Маньчжурская Жанна д’Арк
Фрагмент книги Иэна Бурумы «Коллаборационисты»
Айсинь Гьоро Сяньюй, она же Цзинь Бихуэй и Дунчжэнь (Жемчужина Востока), более всего известная под своим японским именем Ёсико Кавасима, — маньчжурская принцесса, носившая мужское платье и работавшая на японскую тайную полицию в Китае в 1930-е годы. Ёсико — одна из трех фигур, которым Иэн Бурума посвятил свою книгу «Коллаборационисты», чтобы рассказать о людях, которые в неспокойные времена прибегали к хитростям, уловкам, обманам и мистификациям с целью личной наживы и удовлетворения страсти к авантюрам. Предлагаем ознакомиться с фрагментом книги, где говорится об одном из эпизодов деятельности «маньчжурской Жанны д’Арк», которую после войны расстреляли за предательство своего народа.
Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Иэн Бурума. Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны. М.: АСТ: CORPUS, 2025. Перевод с английского Полины Жерновской. Содержание

Япония начала войну в Азии с оккупации Маньчжурии в 1931 году, за восемь лет до начала войны в Европе. Японское военное вторжение началось с фарса, аферы, известной как Мукденский инцидент. Вечером 18 сентября 1931 года лейтенант японской армии заложил динамит рядом с принадлежащей Японии Южно-Маньчжурской железной дорогой на подступах к городу Мукден, ныне Шэньян. Взрыв не вызвал почти никаких повреждений. Так и было задумано. Спустя несколько минут по взорванным рельсам из Чанчуня в Далянь беспрепятственно прошел поезд.
В этом и состоял план группы старших офицеров японской императорской армии. Они хотели создать предлог для войны в Маньчжурии, которой правительство и военная верхушка в Токио стремились избежать. Все лидеры Японии, гражданские и военные, признавали важность расширения интересов страны в Маньчжурии. Завладев Южно-Маньчжурской железной дорогой после Русско-Японской войны 1904-1905 годов, Япония стала контролировать и прилежащие к ней территории. Это вызвало серьезный конфликт с китайским правительством, которое считало Маньчжурию своей территорией. Японское правительство рассчитывало добиться своего не насилием, а дипломатией. Однако горячие головы из военных среднего звена настроились на более радикальные методы. Имена наиболее видных заговорщиков оказались у всех на устах и воспевались японскими СМИ того времени: Кэндзи Доихара по прозвищу Лоуренс Маньчжурский, воинственный мошенник с континента; Кандзи Исивара, заговорщик-полиглот, буддист-фанатик (такие люди были и есть до сих пор); и Сэйсиро Итагаки, дослужившийся до генеральского чина и повешенный потом за военные преступления.
В инциденте на железной дороге обвинили китайских подрывников. На следующий день японские войска напали на плохо экипированный китайский гарнизон, которым руководил Чжан Сюэлян, самый влиятельный военачальник на Северо-Востоке. Стройный, щеголеватый, выглядевший в изысканной военной форме как в смокинге, Чжан был прекрасным танцовщиком и страдал от опиумной зависимости. Он вступил в союз с Чан Кайши в борьбе против Японии, и японцам требовалось от него избавиться. И это было не просто нападение злобных японских милитаристов на свободолюбивого демократа. Известный по прозвищу Молодой Маршал, Чжан был жестоким военачальником, который симпатизировал фашизму, особенно его итальянской версии. Что не помешало ему наставить рога римскому пациенту Феликса Керстена графу Чиано, служившему в Шанхае итальянским консулом. У жены Чиано Эдды, дочери Муссолини, закрутился с Чжаном роман. (Еще одним ухажером Эдды был Генрих Гиммлер. Когда ее мужа казнили в 1944 году за попытку свергнуть Муссолини, Эдда быстро утешилась романом с каким‑то коммунистом.)
Чан Кайши, как и Молодой Маршал (который умер в преклонном возрасте в Гонолулу под именем Питер Х. Л. Чан), понимал, что его войска не имеют против японской армии никаких шансов, и решил отступать с северо-востока, где Квантунская армия, маньчжурская группировка Императорской армии Японии, заняла все ключевые города. Это дерзкое выступление непокорных военных застало гражданские власти Японии, даже самого императора Хирохито, врасплох, но, как и руководство Китая, они понимали, что силы не равны, и вскоре приняли статус-кво.
Во время Мукденского инцидента Ёсико Кавасима жила в Шанхае. Жить с приемным отцом в Японии было невыносимо, и она решила попытать счастья в Китае. Перед переездом, однако, по ее собственным словам, она стала «очень странной женой». Она вышла замуж за высокого красавца-монгола по имени Ганжуржаб. Великолепная свадьба, куда пригласили всю верхушку Квантунской армии, состоялась в отеле «Ямато» в Люйшуне. Как и со всеми прочими событиями жизни Ёсико, этот маньчжурско-монгольский союз 1927 года трактуется по‑разному. Ёсико утверждала потом, что ее вынудили выйти замуж и она согласилась лишь при условии, что между ними не будет никакой физической близости. По ее словам, она отличалась от других женщин. Однако приняла этот фиктивный брак ради борьбы, на которую уповали оба ее отца, — за независимость Маньчжурии и Монголии. Другие, в том числе ее брат Сяньли, говорили, что на самом деле она искренне увлеклась Ганжуржабом, которого знала еще со школы в Токио, и радовалась свадьбе. Нравилось ли ей жить среди морозных монгольских степей с семьей мужа, это уже другой вопрос.
При любом раскладе японцам этот брак был выгоден. Ганжуржаб окончил главную военную академию Японии. Его отец был генералом, который воевал на стороне японцев с китайскими националистами. Принудили Ёсико к этому браку или она согласилась на него, чтобы освободиться из когтей насильника — приемного отца, мы никогда не узнаем. Последнее, по крайней мере, вероятно: Ёсико предостерегала от него свою младшую сестру, когда Нанива Кавасима взял ту себе в помощницы.
Брак — по‑видимому, неизбежно — вскоре развалился. Ёсико не выносила жизни при феодальном дворе Монголии, где за каждым ее шагом неусыпно следила подозрительная свекровь. Безумно скучая, принцесса бродила по ночам по местным деревням, где, по ее словам, стала легендой: «Эти монголы, — писала она, — любят выдумывать, обо мне они выдумали небылицу почище сказок из „Тысячи и одной ночи“». Ей это, безусловно, льстило, и она поощряла эти выдумки. Так она ощущала себя избранной, легендарной личностью.
Одну историю выдумал Сёфу Мурамацу, автор художественной биографии Ёсико «Красавица в мужском костюме»: в ней на пару молодоженов во время путешествия по монгольской степи нападают китайские бандиты». Ёсико, точнее ее вымышленное альтер эго Марико, проявив невероятное мужество, отстреливается от них, но получает ранение в плечо. Это пулевое ранение упоминается в следующих историях о ней. Однако оно — такая же выдумка, как рассказы о ее боевых подвигах «маньчжурской Жанны д’Арк».
Увы, маньчжурско-монгольский союз не заладился с самого утра после первой брачной ночи, когда на белом наматраснике, который по монгольскому обычаю нужно было предъявить как символ удачного брака, не оказалось крови. Спустя три года после грандиозного приема в Люйшуне Ёсико бежала в соседний более крупный город-порт Далянь, где будоражила любопытство японской желтой прессы своими появлениями на самых модных дансингах, причем зачастую в компании блестящих японских военных. Пара развелась. По словам Ёсико: «Мы с мужем снова были свободны, добившись взаимопонимания между маньчжурами и монголами».
Ганжуржаб печально окончил свои дни. После войны китайские коммунисты посадили его в тюрьму за измену родине. В годы культурной революции свыше 16 тысяч монголов были казнены без суда и замучены до смерти за то, что они «наследники Чингисхана». Ганжуржаб и правда поклонялся Чингисхану. Культ монгольского воина поддерживали японцы, находя в нем сходство со своей самурайской традицией, которая противопоставлялась загнивающей китайской культуре. Китайские коммунисты впоследствии сожалели о массовых убийствах монголов. Как и многое другое, что произошло в ходе культурной революции, это было прискорбной «ошибкой».
Одна из фикций японской пропаганды в Китае состояла в том, что японцы будут отстаивать независимость маньчжуров и монголов и защищать их от нелегитимной китайской власти, отсюда и брак Ёсико, и более масштабные политические события, в которых она так или иначе довольно непосредственно участвовала.
Захватив обширную территорию между Кореей, Россией и Китаем, следующим этапом Япония взялась за новый миф — основание вновь независимого государства Маньчжоу-го, буквально — «Страны маньчжуров». Главой этого государства станет последний цинский император Пу И, живший тогда в японской концессии Тяньцзинь. Под дружественным покровительством Японии Маньчжоу-го станет не только независимой (миф), но и самой прогрессивной (отчасти правда) моделью многоэтничного, мультикультурного и многоконфессионального согласия (миф почти на 100%).
После изгнания из Запретного города в Пекине Пу И вел в Тяньцзине образ жизни плейбоя-эмигранта с утонченной, невероятно скучающей и раздосадованной женой Ваньжун, знатной маньчжурской аристократкой, которую иностранцы называли Элизабет. Пу И любил играть в теннис или танцевать в отеле «Астор-хаус», а затем обедать в тяньцзиньском загородном клубе (лишь в качестве гостя, китайцам доступ в члены клуба был закрыт). Всегда безукоризненно одетый во время праздных прогулок по городу — в твидовых брюках для гольфа или в английских костюмах, с красной гвоздикой в петлице, — Пу И был постоянным героем светских колонок в эмигрантской прессе Тяньцзиня.
Ваньжун-Элизабет получила отличное образование, свободно владела английским, прекрасно играла на пианино, но была несчастна в неполноценном браке с флегматичным и, скорее всего, гомосексуальным мужем. Жизнь в павильоне Цзин с жестким регламентом, услужливыми, но докучливыми прислужниками-евнухами и постоянными визитами японских военных и прочих зануд международного, но провинциального высшего света, стала невыносимой. Она нашла утешение в курении опиума и уколах морфия. Когда именно императрица познакомилась с Ёсико, не ясно, но та показалась ей занятной. То, что Ёсико сыграла свою роль в следующем этапе жизни Ваньжун, несомненно. Все прочее, что связано с ней, окутано плотным туманом ее мифа.
Военным японской квантунской армии не пришлось уговаривать Пу И занять кресло правителя Маньчжоу-го, или, как вскоре станет понятно, стать их марионеткой. Ёсико, по ее собственным словам, всячески старалась помочь японцам в этом предприятии. Поэтому, опять же, по ее рассказу, она мчалась в Тяньцзинь из Шанхая на «Голубом экспрессе», шикарном французском поезде. Японские военные, уговорившие Пу И принять их предложение, были теми самыми заговорщиками, которые устроили Мукденский инцидент. Один из них — особенно таинственная фигура, Масахико Амакасу. Лысеющий человек в очках, он напоминал банковского клерка или чем‑то даже Генриха Гиммлера. На самом деле он был убийцей. Его некоторое время подозревали в том, что он до смерти избил двух анархистов и шестилетнего мальчика после землетрясения в Токио в 1923 году, а потом сбросил их тела в колодец. Вскоре, однако, он перешел к более масштабным преступлениям на континенте, где под руководством Лоуренса Маньчжурского контролировал торговлю опиумом.
Чтобы подтолкнуть Пу И к решению, Амакасу с Доихарой разыграли несколько покушений в Тяньцзине, якобы организованных китайскими террористами. Официальная версия, которую Ёсико повторяет в мемуарах, гласила, что националисты Чан Кайши отправили в Тяньцзинь террористов, чтобы те подогревали среди населения ненависть к Японии. Однажды бывший император Китая получил корзину фруктов, где среди персиков и гранатов были спрятаны ручные гранаты. Японцы сказали Пу И, что гораздо безопаснее ему будет под их протекцией в Маньчжоу-го.
То ли он так опасался за свою жизнь, то ли так увлекся иллюзией, будто воскрешение маньчжурского престола на земле его предков приведет к полному возвращению цинской династии в Китае, но в конце концов Пу И согласился отправиться на корабле из Тяньцзиня в Маньчжоу-го. Он колебался, надеть ему голубовато-серый костюм «принц уэльский» или такому случаю подобает нечто другое. Опекуны нарядили его в шинель японского генерала.
Для отвлечения внимания Доихара (он же Лоуренс) заплатил китайским наемникам, чтобы те устроили перестрелку в китайском квартале. И тут, если верить ее версии, откуда ни возьмись выскочила Ёсико в мужском костюме и охотничьей кепке. Кто бы ни был автором ее мемуаров (ее японский до такого уровня явно не дотягивал), он рассчитывал на эффект бульварного чтива. Ёсико «на головокружительной скорости» помчала Пу И по темным улицам Тяньцзиня, выключив фары, не боясь пулеметных очередей и китайских патрулей. Резко остановившись на набережной, Ёсико удостоверилась, что Пу И благополучно сел на японский пароход, следовавший на северо-восток. Японцы поселили бывшего императора в доме покойного принца Су, отца Ёсико, где он находился под постоянным надзором.
Это вымысел чистой воды. Ёсико не была даже близко к Тяньцзиню, когда Пу И тайно вывезли из города. Несколько ближе к истине история, которую рассказал в «Красавице в мужском костюме» Сёфу Мурамацу. Здесь героиня (Марико), тоже одетая в темный костюм и охотничью кепку, везет знатного пассажира по опасным улицам Тяньцзиня. Только не Пу И, покинувшего город несколькими днями ранее, а его жену Ваньжун. В книге Мурамацу в последний момент возникает заминка, когда Ваньжун понимает, что забыла свою любимую итальянскую собачку, и за ней приходится вернуться. Кто знает, произошло ли это на самом деле? Мурамацу писал свою книгу в 1932 году, тогда же, когда имели место описанные события. В книге Ёсико, которая написана пятью годами позже, история из романа повторяется едва ли не дословно, только на месте Ваньжун оказывается Пу И.
Достоверно неизвестно даже, она ли была тем лихим водителем в охотничьей кепке. Но японская тайная полиция в Шанхае отправила Ёсико в Тяньцзинь уговорить упиравшуюся императрицу последовать за мужем в Маньчжоу-го. То, что Ёсико помогала японцам в этих авантюрах, не выдумки. Почему она это делала, уже не так ясно. Она, безусловно, считала, что китайцы — ни националисты, ни коммунисты — не поддерживают Маньчжурию в ее борьбе за независимость, и часто называла себя «маньчжурской Жанной д’Арк». Или же так она хотела воплотить свой идеал героини, переодетой в мужской костюм.
Отделить факты от вымысла в жизни Ёсико трудно, потому что ее патологическая ложь слилась с пропагандой, которую транслировали японские СМИ и еще больше приукрасил Мурамацу в заказанном ею романе. Японцы, несомненно, пользовались ее высоким статусом маньчжурской принцессы, чтобы представить военное вторжение в Китай благородным освобождением маньчжуров и монголов от свирепой китайской военщины, а потом и освобождением всех азиатов — от нечестивых западных империалистов.
© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.