Гуго Фрейтаг-Лорингхофен. Война и политика в Новое время. 1648—1900. СПб.: Евразия, 2021. Перевод с немецкого Н. Власова. Содержание
Под конец XVIII века Европа смогла увидеть весьма примечательный спектакль. Тот самый полководец, который некогда писал, что «любое сражение должно быть большим шагом вперед к уничтожению противника», отказался от ведения войны на уничтожение и перенял у своих противников стратегию войны на истощение.
В 1765 году император Франц I скончался, и на престол вступил его старший сын Иосиф II. Он стал соправителем своей матери, императрицы Марии Терезии. В 1778 году после пресечения баварской династии он выдвинул претензии на Баварию, предложив пфальцской ветви династии Виттельсбахов в качестве отступного Австрийские Нидерланды — сегодняшнюю Бельгию. В этой ситуации прусский король Фридрих II возглавил немецкий Союз князей, не желавший терпеть столь значительное усиление позиций Габсбургов в Германии. Свои требования король был готов подкрепить силой оружия.
Сам Фридрих II с 80-тысячной армией вторгся из Силезии в Богемию, а его брат, принц Генрих, с равными по численности силами (в том числе 20 тысяч саксонцев) пересек Лаузицкие горы. Прусский король изначально рассчитывал, что австрийцы сосредоточатся у Ольмюца. Он планировал дать «хороший бой» в Моравии и прогнать противника из Богемии. После этого король предполагал отправить 20-тысячный корпус к Пресбургу и осадить Брюнн, пока принц Генрих осаждает Прагу. Затем прусские армии должны были совместно двинуться на Дунай. Однако реальный ход кампании совершенно не соответствовал этим смелым планам. Вопреки всем ожиданиям, австрийцы сосредоточили 150-тысячную группировку на северо-востоке Богемии и прикрыли сильными корпусами Моравию и Венгрию. Командование в Богемии взял на себя лично Иосиф II, которого сопровождали фельдмаршалы Ласси и Лаудон.
Ласси, являвшийся во время Семилетней войны генерал-квартирмейстером Дауна, полностью перенял его осторожную стратегию. По своему характеру он был полной противоположностью энергичному и способному на риск Лаудону. Заслуги Ласси перед австрийской армией огромны благодаря его организаторской деятельности; однако его представления о войне определялись нездоровой позиционной теорией. Он помнил лишь о том, что Дауну во время Семилетней войны часто удавалось выбирать позиции, на которых Фридрих Великий не рисковал его атаковать, но совершенно забыл, что именно благодаря такому образу действий противникам Пруссии так и не удалось достичь своей цели — разгрома прусского короля и уничтожения его монархии. Ласси был в Австрии главным поборником кордонной системы — теории, согласно которой стоило встречать наступление противника широким фронтом, чтобы прикрыть максимальное количество направлений. В силу неизбежной слабости растянутых «кордонов» следовало использовать любые действительные или мнимые преимущества местности и боязливо цепляться за позиции, не проявляя инициативы. В прусской армии аналогичных воззрений придерживался принц Генрих.
Под влиянием Ласси главные силы австрийцев заняли сильную укрепленную позицию за верхней Эльбой — ту же самую, которая оказала в 1866 году столь магическое притягательное воздействие на генерала Крисманича, советника несчастного Бенедека. В 1866 году на Изере армии принца Фридриха Карла противостояла с австрийской стороны армейская группа кронпринца Саксонии; в 1778 году там же была сосредоточена 70-тысячная австрийская армия Лаудона, которой предстояло отразить удар принца Генриха. Лаудон в годы Семилетней войны был главной движущей силой армии Габсбургов и доставлял Фридриху II больше всего проблем, однако в данной ситуации показал себя не лучшим образом. Проявив нерешительность, он не верил, что сможет удержать линию Изера, и только прямой приказ императора заставил его отказаться от мысли отступить. Но и с другой стороны все обстояло не слишком благополучно: умелое и удачное вторжение в Богемию, казалось, исчерпало весь запас энергии принца Генриха. Будучи сторонником школы, ставившей превыше всего искусный маневр, он не смог решиться атаковать противника. Прусский король, добравшись до верхней Эльбы, оказался словно под стенами большой крепости и был не в состоянии нанести сопернику какой-либо ущерб. Он надеялся, что энергичные действия принца Генриха изменят ситуацию в пользу прусской армии. Когда эта надежда не оправдалась, Фридрих II отказался от дальнейшего наступления. Кампания завершилась в сентябре-октябре отходом прусских сил из Богемии. После этого имели место лишь отдельные небольшие операции на моравской границе и в графстве Глац, а весной 1779 года война завершилась Тешенским миром.
Мы так подробно остановились на этой «Картофельной войне» по той причине, что пассивность армий повлияла на стратегические взгляды своего времени. Это, в свою очередь, имело далеко идущие последствия. Боевой дух прусской армии по итогам кампании значительно упал. Один из ее офицеров писал: «Я не узнаю больше прежней прусской армии». Склонность к пустым рассуждениям и бесплодным умствованиям распространялась в ней все шире. Невольно начинаешь думать, что именно с этого и начался распад старой гордой прусской армии, ставший очевидным в 1806 году. Воинственный дух неизбежно должен был пострадать; сам король писал в те дни, что война и пассивность несовместимы. Поверхностные наблюдатели в рядах офицерского корпуса теперь ориентировались именно на этот образец, а не на энергичные действия, увенчавшиеся кровопролитными сражениями при Праге, Лейтене и Торгау. И это неудивительно — сам прусский король принял новый метод! Последствия такой мнимой трансформации во взглядах лучшего полководца своего времени ощущались далеко за пределами прусской армии.
Несомненно, австрийские позиции на Верхней Эльбе были сильны, и средствами линейной тактики поделать с ними что-либо оказывалось трудно. Однако это играло роль только в том случае, если прусский король не хотел рисковать слишком многим. Ведь речь шла, в конечном счете, об очень растянутом фронте. И когда Фридрих II отошел, не попытавшись атаковать его, кордонная система удостоилась всеобщей похвалы как эффективное средство. Австрийцы тешили себя иллюзиями, что с ее помощью одержали верх над самим Фридрихом Великим. Кордонная система и маневр окончательно стали двумя главными полюсами стратегических концепций своего времени. Полковник фон Массенбах отлично сформулировал эти идеи в своей похвальной речи принцу Генриху, произнесенной в Берлинском военном обществе: «Благодаря смелым маршам ему улыбнулось счастье. Он без битвы добился победы, оказавшись успешнее, чем Цезарь у Дуррахия, чем Конде у Рокруа, на одной ступени с бессмертным Бервиком». Потребовались страшные уроки Наполеоновских войн, прежде чем Фихте произнес слова о «настоящей войне», а Клаузевиц заявил: «Мы не знаем полководцев, которые победили бы без пролития крови».
Как объяснить тот факт, что в Войне за баварское наследство Фридрих Великий использовал стратегию, представлявшую собой полный разрыв с его собственным прошлым? Обычно в качестве главных причин называют возраст и плохое здоровье короля; сам он, насмехаясь над собой и своим братом, говорил о «подвигах семидесятилетнего». На самом деле ему было только 67, а принцу Генриху — только 52. Да, в конце Семилетней войны Фридрих II выглядел как старик и вернулся в столицу больным. Однако и в мирное время, и в походе он целые дни проводил в седле, а его планы дышали прежней энергией. Настоящая причина пассивности короля в кампании 1778 года заключалась в том, что Война за баварское наследство не являлась чем-то жизненно важным для прусской монархии и представляла собой скорее вооруженную демонстрацию в пользу независимости Баварии. В годы Семилетней войны Фридрих II преследовал куда более масштабную цель, и его стратегия тоже была иной.
В наше время такие демонстрации стали редкостью. Вооруженный мир, в котором мы живем, делает их излишними. Мобилизация и развертывание повсюду подготовлены столь тщательно, что в течение нескольких дней боеготовые армии могут быть сосредоточены на границе. Серьезная угроза со стороны великой европейской державы окажется в большинстве не слишком серьезных случаев достаточной для достижения цели. Во время Фридриха II для аналогичного результата требовалось вторжение на территорию противника.
Из-за беспокойного честолюбия императора Иосифа II Австрия уже в следующем десятилетии оказалась вовлечена в совместную с Россией войну против Османской империи. В ней ярко проявили себя все слабости, свойственные коалициям. Император не отличался твердостью воли, а верный своим взглядам Ласси видел задачу австрийской армии в том, чтобы прикрывать границу, в то время как особенности кампании настоятельно требовали наступательных действий. Ничем хорошим это завершиться не могло. Австрия не смогла достичь таких больших успехов, как во времена принца Евгения. Там, где австрийские солдаты принца Кобургского сражались под командованием неукротимого Суворова — у Фокшан и Рымника, — они не посрамили своей старой славы. Победой стало и взятие Белграда Лаудоном под конец войны. Как писал историк, «именно действия армии позволили с триумфом завершить кампанию 1789 года; сегодня мы об этом знаем, но тогда далеко не все были убеждены в этом. Большинство, в том числе среди офицеров, искало причины успеха в старой системе, которой предстояло рухнуть под ударами человека, являвшегося в ту пору неизвестным младшим офицером французской армии».
Во всех армиях того времени форма имела приоритет перед содержанием. Как писал Шарнхорст, «механические головы одерживали верх над всем, что было наполнено духом и разумом». Это поколение было неспособно адаптироваться к изменениям, лишено той интеллектуальной гибкости, которая позволяет соображениям здорового прогресса преодолевать многолетнюю традицию. Сами того не замечая, политики и генералы целого континента на протяжении долгого времени занимались полным самообманом. Это должно послужить нам серьезным предостережением на все времена. Славная и гордая традиция укрепляет организм армии, ее ничем невозможно заменить. Однако ее нельзя хранить лишь ради нее самой, ее задача — лишь давать армии и, следовательно, государству твердую моральную основу.
Военная теория, которую сформировали в ту эпоху, была пропитана математическими и географическими концепциями, не имевшими ничего общего с реальностью войны. Полководец должен был стремиться исключительно к тому, чтобы добиться некоторого преимущества над противником путем искусных маршей. О том, чтобы разгромить врага могучим ударом, речи не шло: гораздо выше ценился захват выгодной позиции, с которой можно грозить неприятельской территории. Возникло понятие «ключа к стране», которое Клаузевиц называл парадной лошадью всех описаний сражений и кампаний того времени.
Без дальнейших подробностей очевидно, что такие воззрения на военное искусство в Пруссии и Австрии, равно как и влияние «польского вопроса» на политику обеих стран в конце XVIII века, не способствовали энергичному ведению войны против революционной Франции. Да и финансовое положение двух немецких держав было далеко не блестящим.
Фридрих Великий к концу своей жизни собрал в казне 50 миллионов талеров. Однако уже голландская кампания 1787 года — военная прогулка, предпринятая за прусский счет, — поглотила значительную часть этой суммы. Остаток был полностью истрачен в борьбе против Франции к 1794 году. Уже в 1793—1794 годах Берлин был вынужден прибегать к иностранным займам и отчеканить семь миллионов талеров «плохой» монетой. Только благодаря выплате английских и голландских субсидий Пруссия в 1794 году еще продолжила сражаться на Рейне. Но вскоре эти выплаты были прекращены, поскольку пруссаки отказывались вести боевые действия согласно пожеланиям спонсоров. Плохая финансовая ситуация оказала значительное влияние на то, что Пруссия вскоре ушла с поля боя и в апреле 1795 года заключила с французами Базельский мир. В январе того же года было отдано распоряжение, согласно которому наличность из всех государственных касс следовало собрать воедино, чтобы обеспечить снабжение армии. Фридрих Вильгельм II оставил после себя 48 миллионов талеров государственного долга; 28 из них были потрачены на войну. Прусская армия к концу правления Фридриха Великого насчитывала в мирное время 186 тысяч солдат и офицеров, в случае войны это количестве должно было возрасти до 227 тысяч. К 1806 году ее размер достиг 255 тысяч солдат и офицеров. При Фридрихе Вильгельме III удалось сократить государственный долг на 7 миллионов талеров и отложить 13 миллионов в запас. И все же монархия Гогенцоллернов вступила в эпоху Наполеоновских войн без особенно серьезных финансовых ресурсов. Впрочем, в Пруссии ситуация с деньгами все равно была лучше, чем в большинстве остальных европейских стран.
В Австрии эпохи Марии Терезии финансовое положение резко улучшилось. И все же в 1790 году государственный долг составлял уже 370 миллионов гульденов при ежегодных доходах в 87 миллионов. В 1787 году на 301-тысячную армию тратилось более 30 миллионов гульденов в год. Благодаря мерам экономии, в первую очередь отправке солдат в отпуска, расходы удалось сократить на три миллиона. После начала войны с турками дефицит государственного бюджета стал хроническим; в 1789 году он составлял около 36 миллионов, в 1792 году сократился до 4 миллионов, однако на следующий год из-за начала войны с революционной Францией опять достиг 30 миллионов и с этого момента постоянно рос.
Как сказано в работе австрийских военных историков, «регулярно применялось удобное средство получения доходов путем выпуска бумажных денег; сумма напечатанных ассигнаций неизменно превосходила сумму погашенных. В 1788 году в обороте находились бумажные деньги на более чем 20 миллионов талеров, в 1799 году — более 141 миллиона, к марту 1811 года была достигнута головокружительная сумма в 1060 миллионов. Помимо этого, постоянно рос государственный долг и проценты по нему. Очевидно, что курс банкнот, остававшийся стабильным до 1795 года, с этого момента непрерывно падал. Война против Франции началась в самое неблагоприятное время, какое только можно было себе представить. Еще до нее монархия была не в состоянии сбалансировать свой бюджет и выплачивать проценты по займам; после начала долгого и кровопролитного конфликта это тем более стало невозможным!»
Средства, которыми располагали обе немецкие державы для ведения войны, оказались исключительно скромными. Это было тем более печально: кампания велась с использованием дорогой магазинной системы за собственный счет, а не за счет противника. Армии революционной Франции, напротив, невзирая на полный распад старого государства и отсутствие денег, содержались за счет реквизиций и контрибуций с оккупированных территорий.