Кто такой Бог

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Джозеф Кэмпбелл. Миф и его смысл. СПб.: Питер, 2025. Перевод с английского А. И. Ларина

* * *

Есть ли разница между мифологией и религией?

Религия по сути — это мифология, воспринимаемая буквально (всерьез) и истолковываемая в контексте той или иной местности. Основные образы мифологии по большей части универсальны, Адольф Бастиан называл их Elementargedanken — элементарными идеями. Однако каждый культурный мир считает свое собственное воплощение этих универсальных образов лучшим, истинным и отличным от других. Часто общества настолько зацикливаются на специфических символах, что теряют из виду единое послание, воплощенное в их мифах. Когда это происходит, культуры вступают в противоречие.

Всю жизнь я интересовался так называемой сравнительной мифологией. Люди говорят одно и то же, но на разных языках и потому путаются и не понимают друг друга. Если вы зайдете в английскую пекарню и скажете по-французски, что хотите pain, продавец услышит что-то вроде слова «пень» и ответит: «Ну что вы, у нас такого нет». Но если вы попросите хлеба на понятном языке, вам его обязательно дадут. И так везде и во всем.

В чем ценность религии в жизни отдельного человека?

Задача религии состоит в том, чтобы открыть эго человека — его «Я» — для благодати надличностных энергий и ориентиров. Тогда возникает вопрос: откуда берутся эти надличностные энергии и ориентиры? Они исходят — с психологической точки зрения — из недр души, гораздо более глубоких, чем эго. Если у человека есть вера в природу, то он позволит проявиться всему, что исходит изнутри, и станет воспринимать происходящее как некое послание своего естества ограниченному самосознанию.

Духовные истины объясняются с помощью религиозных образов. Религии говорят о связи преходящих, тленных, личностных форм сознания с универсальной загадкой сознания, о поиске этой более долговечной стороны жизни в вас самих. Они олицетворяют это таинство.

Возможно, это так в эзотерическом смысле, и все же ваше объяснение расходится с тем, как большинство людей понимают свою религию.

Популярная религия верит в конкретных божеств, а не размышляет о великом неизвестном. В популярной религии не имеет значения, какое у бога имя. Люди обращаются к своим богам только в трех случаях — они просят о здоровье, богатстве или детях: «Пожалуйста, сделай так, чтобы кукуруза росла! Пожалуйста, вылечи мою дочь, или я никогда больше не зажгу свечу на твоем алтаре!» На санскрите это проявление божественности называется словом «деси» — «народные верования».

Но есть еще один термин — «марга», заимствованный из лексикона охотников, который означает «тропа, оставленная следами животного». Тропа, которая приведет вас в покои сердца, где хранятся сокровища просветления, — это элементарная, или универсальная, идея религиозного мифа.

Первая часть жизни людей в традиционных обществах посвящена должному взаимодействию с социумом через деси. Затем, когда социум отстраняет человека — а это обязательно происходит в зрелом возрасте, — марга погружает его в себя, как и должно быть на закате жизни. Но наша культура не пронизана мифологией, она не побуждает к обращению внутрь себя. Современные люди медитируют за чтением газетных статей об изнасилованиях, убийствах, политике и финансах. Можно сказать, что нас опустошают. Вот почему сейчас наблюдается беспрецедентное увлечение молодежи различными духовными практиками.

Западные религии не дают того же эффекта?

Юнг говорит, что религия — это защита от переживания Бога. Я бы добавил, что таковы наши религии.

Полагаю, что мифологию можно определить как проекцию метафорических образов, рассказывающих о возможностях переживания, действия и самореализации человеческого духа. В мифе есть некое таинственное измерение — оно было и будет всегда, и его невозможно обойти молчанием. Это как разница между рисованием круга на земле и бросанием камешка в пруд, от которого расходятся круги по воде. Миф «бросает камешек», то есть повествует о некоем центре, о том, что индейцы навахо называют тропой красоты из цветочной пыльцы, но не дает его точного определения.

Однако в догматических религиях определения ограничиваются рамками мифа и обряда.

Природа Бога

Разве так называемый Бог не является просто одним из сохранившихся следов примитивных суеверий?

Что ж, само слово «суеверие» означает нечто «перешагивающее» из прошлого в настоящее, в котором для него нет места. Я считаю, что фетиши первобытных племен не являются суеверием, потому что в том мире люди с их помощью максимально приближались к постижению тайн мироздания.

Когда же появляется другой способ восприятия божественного, более соответствующий окружающей обстановке, первобытные ритуалы становятся суеверием — тем, что «перешагивает» из прошлого в настоящее. Многие популярные до сих пор религиозные предания совершенно устарели с точки зрения современного опыта и потенциальных возможностей жизни.

Опыт, а не концепция есть путь к божественному.

Пытаться следовать своему пути, представлению своего народа о неземных силах как о реальном божестве — значит упускать главное. Как говорили древние гностики, проблема Яхве в том, что он считает себя Богом, а на самом деле является лишь отсылкой к таинству.

Философ-мистик Мейстер Экхарт, живший в XIII–XIV веках, говорил, что окончательный уход — это уход от Бога ради Бога. То есть это отказ от представлений своего народа, от этнической идеи — исторического понятия, которое можно объяснить словами и образами, — ради того, что необъяснимо, трансцендентно (как говорят индуисты, «чего не запятнал ни один язык, чего не достигло ни одно слово»), того, что все же может ощущаться как внутреннее движение и движение в пределах окружающего поля времени. Именно это должны передавать мифические образы.

Тогда кто — или что — есть Бог?

Кто такой Бог? Проблема в том, что мы склонны придавать Богу мужские черты. Что ж, это происходит под влиянием этнологической ситуации, в которой мы оказались. Таков наш исторически сложившийся этнический образ. Но, например, в Индии бог — женского пола. Итак, давайте отбросим олицетворение, здесь всегда есть варианты.

Слово «бог» используется лишь для обозначения измерения высшей тайны. То, что видно в телескопы обсерваторий, безусловно, поражает воображение гораздо больше, чем простенькая картина Вселенной, существовавшая во времена написания библейских текстов. Сейчас открыты миллионы галактик и скоплений галактик, и каждая галактика по размерам не уступает Млечному Пути, а Солнце находится лишь на окраине одной из них. Чудо божественного, чудо Вселенной становится все очевиднее и изумляет все больше!

Смотреть в микроскоп и видеть вращающихся демонов атома — это потрясающе! Таким образом, Бог — это, в частности, тот, кто все это продумал. Конечно, это совсем не то, о чем говорится в Библии.

Высшая тайна, которую мы называем Богом, находится абсолютно за пределами человеческого понимания или воображения. Даже Фома Аквинский, автор трактата «Сумма теологии» (который практически является описанием Бога), в другом своем трактате «Сумма против язычников» пишет: «Ибо только тогда мы по-настоящему познаём Бога, когда понимаем, что Он превосходит все, что можно сказать или помыслить о Боге».

Концепция Бога приближает нас к осознанию трансцендентной тайны. Вопрос в том, сможет ли человек вместить это в ограниченную концепцию персонифицированного божества. Именно это взрывает сознание. А жители Востока не обращаются к персонифицированным божествам. Можно сказать, что их мифология выходит за рамки концепции Бога.

Значит, Бог, которому поклоняются в западной культуре, не является Богом?

Все, что мы говорим или думаем о Боге, — это некая ширма между нами и Богом. Если мы будем воспринимать это буквально, то в некотором смысле ограничим наше личное, внутреннее переживание совершенной тайны, которую невозможно выразить словами.

Половина населения Земли воспринимает метафору как факт. Другая половина считает, что это ложь. Получается, что есть люди, которые верят в Бога как в факт (теисты), и люди, которые убеждены, что Он таковым не является (атеисты).

Более реальным является осознание того, что слово «бог» — это метафора тайны, абсолютно недоступной человеческому пониманию. Обращаясь к символическим формам, нужно четко понимать, что конечный источник всего сущего находится за пределами любых категорий мышления.

Классическое культурное наследие изобилует преданиями о божествах. Каждое божество соединяет в себе множество божеств. А у человечества есть поэты, пророки и наставники, которые обладают красноречием и умеют искусно сочетать символические формы. Полагаю, что именно так составлялись все великие мифы.

То же самое я бы сказал и о христианстве. Христианский миф повествует о грехопадении в Эдемском саду и его искуплении на Кресте. Он основан на библейском предании об изгнании Адама и Евы из рая и на историческом событии, произошедшем в Иерусалиме, когда дерзновенный молодой проповедник был распят за богохульство; он основан на классическом образовании апостола Павла (владевшего и латынью, и греческим) и на потрясшем его событии. Полагаю, что апостол Павел упал с лошади по дороге в Дамаск, осознав, что распятие Иисуса, которого он никогда не видел, было смертью Спасителя, описанной в греческих мистериях.

Таким образом, смерть Спасителя — это конец человека плотского и воскресение человека духовного. Спаситель добровольно предает свое Тело Кресту, который символизирует земную жизнь, чтобы отправиться к Отцу, и Древо этого Креста становится аналогом Древа жизни — второго дерева в Эдемском саду. Первое дерево было Древом грехопадения, познания добра и зла. Человек потерял доступ к Древу жизни, когда был изгнан из рая, чтобы, как сказано в Писании, он «не вкусил [от его плода] и не стал жить вечно» (Быт. 3:22). Иисус как бы прошел мимо херувимов, охранявших врата рая, вкусил от плода и сам стал плодом на Древе жизни. Какой образ!

Это произошло в середине I века н. э. Поскольку апостол Павел — самый ранний из известных нам христианских писателей-богословов (его Послания относятся к 50–60-м годам того столетия), никто не знает, придумал ли он все это сам или позаимствовал у местных христиан и облек в уникальную словесную форму. Есть один признак, который указывает на второе. В замечательном отрывке из Послания к Филиппийцам он пишет о том, что Христос отказался от своей божественности, чтобы родиться и умереть как человек. Он принял крестную смерть и как Бог, и как человек — и, таким образом, оказался между двумя противоположностями, представляя собой символическую золотую середину. Апостол Павел озвучил эту мысль, но (как и во всех великих учениях) она была неверно истолкована, искажена и превращена в историческую газетную статью, а ее мистический аспект для подавляющего большинства людей был утрачен.

В христианстве человек опирается на мифологию библейской традиции. И эта мифология придерживается определенной линии, которой нужно следовать независимо от того, католик вы, протестант или представитель другой конфессии: есть один Бог, Слово которого записано в Библии. Это и есть Слово Божье. Других библий и других слов божиих не существует. Это теологический способ толкования мифа — источник находится где-то вовне. На Востоке же существует целое созвездие текстов. Человек окунается в них и меняется в соответствии со своими настроениями. Поскольку ни одна истина, которую можно сформулировать, не является истиной в последней инстанции, слова «мы все поняли», по сути, закрывают доступ к тайне. Конкретизация тайны опасна, и в восточных текстах этого не встречается.

Вы атеист?

Едва ли можно назвать атеистом человека, который верит в такое количество богов.