Лондон — это не Британия
Из книги «Новая география инноваций: глобальная борьба за прорывные технологии»
Claudio Schwarz / Unsplash
Венчурные инвесторы называют Большой Лондон новой Кремниевой долиной. О кипучей экономической жизни региона, столь непохожего на остальную Англию, читайте в отрывке из книги исследователя бизнеса и технологий Мехрана Гула.
Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Мехран Гул. Новая география инноваций: глобальная борьба за прорывные технологии. М.: Издательство Института Гайдара, 2025. Перевод с английского Григория Иванова. Содержание
Кингс-Кросс — это технологический хаб, созданный на базе транспортного узла. Это самый загруженный узел лондонского метро, через который ежегодно проходит более 70 млн пассажиров. Соседний вокзал Сент-Панкрас является международными воротами, соединяющими Великобританию с остальной Европой, своего рода Хитроу для поездов. Это конечная станция Eurostar, которая осуществляет прямое высокоскоростное железнодорожное сообщение с Парижем (около 2 часов), Брюсселем (около 2 часов) и Амстердамом (около 4 часов).
Сол Кляйн, известный венчурный инвестор из Лондона, считает, что эти железнодорожные связи формируют панъевропейский суперрегион — континентальный ответ району залива Сан-Франциско и дельте Жемчужной реки. «Мы определяем основную область нашего внимания как территорию в пределах четырехчасовой поездки на поезде от Кингс-Кросс. И это географическая зона, а не город или страна — географическая зона, определяемая железнодорожным и транспортным сообщением. Мы назвали эту зону Новый Пало-Альто, и оказалось, что Новый Пало-Альто занимает третье место в мире — после района залива Сан-Франциско и Пекина — по количеству созданных компаний-единорогов: в Новом Пало-Альто проживает 41 млн человек. Здесь корпоративные расходы на информационные технологии составляют 110 млрд долларов. Здесь расположены 7 из 30 лучших университетов мира. И здесь есть все необходимое для создания инновационной экосистемы мирового уровня».
Эти железнодорожные связи делают перемещение через международные границы почти таким же простым, как внутренние поездки. Сол может выехать из Лондона на поезде утром, заскочить в Париж или Брюссель, чтобы проверить дела в своих портфельных компаниях, и вернуться в офис рядом с Кингс-Кросс как раз к обеду. Эта инфраструктурная основа укрепляет позицию Лондона как фактической технологической столицы Европы. Город часто становится первым местом назначения как для технологических компаний с континента, стремящихся к зарубежной экспансии, так и для иностранных компаний, пытающихся войти на европейский рынок. Многие из крупнейших технологических имен, начинавших в других местах континента, — Skype, King, Atomico и Index, — теперь можно найти в Лондоне.
Эти транспортные связи также помогают связать воедино технологическую сцену, которая гораздо более рассредоточена, чем в других местах. «В США успешные венчурные инвестиции сосредоточены в районе залива, а в Европе, по нашему опыту, успешные стартапы возникают в самых разных местах без какой-либо системы», — говорит Сонали Де Рикер. Исследование венчурного фонда Atomico показывает, что более 350 технологических компаний стоимостью свыше 1 млрд долларов, основанных в Европе, были созданы в более чем 120 различных городах 29 стран. Железнодорожные связи объединяют это разнообразие в единую сеть, ориентированную на столицу Великобритании. «Мы буквально находимся в самом центре Нового Пало-Альто, — говорит Сол Кляйн. — У нас такая концентрация, о которой Пало-Альто не мог бы и мечтать».
Так выглядит в теории. Но как это работает на практике? Я хотел выяснить, что могло бы побудить предпринимателя выбрать Новый Пало-Альто вместо старого. И это привело меня к Марку Уорнеру, основателю Faculty — компании по искусственному интеллекту, базирующейся в Лондоне.
У Марка есть ученые степени по квантовым вычислениям из Университетского колледжа Лондона и Гарварда, и он запустил свой стартап в очень модной области искусственного интеллекта. Он мог бы основать свою компанию где угодно, но решил, что лучшим местом для этого будет Лондон. Я спросил его почему. «В некотором смысле Faculty выбрала свое направление деятельности отчасти потому, что мы хотели базироваться в Лондоне, а не выбирали место под бизнес, — говорит он. — Поэтому, решив обосноваться в Лондоне, мы пришли к выводу, что должны сосредоточиться на направлениях, в которых Кремниевой долине будет сложно с нами конкурировать».
Одно из преимуществ Лондона перед Долиной заключается в том, что стартапам не приходится так активно бороться за высококлассных специалистов с крупными компаниями. Великобритания обладает очень сильной базой талантов в области ИИ благодаря большому количеству выпускников таких учебных заведений, как Имперский колледж, Университетский колледж Лондона, Кембридж и Оксфорд, а также экосистеме вокруг таких компаний, как DeepMind. Британские стартапы имеют такой доступ к специалистам высшего класса, о котором стартапы из Долины могут только мечтать. Там конкуренция слишком высока. «Война за таланты в сфере ИИ — это самая безумная война за таланты, которую я когда-либо видел!» — написал Илон Маск в Twitter в апреле 2024 года. Даже крупнейшим компаниям трудно удержать своих лучших сотрудников. Около половины экспертов по ИИ, нанятых OpenAI с момента ее основания, впоследствии покинули компанию, чтобы работать на конкурентов, включая ее собственных соучредителей. Крупные технологические фирмы переманивают целые команды ИИ у своих конкурентов. «Лондон предлагал несколько более разумный баланс, — говорит Марк. — Это, очевидно, все еще очень конкурентная экосистема, но не настолько перегретая, как Кремниевая долина. Благодаря этому мы могли нанимать гораздо более талантливых людей, чего стартап в Кремниевой долине, вероятно, никогда не смог бы сделать из-за жесткой конкуренции с технологическими гигантами».
Faculty использует машинное обучение, чтобы помочь людям принимать более эффективные решения, что также известно как интеллектуальное принятие решений (decision intelligence). Это звучит расплывчато, но компания решает вполне конкретную проблему. Объем данных в мире стремительно растет: 90% всех мировых данных было создано за последние два года. Каждые два года объем данных удваивается. Это создает определенные трудности. Все эти данные бесполезны, если не разработаны эффективные инструменты для их практического применения. Именно здесь и приходит на помощь Faculty. Компания использует ИИ для преобразования больших объемов данных в осмысленные решения.
Если вы пользовались Google Maps, вы уже оценили преимущества интеллектуального принятия решений. Каждый раз, когда приложение предлагает альтернативные маршруты, чтобы помочь вам сэкономить время, — это интеллектуальное принятие решений в действии. Приложение обрабатывает миллионы единиц информации в реальном времени, чтобы представить пользователю простой набор готовых вариантов действий. Марк говорит, что подобные алгоритмы скоро будут применяться гораздо более широко. «Мы считаем, что бизнес сейчас работает в эпоху до Google Maps, — у компаний нет карты возможных вариантов. Они действительно заблудились. Интеллектуальное принятие решений даст им эту карту. Мы просто увидим переход от людей, которые были потеряны, к людям, которые нашли путь, как бы мессиански это ни звучало».
Еще одно преимущество Лондона перед Долиной состоит в том, что стартапы здесь находятся рядом со множеством других игроков. Это плотно населенная городская среда. В районе залива высокая концентрация технологических компаний, но там базируется мало других отраслей, а правительство находится на другой стороне континента. В Лондоне все это собрано в одном месте. Территориальная близость повышает эффективность, снижает трение и позволяет компаниям вроде той, что основал Марк, находиться в непосредственной близости от множества потенциальных клиентов. «Вы можете проехать 20 минут в одну сторону и оказаться в правительственном центре, 20 минут в другую сторону — и вы в финансовом центре, еще 20 минут — и вы в культурном центре. В Кремниевой долине это сделать относительно сложно, — говорит Марк. — Эти 20 минут там превращаются в четырех- или пятичасовые перелеты и восьмичасовые поездки туда-обратно».
Лондон не просто густонаселенный город — здесь сосредоточено чрезвычайно разнообразное сочетание талантов и специалистов. Алекс Кляйн, британско-американский основатель компании Kano, производящей образовательные компьютерные продукты, считает, что это делает город более интересной альтернативой замкнутой среде Долины. «Многие их технические специалисты разрабатывают SaaS-приложения, помогающие бизнесу обрабатывать пользовательские данные, или присоединяются к Facebook и Google, чтобы помочь рекламодателям эффективнее манипулировать вами, — рассказывает он мне. — В Лондоне, безусловно, тоже хватает подобного. Но мы немного отличаемся. У нас есть люди, которые увлечены созданием велосипедных фонарей с лазерами, позволяющими видеть немного дальше впереди. Люди, создающие органические сады. Бывшие сотрудники Dyson — отличные промышленные дизайнеры, бывшие сотрудники Nokia из Финляндии — прекрасные инженеры по встроенному программному обеспечению, выходцы из Rockstar — талантливые дизайнеры видеоигр. Поэтому я считаю, что сообщество в Лондоне более междисциплинарное».
Город также выгодно отличается от Долины в других отношениях. Предприниматели чувствуют свободу в экспериментах с новыми идеями. В Америке подход к запуску и развитию компаний стал стандартизированным. Существует определенный способ ведения дел, и даже если предприниматель не склонен следовать ему, инвесторы ожидают, что все будет делаться именно так. В более молодых экосистемах, таких как Лондон, где подходы не так жестко регламентированы, гораздо больше пространства для экспериментов. «В Кремниевой долине существует определенный набор убеждений относительно гиперскейлинга, блицскейлинга и других подобных концепций, где все очень сильно сфокусировано на конкретном наборе стратегий, и это довольно оторвано от реального мира, — продолжает Марк. — У Лондона и других мест за пределами Кремниевой долины есть свои плюсы и минусы, но здесь определенно больше свободы. И мне кажется, мы пришли к пониманию, что, если интеллектуальное принятие решений настолько важно, как мы думаем, мы никогда не смогли бы это выяснить в Кремниевой долине. Я думаю, это действительно так».
***
Есть и обратная сторона медали. Качество, которое постоянно упоминается как главное преимущество Лондона, — все лучшее собрано в одном месте, — часто рассматривается и как серьезнейший недостаток страны в целом. Вся эта концентрация порождает ярко выраженный эффект Матфея — «ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится», — то есть преимущества Лондона накапливаются в ущерб остальным регионам. В Лондоне более чем в два раза больше компаний-миллиардеров и почти в два раза больше венчурных инвестиций, чем во всей остальной Великобритании. Распределение становится еще более неравномерным, когда в эту картину добавляются Кембридж и Оксфорд. В этих трех городах, известных как «золотой треугольник», сосредоточено 80% всех инвестиций и 80% всех британских компаний стоимостью свыше миллиарда долларов.
«И в этом заключается негативная сторона Лондона, — говорит Эбен Аптон, изобретатель Raspberry Pi. — Из-за концентрации технологий в Лондоне, который находится в нескольких минутах езды от Вестминстера, политики забывают об остальной стране. В Америке хорошо то, что центр политической власти и центр технологической мощи находятся на противоположных побережьях страны. В Лондоне же они разделены лишь поездкой на такси. В результате люди быстро забывают о существовании чего-либо за пределами столицы, сокращают инвестиции в другие регионы, и реальные возможности для региональной политики упускаются».
Проблема регионального неравенства гораздо старше и шире, чем просто технологический сектор. По всем показателям — от продолжительности жизни до занятости и образования — показатели Лондона значительно выше, чем в остальной части Великобритании, особенно на Северо-Востоке и в Уэльсе. В отчете «Почему не сработала региональная политика Великобритании?», одним из авторов которого является Эд Боллс, бывший теневой министр финансов от лейбористов, отмечается: «Показатели регионального неравенства в Великобритании — одни из самых высоких среди развитых стран. Сегодня различия между регионами Британии больше, чем между Восточной и Западной Германией или между Северной и Южной Италией. Новые технологии, глобальная конкуренция, утрата старых отраслей промышленности — и неспособность поддержать новые — все это усилило этот разрыв»
На Лондон приходится четверть всего ВВП Великобритании, гораздо более высокая доля по сравнению практически с любой другой метрополитенской областью в любой другой крупной стране в индусриализированном мире. Сравните это с Нью-Йорком, Шанхаем и Берлином, крупнейшими городскими экономиками в их соответствующих странах, которые отвечают только за 8, 3,7 и 4,7% своих национальных ВВП. Если бы Лондон был независимой страной, его экономика вошла бы в двадцатку крупнейших в мире, опережая Швейцарию, Швецию и Турцию. Но из-за этой экономической моноцентричности Великобритании по ВВП на душу населения остальная Британия — без Лондона — была бы беднее любого отдельного штата США.
Недовольство таким разделением Британии на два мира — один городской, космополитичный и стремящийся к социальному росту, другой сельский, замкнутый и экономически застойный — стало основной силой, стоящей за Брекситом. При этом кампания за выход из ЕС воспринималась как отвечающая интересам заброшенного севера, тогда как кампания за сохранение членства представлялась защищающей интересы элит юга страны. Когда в 2019 году Борис Джонсон был избран премьер-министром Великобритании, его программа строилась на двух основных политических обещаниях: «завершение Брексита» и «подтягивание регионов».
«Я не имею ничего против Лондона, но похоже, что нам нужна политика регионального развития, — продолжает Эбен. — У Британии уже достаточно проблем из-за того, что она находится в ситуации, когда только Лондон и Кембридж являются донорами бюджета, а все остальные регионы — дотационные, и это не то чтобы хорошо. И если Кембридж просто превратится в спальный пригород Кингс-Кросса, это будет печально, потому что, если невозможно сохранить региональную самобытность даже на расстоянии 48 минут езды, тогда Лондон просто становится городом-государством. Я имею в виду, что Лондон превращается в Сингапур. Это уже не Британия, верно? Это просто город-государство, которое пока не придумало, как отделиться от окружающих его территорий, и это плохо».
Это региональное неравенство восходит к началу XIX века. В межвоенный период, который все еще был золотым веком империи, когда Британия господствовала над четвертью мирового населения и четвертью всей поверхности Земли, уровень жизни во многих регионах метрополии мало отличался от условий в отдаленных колониях. В 1937 году правительство Великобритании учредило Королевскую комиссию по вопросам размещения промышленности и населения для изучения причин, последствий и способов устранения экономической концентрации. В отчете комиссии Барлоу, опубликованном в 1940 году, был сделан вывод: «Сосредоточение в одном районе такой большой доли населения страны, как в Большом Лондоне, и привлечение в столицу лучших промышленных, финансовых, коммерческих и управленческих талантов представляет собой серьезное истощение ресурсов остальной части страны».
Совсем недавно, в 2022 году, правительство Великобритании опубликовало программный документ «Подтягивание регионов Соединенного Королевства», который представил наиболее полное на сегодняшний день изложение ключевой политической программы постбрекситовской Британии. Документ включал предложение превратить «заброшенные городские территории в благоустроенные районы» путем воспроизведения проектов регенерации в стиле Кингс-Кросс в 20 других местах. И хотя последовательно сменяющие друг друга правительства более века объявляли сокращение регионального неравенства своим главным приоритетом, положение регионов только ухудшалось. С 1980-х годов промышленные города севера приходят в упадок из-за перемещения производственных рабочих мест за границу, в то время как одновременный бум в сфере финансовых услуг поддерживал благосостояние Лондона. И теперь технологический бум усиливает этот разрыв. Лондон уже не просто крупный финансовый центр. Это также мощный технологический хаб: он занимает четвертое место в мире по количеству технологических компаний-миллиардеров после Сан-Франциско, Нью-Йорка и Пекина.
В США и Китае технологическая индустрия расширяет свою географию, выходя за пределы традиционных центров силы в новые регионы: Остин и Майами, Ханчжоу и Гуанчжоу. В Великобритании же происходит усиление концентрации. «В Великобритании раньше было много технологических кластеров, — говорит Эбен. — Был Кремниевый Фен в Кембридже, был Кремниевый Глен, был крупный кластер производства электроники в Данди, было много полупроводниковых предприятий в районе Бристоля». Но, по его словам, со временем их значимость уменьшилась, поскольку Лондон втянул все больше функций в свою орбиту.
© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.