Трудовые мигранты давно стали неотъемлемой частью жизни крупных и малых российских городов, но как устроена повседневная жизнь приезжих из стран Средней Азии и республик Северного Кавказа, знают лишь те, кто непосредственно в нее вовлечен. Устранить этот пробел поможет сборник статей, подготовленных антропологами в рамках исследовательского проекта, проводившегося на базе Европейского университета в Санкт-Петербурге. Одна из них, написанная Сергеем Абашиным, называется «Мигрантский автомобиль: инвестиция, статус, престиж». Предлагаем вам ознакомиться с ее фрагментом.

«Жить в двух мирах»: переосмысляя транснационализм и транслокальность. М.: Новое литературное обозрение, 2021. Сборник статей под редакцией Ольги Бредниковой и Сергея Абашина. Содержание

Автомобиль как социальный капитал

План покупки машины не сводится только к экономическому расчету, хотя последний всегда присутствует, даже если специально не проговаривается. Аргументация мигрантов в размышлениях о возможной покупке автомобиля все время выстраивается как переключение экономической логики подсчета прибылей-убытков и моральных обязательств по отношению к кому-либо из своих близких. Эти две отсылки постоянно чередуются и смешиваются, подкрепляя друг друга или закрывая лакуны, где, например, в рациональном расчете возникает неопределенность и риск и требуется дополнительная аргументация. Возможная экономическая потеря в таком случае оправдывается отчасти выполнением морального долга.

Моральный долг, который формулируют мигранты, я описываю с помощью понятия «социальный капитал». Социальный капитал подразумевает совокупность социальных связей и взаимных обязательств, которые человек имеет, наследует или накапливает в течение жизни или каких-то периодов своей жизни. Эти отношения составляют самостоятельную ценность в глазах человека и регулируются особыми правилами, представлениями и эмоциональными привязанностями, которые не связаны напрямую с экономической выгодой и даже могут выглядеть экономически иррациональными, разорительными. Именно в таком неэкономическом ключе обычно обсуждается необходимость устройства многочисленных и дорогостоящих ритуалов в Средней Азии, смысл которых состоит как раз в выполнении социальных обязательств и воспроизводстве или даже расширении социальных сетей.

Вместе с тем по принципу «не имей сто рублей, а имей сто друзей» эти связи являются важным ресурсом, который можно использовать в том числе и в экономической деятельности. Люди вообще и мигранты в частности накапливают или поддерживают свой социальный капитал, даже если это нередко требует экономических затрат, в том числе и в надежде, что он позволит когда-нибудь максимизировать доходы и снизить издержки в сугубо рационально-экономическом смысле. Социальный капитал легко конвертируется в экономический и обратно.

Основным локусом, к которому привязан социальный капитал в планах мигранта купить автомобиль, обычно является расширенная семья, то есть ближайшие родственники по восходящей и нисходящей линиям, которые объединяются в представлении людей в общее домохозяйство. Такая семья является не только и не столько небольшим предприятием, сколько средоточием эмоциональных привязанностей, местом, где формируются социальные роли человека, местом и набором отношений, имеющим самостоятельную ценность, которую нужно беречь. Как и мигрантские заработки в целом, так и машина в частности рассматриваются в качестве элемента взаимных обязанностей внутри такой семьи, в которой все роли, действия, доходы и расходы взаимно увязываются — не без некоторых дискуссий и даже конфликтов — таким образом, чтобы сохранить саму семью (домохозяйство) как устойчивую социальную единицу и социального агента. Собственно экономический смысл машины при этом либо рассматривается параллельно с этой задачей, либо отходит на второй план, либо подразумевается по умолчанию. В своих рассказах мигранты часто ссылаются именно на родственные обязательства как причину покупки машины, дифференцируя при этом разные категории родственников.

Часто упоминаемой целью покупки машины является помощь родителям — отцу и матери. При этом делается акцент на том, что они уже немолодые люди, у них проблемы со здоровьем, им тяжело куда-то ходить или ездить общественным транспортом. Такая отсылка к родителям является воспроизводством социального статуса отца и матери как глав семьи, даже если родитель уже реально не управляет семьей, а является лишь объектом заботы детей. Однако риторика уважения к отцу и матери морально самодостаточна с точки зрения мигрантов и локального сообщества, чтобы объяснять все поступки и планы как «правильные».

Мигрант Р., человек среднего возраста с хорошим образованием, который около 10 лет живет и работает в России и семья которого осталась в одном из городков Узбекистана, подробно разворачивает эту моральную логику.

Инф.: Или отец дома, надо куда-то с ним вместе съездить, или на свадьбу, или на худаи [ритуал поминания. — С. А.] куда-нибудь... Я ж не могу отца отправить на автобусе, правильно <...>

А машина у меня, у меня отец на ней ездит, я ж вам говорил, у меня отец — учитель, он такой аккуратный, все аккуратно ездит, каждое утро встает, сначала сыну моему говорит — давай машину вытрем, потом они выезжают, ну он такого характера, такой аккуратный.

Инт.: Он только на ней и ездит?

Инф.: Только он сам на ней ездит на работу, внуков, там [возит].

Инт.: Но машина считается вашей?

Инф.: Да. Ну, общей... Ну, для семьи как бы. Пока у меня как бы отец есть, то, что все мое богатство, — это и его... Вот у меня такое понятие.

Инт.: А братья? Братья у вас есть?

Инф.: Да, братья.

Инт.: Они смогут сесть [на вашу машину] и поехать?

Инф.: Нет, у них у каждого есть своя машина.

Инт.: Почему на вашей он [отец] ездит?

Инф.: Ну, чем машина будет стоять, пусть лучше отец поездит, правильно? У нас сначала тоже было две машины, «Ласетти» и «Матиз», «Матиз» мы продали, просто вот зря она стоит, машина, зря, зачем она будет стоять, если я тут нахожусь, правильно. И мы продали, там пристройку сделали.

Инт.: А зачем покупали?

Инф.: Это мы покупали для отца раньше, это маленькая маневренная машина, а у отца операция два раза на сердце, первую операцию ему сделали в 2002 году, из Новосибирска профессора вызвали, там, в Ташкенте, там в вену шунтирование сделали, поэтому такая габаритная машина для него не такая уж удобная была. А «Матиз» — легкая машина, такая маневренная, мы купили ему «Матиз», потом уже, когда я «Ласетти» купил, он поездил на «Ласетти», сказал — я буду на «Ласетти», как бы мне удобно на нем. Ну, он такой тоже здоровый, а «Ласетти»-то она такая широкая машина.

Инт.: А сколько ему лет?

Инф.: Ему-то в этом году 69.

Инт.: 69? Ездит все еще?

Инф.: Ездит, да, но он как бы у нас по городу, город маленький, только вот внуков в школу, и мою жену забирает с работы.

Инт.: Вот так вот. А внуков — ваших?

Инф.: Да, моих детей.

Инт.: То есть все равно он как бы ездит, следит за вашей?

Инф.: Да, да, он сейчас как бы не работает. Когда надо на базар. Вот вчера сын пишет — папа, мы купили два мешка картошки, два мешка там лука, ну, на зиму.

Инт.: Вы живете с отцом, да?

Инф.: Да.

Инт.: А остальные братья?

Инф.: Они отдельно живут.

Инт.: Но вы не младший сын?

Инф.: Я младший.

Инт.: Поэтому с отцом?

Инф.: Ага.

Необходимость автомобиля в этом рассказе Р. объясняется через обязанность младшего сына, который по местным обычаям должен оставаться с родителями в их доме и ухаживать за ними в старости. Собеседник при этом постоянно переходит от этой моральной логики к экономической, говоря, что машина не должна стоять просто так и ее можно продать и конвертировать в пристройку к дому.

Моральная отсылка, как правило, бывает двойной и тройной, то есть обращенной сразу ко всем близким, кто остался дома, и указывающей на разные социальные роли мигранта — сына, отца, мужа. В цитате, которую я привел, мигрант Р. ссылается не только на отца, но упоминает и внуков, которых отец отвозит в школу. В этом случае автомобиль нужен для того, чтобы участвовать в воспитании детей, но не напрямую, а при посредничестве деда, который заменяет отца в его отсутствие. В рассуждениях Р. упоминается и взрослый сын. В этом случае моральный долг воспитания скорее требует критики увлечения автомобилем, но вступает в силу новый аргумент — необходимость помогать старшим и демонстрировать взрослость-мужественность.

Инт.: А сын, вот 15 лет сыну, говорите, он не ездит? На машине?

Инф.: На машине он ездит.

Инт.: На вашей?

Инф.: Да, кстати вот...

Инт.: Доверяете, он ее не грохнет где-нибудь?

Инф.: Нет, лично я это как-то не то что не доверяю, как-то он для меня все равно еще там ребенок, но отец. Его ездить в машине приучил дядя его младший, как бы пусть учится ездить на машине, как бы че он, до каких пор вы будете ездить как бы, ну, у моего отца еще и давление как бы, поэтому всякое бывает. Ну, он уже второй год вот ездит, но я его постоянно ругаю...

Инт.: Им делать нечего?

Инф.: Да. Делать нечего, поэтому у них в мыслях — вот машина, я буду ездить. Я ему говорю — в мысли вообще не забивай это, машина для тебя не должна быть там целью будущего. Ты в первую очередь должен учиться, учиться и учиться. И я вот когда был в отпуску, ни разу я ему не давал ездить.

Примерно в такой же роли старшего сына иногда может выступать младший брат, который сможет заместить мигранта в роли главы семьи, способного помочь родителям, супруге и детям.

Кроме родителей и детей в качестве объекта заботы фигурирует также жена. В этом случае чаще всего звучит аргумент о том, что муж должен демонстрировать внимание своей супруге. В более продвинутых семьях, таких как семья Р., даже обсуждается возможность покупки личного автомобиля, который будет принадлежать жене. «А просто машина почему нужна? — говорит он. — Иногда она с детьми хочет выйти, там проехать прогуляться где-то». А вот мигранта Ф., из другого городка, беспокоит, что «думают, что муж ее бросил», давят на нее в разных повседневных делах, например при ремонте в доме, поэтому машина нужна, чтобы «покатать» ее с сыном, показать, «чтобы знали, что у нее муж есть». Эти обещания исправить ситуацию не всегда выполняются, но сама риторика играет важную роль в поддержке отношений и вполне объясняет необходимость машины без всякой экономической выгоды.

Все эти формы моральных обязательств мигранта предполагают коллективное пользование личным автомобилем. Это является, с одной стороны, необходимостью, особенно если номинального владельца нет дома, с другой — предметом постоянных обсуждений взаимных обязательств и прав, возникающих трений. Передача автомобиля в пользование сыну или брату, даже отцу, сопровождается определенными требованиями, условиями и ожиданиями. Отец должен отвозить внуков в школу, сын должен отвозить бабушку к врачу, брат должен отвозить жену мигранта на работу. Иногда такая нагрузка и дополнительный контроль, если они принимают форму давления или каких-то ограничений статуса, воспринимаются негативно, в результате происходит обсуждение взаимных выгод и потерь в такой ситуации.

Совокупность всех этих декларируемых в связи с покупкой машины обязательств по отношению к семье воспроизводит принятые в обществе моральные понятия. Само по себе риторическое воспроизведение этих понятий, часто в эмоционально нагруженной форме, уже является механизмом поддержания социального порядка, подразумевающего взаимные социальные обязательства. При этом практики использования автомобиля могут соответствовать этой риторике или не соответствовать, вызывая споры и конфликты по поводу принятых норм и обещаний. Само наличие разных долгов позволяет их носителю порой манипулировать ими, избегая выполнения конкретных обязательств.