществах секса с арийскими мужчинами, и после этого намеренно устраивали красивый марш штурмовиков прочь от места выступления. Им потом несложно было найти партнeршу: немки поджидали невдалеке от выхода». Гитлер был намерен повышать рождаемость, и газетные киоски пестрели «книгами и журналами с изображениями обнажeнных мужчин и женщин», как отмечал недавно начавший работать в CBS Флэннери. «Было очевидно, что нацистская Германия ведeт всe в совершенно определeнном направлении».
Всe больше и больше мужчин несло службу далеко от дома, особенно после того, как в июне 1941 г. Германия вторглась в Советский Союз. Они там гибли, а власти продолжали ратовать за повышение рождаемости, не оглядываясь на семейное положение женщин. «Слово „внебрачный“ должно исчезнуть из немецкого языка», — провозглашал руководитель Германского трудового фронта Роберт Лей. Флэннери сообщал, что женщины, желавшие как-то держаться в рамках приличия, иногда совершенно законно брали себе фамилию солдата, погибшего в бою. Хотя нацистские пропагандисты объявляли, что незамужние женщины рожают детей от «юных немецких героев», Шульц указывала, что реальные отцы часто были «начальниками, имевшими контакты с молодыми секретаршами, продавщицами и всякими делопроизводительницами». Это создало целый класс женщин, «цеплявшихся за нацизм, потому что нацистская партия защищала их внебрачных детей», — поясняла она.
Американские журналисты заметили ещe и параллельный тренд: исчезновение тех, кто считался физически или умственно неполноценным. 11 декабря 1940 г. во время радиоэфира Флэннери упомянул, что британские бомбардировщики попали в дом инвалидов в юго-западной Германии. Гитлер в своей речи объявил тогда, что британцы намеренно бомбят немецкие госпитали, и Флэннери заподозрил, что таким образом прикрывается «истребление сумасшедших, искалеченных, безнадeжно больных и даже стариков».
Флэннери услышал об одном молодом человеке из Лейпцига, заподозрившем неладное, когда стало многовато сообщений о смертях с формулировкой «после нескольких недель неизвестности мы получили известия о его смерти и кремации». Этот молодой человек созвонился с родственниками некоторых умерших и выяснил, что во всех таких случаях умерший находился в каком-то заведении. Флэннери начал расследовать, что стоит за этими одинаковыми некрологами, но нацистские чиновники отрицали, что в этих случаях кого-то убивали. Косвенное подтверждение, однако, пришло с другой стороны: после его расспросов в дальнейшем этой характерной фразы начали полностью избегать в публикациях.
Впервые Флэннери отправился работать в Берлин в октябре 1940 г., и в тот момент он вовсе не был рьяным антинацистом. «Я был одним из тех людей, которые считали себя непредвзятыми — которые не верили, что нацистская Германия непременно станет угрозой США, и которые полагали, что вполне возможно вести дела с Гитлером», — вспоминал он. После первой пары месяцев в Гитлерленде он стал куда менее «непредвзятым».
Флэннери и многим его коллегам становилось всe сложнее скрывать своe отвращение к нацистским методам. Но часть живших в Берлине американцев разошлись со своими соотечественниками по противоположной причине: они подписались работать на немецком радио для эфира на английском языке. Они стали американскими пропагандистами у нацистов.
В некоторых случаях ими явно двигал не только оппортунизм. Эдвард Делани был неудавшимся актeром, пробавлявшимся различными относящимися к кино заработками в Австралии и Южной Африке, а также пиаром для чикагской компании Metro-Goldwyn-Mayer. Занимаясь отборочными просмотрами, он летом 1939 г. переехал в Берлин и встретился там с Гансом Ширмером из Министерства иностранных дел. По словам Делани, Ширмер объяснил ему, что ищет человека, способного рассказывать в эфире «интересные людям материалы» о Германии, чтобы бороться с агрессивной критикой со стороны тех, кто ничего или почти ничего не знает о жизни в этой части Европы».
Делани утверждал, будто был уверен, что его работа не связана с геббельсовским Министерством пропаганды, но тут грань выглядит всe равно тонкой. Американец не оставляет читателю сомнений, отчего он ухватился за такую возможность. «Вознаграждение он [Ширмер] предложил вполне достойное», — вспоминал он. Вскоре он уже обвинял в эфире британцев в «преднамеренных, умышленных убийствах», а Рузвельта — в подталкивании США к войне. Позже он оправдывал свои действия тем, что он де-факто выступал за изоляционистское движение Америки и напоминал о том, что коммунизм опаснее нацизма. Ширер высказывал своe мнение о Делани в дневнике 26 сентября 1940 г.: «Он болезненно ненавидит евреев, но в остальном он человек мягкий. В результате он просто транслирует нацистскую пропаганду, не задавая вопросов».
В своих кратких заметках об американских пропагандистах Ширер назвал Фредерика Кальтенбаха «вероятно, лучшим из них всех. Он действительно верит в национал-социализм, он искренний фанатик, он постоянно препирается с нацистскими сценаристами, когда они с ним не согласны». (Кальтенбаха надо не путать с Гансом фон Кальтенборном, знаменитым американским радиоведущим, часто приезжавшим в Германию и бравшим интервью у Гитлера.) В частности, послевоенный роман Ширера «Предатель» («The Traitor») основан на истории Кальтенбаха, хотя в главном герое видны черты и других американских пропагандистов. Роман производит куда меньшее впечатление, чем его нехудожественные произведения, особенно «Взлeт и падение Третьего рейха», но очень интересно показывает, как поражали его воображение американцы, перешедшие на другую сторону.
Кальтенбах родился в Дюбюке в штате Айова в 1895 г. Он был сыном немецкого мясника, эмигрировавшего в США. В подростковом возрасте он почувствовал тягу к земле предков — и вместе со своим братом Адольфом отправился путешествовать по Германии как раз в то время, когда в 1914 г. началась Первая мировая война. Хотя немецкая полиция несколько раз задерживала их по подозрению в шпионаже, Кальтенбах озаглавил свой дневник с описанием путешествия «По Родине на велосипедах». Позже он рассказывал своим нацистским работодателям, что во время поездки его «одолевали невероятные эмоции»: он начал очень любить и Германию, и Америку, он хотел, чтобы между этими странами были хорошие отношения. В Айове он впоследствии стал учителем и работал в дюбюкской средней школе, но в 1933 г. его уволили после того, как он организовал «туристический клуб», оказавшийся почти точной копией гитлерюгенда, вплоть до коричневых рубашек в качестве формы. После этого случая Кальтенбах вернулся в Германию, где немедленно стал обожать новые власти страны. 25 июня 1933 г. он прислал своим домашним открытку с Гитлером в униформе, со свастикой, выставленной напоказ, стоящим в подчeркнуто властной позе и смотрящим вдаль. Подпись на открытке гласила: «Reichskanzler ADOLF HITLER». На открытке оставалось очень мало места для рукописного сообщения, но Кальтенбах сумел выразить своe растущее восхищение:
Родные мои!
Тут вокруг меня кипит жизнь — всe интересно, я пытаюсь всe увидеть и услышать. Сейчас буду смотреть на Смену Караула. Нацистских солдат в униформе стоит увидеть. И ночная жизнь тоже замечательная. Гостиница стоит мне 65 центов. Поесть можно за 1 марку. Сэндвичи и напитки из автомата — по 2,5 цента. Посмотрю дворцы, музеи, зоопарки, кино, нацистские праздники, Спривальд, Потсдам. Может, съезжу в Данциг.
С любовью, Фриц.
Кальтенбах был одним из первых американцев, начавших работать на германское радио Третьего рейха. В своих передачах он обращался к «дорогому Гарри», как бы воплощавшему его друзей из Айовы. Он убеждал своих соотечественников открыть глаза и оценить достоинства гитлеровской Германии.
В отличие от Кальтенбаха, Дуглас Чендлер пришeл работать на немецкое радио довольно поздно: выступать в эфире под псевдонимом Пол Ривер он начал весной 1941 г. Но Чендлер быстро наверстал упущенное благодаря своей язвительности. «Рузвельт, будучи сам потомком испанских евреев, является лишь орудием еврейского заговора против всех северных арийцев», — вещал он. Чендлер успел попутешествовать по всему континенту вместе со своей женой Лаурой и двумя дочерьми, будучи журналистом-фрилансером, и ему довелось пообщаться с Ганфштенглем и другими нацистскими пропагандистами вскоре после прихода нацистов к власти. В Берлине он также посетил американского военного атташе Трумэна Смита и его жену, Кэй, благо они познакомились ещe в 1920-х в Нью-Йорке. Кэй писала, что у Чендлера был «нервный срыв» после того, как в 1929 г. рухнула его первоначальная финансовая карьера на фондовом рынке.
Кэтхен, дочь Смитов, всe ещe вспоминает, как Чендлеры однажды явились к ним на ланч. Еe поразила внешность обеих его юных дочерей: «Причeска-хвостик, платья-дирндли — они были больше похожи на немок, чем сами немки». Чендлер сказал Кэй, что подумывает о получении гражданства Германии для себя и семьи, так как ему не нравится, что США сдвигаются к социализму. «Я сказала ему, что он полный идиот», — вспоминала Кэй. Встреча вышла напряжeнной, а впоследствии, когда Смиты уже вернулись в Вашингтон, Кэй услышала по радио голос Пола Ривера и сразу узнала Дугласа Чендлера.
Делани, Кальтенбах и Чендлер стали тремя из шести американцев, заочно обвинeнными в государственной измене на судебном заседании в Вашингтоне 26 июля 1943 г. За несколько месяцев до этого Делани уехал из Берлина и оставил пропагандистскую работу, перебрался в Словакию, затем в Прагу. В конце войны его арестовала контрразведка армии США, потом отпустила, снова задержала и снова отпустила. Когда он наконец вернулся в США, он был арестован вновь, но обвинительный акт против него был в конце концов аннулирован. До конца жизни он всем рассказывал, что его преследовали за антикоммунистические взгляды. Кальтенбаху повезло меньше. Его 14 июля 1945 г. взяла в плен Красная армия, и в октябре он умер в советском лагере на территории Восточной Германии.