Когда будущий историк Джереми Браун в детстве смотрел по американскому телевизору репортажи о событиях на площади Тяньаньмэнь, ему казалось, что «авторитарная диктатура убивала молодых людей, которые просто хотели быть похожими на „нас“». Во взрослом возрасте он взялся за этот вопрос с надлежащей серьезностью и написал целую книгу о студенческих протестах в Пекине 1989 года. Публикуем отрывок о том, чего именно хотели протестующие и как их попытка наладить диалог с властями зашла в тупик.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Джереми Браун. Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь: протесты и кровавая расправа 1989 года. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2023. Перевод с английского А. Тагировой. Содержание

В первой половине мая Шэнь Тун, Ван Чаохуа и Сян Сяоцзи и другие студенты пытались организовать встречи для диалога с правительством, которые так и не состоялись. Члены автономных студенческих групп стремились к демократизации организаций. Они обсудили возможные шаги как в краткосрочной, так и долгосрочной перспективах. Протесты на площади Тяньаньмэнь стали скорее рутиной, чем событием. Между активистами, стоящими за медленное пошаговое организационное движение, и теми, кто понимал, что окно для перемен закрывается, произошел раскол.

Среди тех, кто требовал немедленных действий, были Чай Лин, Оркеш Делет, Ван Дань и Чжан Боли — 29-летний журналист из Северо-Восточного Китая, поступивший осенью 1988 года на курс подготовки писателей в Пекинском университете. Чжан вспоминал, что «пришло время для нас, необходимо действовать решительно. Голодовка казалась нам наиболее действенным средством, мы не хотели прибегать к насилию». Чай Лин вспомнила, как Чжан рассказал ей «с большим волнением, что Ганди использовал голодовку для достижения политических целей». 12 мая Ван Дань сказал Чай Лин, что он и около 40 других студентов Пекинского университета решили объявить голодовку, но он оказался в одиночестве, потому что студенческие организации проголосовали против этого шага, назвав его слишком радикальным. Чай согласилась присоединиться к Вану. В тот вечер они выступили с заявлениями и объявили о своем решении.

В речи Чай Лин было два требования: снять ярлык «беспорядки» и вести диалог на равных. То, как она сформулировала общую цель, выглядело более убедительно, чем конкретные требования:

Дорогие сокурсники, жертвуя своим здоровьем, мы хотим увидеть истинное лицо нашего правительства. Когда мы росли, нас воспитывали так, чтобы мы говорили: «Мы любим нашу страну, мы любим наш народ». Теперь мы хотим увидеть, любит ли нас наша страна и заступится ли за нас наш народ. Мы хотим знать, стоит ли эта страна нашей борьбы, нашей жертвы, нашей преданности. Я хочу быть мужественной перед лицом смерти, так я борюсь за право жить.

Речь Чай вызвала аплодисменты и поддержку аудитории. После того как она закончила говорить, количество студентов, высказавшихся за участие в голодовке, возросло с 40 до 220. Шэнь Тун, активный участник делегации по проведению диалога, изначально не считал голодовку допустимым действием. Речь Чай Лин повлияла на него. «Это тронуло меня, как никакое другое выступление», — писал он.

«Чай Лин помогла мне понять, почему студенты захотят пойти на такую жертву», — Шэнь понимал, что усиление давления на правительство также повышает ставки в организации диалога. По его словам, «жизни участников голодовки зависели от нашего успеха». Фэн Цундэ также считал, что призыв Чай сильно повлиял на студентов, но он не был согласен с Шэнем. По мнению Фэна, когда Чай сказала, что хочет увидеть истинное лицо правительства, и добавила: «Мы хотим пробудить совесть нации», она имела в виду авторитарность китайского правительства, которой трудно противостоять. Чай требовала от людей действий, а от правительства — реакции.

И они действовали. На следующий день, 13  мая, более 300 участников голодовки из 13 пекинских вузов и более двух тысяч сторонников вышли на площадь Тяньаньмэнь, чтобы разбить лагерь. Толпа из 30 тысяч зевак окружила участников голодовки. Каждый день в течение следующей недели толпа росла, росло и число участников голодовки. Люди в Пекине были тронуты бедственным положением студентов — в округе раздавался вой сирен машин скорой помощи, врачи оказывали помощь терявшим сознание студентам. 15 мая начальник-японец сказал Ван Юань закрыть двери на балкон их офиса, потому что звук машин скорой помощи мешал работать. Когда Ван вышла пообедать, на улицах она увидела перемену. Прохожие говорили о голодающих студентах. Даже взгляды были красноречивыми: «Все глаза, которые я видела, безмолвно кричали, чтобы их услышали. Они излучали гнев, тревогу и даже беспомощность. Не было только равнодушия».

Цель голодовки — показать властям, что студенты готовы умереть, чтобы изменить Китай. Это нашло отклик у широких слоев населения Пекина, особенно все наблюдали за реакцией Коммунистической партии: сначала было замешательство и безразличие, а потом было введено военное положение. 15 и 16 мая в поддержку голодающих прошли маршем сотни тысяч человек. 17 мая количество участников марша составляло более миллиона, 18 мая их число оставалось тем же. Выход на улицы в поддержку студентов стал признанным групповым мероприятием, организованным и поддерживаемым рабочими отрядами, рабочие несли транспаранты и были одеты в униформу своего предприятия. В марше также приняли участие бизнесмены, рабочие, журналисты, пенсионеры, учителя и даже полицейские и солдаты. Многие лозунги и петиции пропагандировали ненасильственный протест, критиковали Дэн Сяопина и систему: «Правительству стариков положить конец! Диктатор должен уйти в отставку!».

Студенты — участники голодовки на площади Тяньаньмэнь, число которых выросло до трех тысяч, сумели мобилизовать более миллиона человек для выступления против диктатуры и требования преобразований. Этот успех в расширении означал, что к  середине мая студенты перестали быть главной силой движения. Конечно, они сами по-прежнему считали себя наиболее важной и заслуживающей внимания группой в Пекине — в последующие годы ученые, писатели и кинематографисты последовали их примеру. Но они все ошибались. Они пытались найти решение, но лишь немногие из их идей касались сотен тысяч людей, выходящих на улицы каждый день.

С середины мая и до раннего утра 4 июня 1989 года студенты собирали пожертвования в виде денег и палаток, спорили о том, кто отвечает за быстро меняющиеся организационные структуры и обсуждали, уйти им или остаться на площади. Чай Лин взяла на себя руководящую роль «главнокомандующего» штаба голодовки. Несмотря на то что Чай время от времени обдумывала сценарии эвакуации студентов с площади, ежедневные обсуждения приводили к решению остаться. Социолог Динсин Чжао объясняет:

Лидеры и организации, возникшие во время движения, могли организовывать радикальный процесс, но эти лидеры и организации были абсолютно неспособны осуществлять эффективный контроль. Всякий раз, когда они собирались сделать стратегический шаг, но без использования радикальных мер, они немедленно подвергались маргинализации.

Это точное наблюдение. Но Чжао и другие аналитики, особенно создатели фильма «Врата Небесного Спокойствия», утверждают, что голодовка и разногласия внутри студенческого руководства привели к длительной оккупации площади Тяньаньмэнь и «подготовили почву для кровавой расправы». Это обвинение жертв. Это недальновидно и безумно. В эссе 1995 года Ван Чаохуа, вовлеченный в 1989 году в качестве лидера Автономной федерации студентов Пекина в дебаты о том, следует ли объявить голодовку или лучше покинуть площадь, убедительно опроверг это мнение. Ван утверждал, что придавать слишком большое значение решениям, ошибкам и конфликтам учащихся рассматривать их действия как провокацию репрессий в корне неверно. Сосредоточиваться на деятельности студенческих лидеров после середины мая — значит игнорировать более миллиона жителей Пекина, готовых выступить против диктатуры, сформировать собственные независимые организации и в конечном итоге противостоять вооруженному насилию властей. Это требование перемен со стороны широких слоев населения Пекина не зависело от решения студентов на площади. Жители Пекина сделали собственный выбор.

В главном студенты и пекинцы были единодушны, мнения расходились в частностях. Начиная с 16 мая социолог Крейг Кэлхун проводил опросы, в ходе которых выяснялось, насколько цели студентов соответствуют требованиям других участников протеста. Сначала Кэлхун опросил 109 студентов, уточняя, что именно они считают важными демократическими переменами. В тройку лучших ответов вошли: «непредвзятое освещение новостей» (упомянули 89% респондентов), «свобода слова» (83%) и «свободные выборы» (68%). Но понимание студентами демократии отличалось от того, как они формулировали свои цели. Три главные цели — искоренение коррупции, точное освещение новостей и свобода выражения мнений. Лишь 33% респондентов среди студентов назвали свободные выборы главной целью. Как и студенты, другие жители Пекина заявили, что поддерживают демократию, но они были еще более сосредоточены на коррупции. Наиболее важными целями протестующих были: искоренение коррупции (82%), пресечение чиновничьей наживы (59%) и достоверное освещение новостей (50%).

* * *

Мирное сопротивление миллионов в  Пекине, вызванное симпатией к объявившим голодовку студентам, означало, что численность студентов была несравнимо мала на фоне общего гражданского движения. В середине мая движение стало гораздо более общим и разношерстным. Оно включало широкие массы — начиная от фабричных рабочих и заканчивая пожилыми чиновниками. Десятки тысяч людей из отдаленных провинций, включая Лю Дэчэна, механика из провинции Хунань, сели на поезда и добрались до Пекина, чтобы присоединиться к протестам. Более широкие требования участников (не студентов) протеста были сосредоточены на искоренении коррупции и отмене диктатуры. Эти требования не сулили ничего хорошего Чжао Цзыяну, пытавшемуся разрешить ситуацию путем преуменьшения значения передовицы от 26 апреля и вступления в диалог со студентами-активистами.

Студентам могло понравиться то, что они читали в «Жэньминь жибао» о подходе Чжао. Однако многие жители Пекина, недовольные коррупцией, видели в самом Чжао Цзыяне часть проблемы. Из-за его увлечения гольфом он казался оторванным от реальности, а его сыновья, по слухам, были замешаны в финансовых махинациях. Рабочие на промышленных предприятиях ассоциировали Чжао с либеральными реформами, которые подорвали их гарантии занятости и лишили их возможности высказываться о проблемах на рабочем месте. Отсутствие поддержки Чжао среди протестующих не помогло ему в мае 1989 года, но не это привело его к краху. Дэн Сяопин с помощью Ли Пэна и других лишил Чжао власти.

Незамедлительная реакция со стороны Дэна, Ли и Чжао, когда они узнали о голодовке 13 мая, последовала не потому, что они хотели решить проблемы студентов и им сочувствующих. Протесты не должны были помешать визиту Михаила Горбачева. Попытки заставить участников голодовки покинуть площадь 14 мая, накануне приезда Горбачева, принимали две формы: «скомканный диалог», закончившийся беспорядками, и обращение «12 пожилых интеллигентов», умолявших студентов вести себя разумно.

13 мая студенты, требующие диалога, наконец получили возможность обсудить планы его проведения. Ян Минфу инициировал встречу. Ян возглавлял рабочий отдел Объединенного фронта партии и был единомышленником Чжао Цзыяна. Он переговорил с Пекинским институтом социальных и экономических исследований (ИСЭИ), частным аналитическим центром, в котором работали Бай Хуа и Ван Цзюньтао, чтобы выяснить, как связаться со студенческими активистами. Основатели ИСЭИ Чэнь Цзымин и Ван Цзюньтао внимательно следили за студенческим движением, но уклонялись от непосредственного участия. Теперь, когда партия обратилась за помощью к ИСЭИ, Чэнь и Ван считали себя обязанными помочь. Ван Цзюньтао, Бай Хуа и другие разъезжали по городу на микроавтобусах, собирая студенческих лидеров, включая Чай Лин, Оркеша, Шэнь Туна, Ван Чаохуа, Ван Дань и Сян Сяоцзи.

Когда студенты и ученые, работающие в аналитическом центре, прибыли в отдел Объединенного фронта, у Шэнь Туна сложилось впечатление, что ученые поддерживают студенческое движение и настаивают на подлинном диалоге.

Студенты никогда не слышали о Янь Минфу. Они узнали, что он, возможно, был реформатором и связан с Чжао Цзыяном и что правительство отчаянно пыталось заставить студентов добровольно покинуть площадь Тяньаньмэнь до 15 мая. Янь сказал: «Многие из вас считают, что существует различие между реформаторами и консерваторами в правительстве. Вы на самом деле ошибаетесь, но если вы в это верите, то своим упрямством вы вредите реформаторам». Он добавил: «Если студенты не покинут площадь до 15 мая, последствия будут труднопредсказуемыми. Никто из нас не хочет, чтобы случилось что-то страшное».

На следующее утро, 14 мая, Чжао Цзыян созвал собрание ПК Политбюро и сообщил своим коллегам, что в тот же день состоится диалог со студентами. Целью было убедить студентов покинуть площадь Тяньаньмэнь до визита советской делегации. Чжао удалось организовать диалог с членами автономных студенческих организаций, хотя сам он не явился. Больше всего говорили Янь Минфу и Ли Теин — высокопоставленный чиновник в сфере образования Китая. Встреча проходила в штаб-квартире Объединенного фронта, по 13 стульев с каждой стороны стола: 13 партийных и правительственных чиновников сидели прямо напротив 13 представителей студенчества, тем самым была достигнута поставленная студентами цель «равноправного диалога». Другие студенты стояли рядом со столом и передавали записки Сян Сяоцзи и Шэнь Туну, которые пытались обобщить тезисы делегации. Собрание прекратилось, когда группа студентов заявила, что оно не транслируется в прямом эфире через громкоговорители на площади Тяньаньмэнь. Перед началом собрания Чжэн Юмэй, чиновник, которому студенты доставляли петиции, согласился на просьбу Шэнь Туна о трансляции, но громкоговорители молчали. Шэнь Тун считал, что консервативные чиновники саботировали трансляцию, а Янь Минфу ссылался на технические трудности. Все остались неудовлетворенными встречей.

У студенческих активистов, находившихся в комнате с Янь Минфу 13 и 14 мая, возникло ощущение, что он действует от имени Чжао Цзыяна. Но тысячи студентов на площади понятия не имели, кто такой Янь Минфу и мало интересовались Чжао Цзыяном. Фэн Цундэ находился на площади 14 мая для управления собственной студенческой радиостанцией. Позже он понял, что беседа с Янь Минфу была «прекрасной возможностью» для студентов сотрудничать с «просвещенными» партийными лидерами и что, демонстративно связавшись с лидерами автономных студенческих организаций, Янь фактически узаконил недавно сформированные группы. Но в то время Фэн и его сокурсники не доверяли Чжао Цзыяну. «Будь то Чжао Цзыян или Ли Пэн, все считали их частью бюрократического аппарата партии и не возлагали на них никакой надежды», — писал Фэн.

Недоверие студентов было обращено к 12 пожилым представителям интеллигенции, которые пытались убедить их покинуть площадь вечером 14 мая. После того как встреча-диалог провалилась, Дай Цин (журналист «Гуанмин жибао»), Су Сяокан (преподаватель, написавший сценарий телешоу «Речная элегия») и профессор Вэнь Юанькай одобряли студенческое движение, но одновременно просили студентов быть разумными: пойти на компромисс с правительством и временно переместиться в другую часть города.

Некоторые студенты отнеслись с недоверием к этим просьбам, они утверждали: «Приехали лоббисты правительства; не дайте им обмануть нас!». Студенты решили остаться на площади. Фэн Цундэ особенно пренебрежительно относился к попыткам представителей интеллигенции стать посредниками, называя их трусами и сторонниками элитизма.