Роберт Вейнберг. Кровавый навет в последние годы Российской империи: процесс над Менделем Бейлисом по обвинению в ритуальном убийстве. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2019. Перевод с английского В. Петрова
С самого начала расследования ЧаплинскийГеоргий Чаплинский — помощник прокурора, занимавшего делом Бейлиса игнорировал установленные Мищуком и КрасовскимЕвгений Мищук и Николай Красовский — следователи полиции, занимавшие делом об убийстве 12-летнего Андрея Ющинского факты, которые изобличали Чеберяк и «тройку». Вместо этого он, под давлением со стороны Голубева, сосредоточил усилия на подготовке уголовного дела против какого-либо еврея (или евреев). Именно Голубев выдвинул версию о ритуальном убийстве и побуждал Чаплинского найти кого-нибудь из евреев. Но прежде чем отыскать еврея, подходящего для возбуждения дела, Чаплинский решил найти эксперта, который согласится поддержать обвинение в ритуальном убийстве. Им стал И. А. Сикорский, выдающийся психиатр, преподававший в киевском университете Святого Владимира. В мае 1911 года следствие пригласило Сикорского для определения ритуального характера убийства. Ему предложили выяснить, был ли Андрей убит умалишенным; может ли вскрытие установить, как было произведено убийство и какие цели преследовал убийца (или убийцы); наконец, определить «принадлежность убийц к той или другой народности». Сикорский заявил, что, по его мнению, убийство совершили несколько человек в сознательной попытке выпустить из тела как можно больше крови. Он также подчеркнул, что видит сходство между убийством Андрея и другими ритуальными убийствами. Преступление, по Сикорскому, совершила особая национальная группа с потребностью в «расовом мщении». И хотя слова «еврей» и «иудаизм» в экспертизе Сикорского не встречались, выражение «вендетта сынов Иакова» не оставляло сомнений в том, что он приписывает убийство евреям. Сикорскому явно недоставало специального образования и опыта, чтобы выступать в качестве судебно-медицинского эксперта, но он был закоренелым антисемитом и твердым сторонником кровавого навета,а потому в своей экспертизе высказался за расследование причастности евреев к убийству Ющинского.
В мае Голубев сказал Чаплинскому и Лядову, что полиция должна обратить внимание на еврея по имени Мендель, работавшего на кирпичном заводе Зайцева. Территория завода примыкала к дому Чеберяк, неподалеку от нее находилась пещера, где обнаружили тело. По словам Голубева, Мендель вел себя подозрительно и часто угрожал соседским детям. Голубев также утверждал, не приводя доказательств, что убийство произошло в подвале одного из заводских зданий. Однако осмотр завода не дал никаких доказательств этого — и неудивительно, ведь у этих построек вообще не было подвалов.
Вскоре после этого Голубев заявил, что «еврей по имени Мендель» носит черную бороду, и к середине июля выяснилось, что «еврей по имени Мендель» с «черной бородой» — это Менахем Мендель Бейлис. Глава семьи из шести человек, Бейлис к тому времени уже пятнадцать лет работал приказчиком на кирпичном заводе Зайцева и поддерживал хорошие отношения со всеми, кто жил по соседству. Бейлис убедил хозяев завода продать кирпичи ниже себестоимости для строительства церковной школы, тогда как владелец другого завода, христианин, отказался сделать это. Он также уговорил хозяев разрешить христианским похоронным процессиям проходить через заводской двор. Мы не знаем, почему Голубев выбрал на роль убийцы Андрея именно Бейлиса, которого уважали в округе. Возможно, Бейлис попросту был заметной в местных масштабах личностью и поэтому привлек внимание Голубева. Найти менее подходящую кандидатуру на роль обрядового убийцы было трудно: Бейлис не соблюдал предписаний иудаизма.
Дело против Бейлиса сложилось в июле, когда с разработанной Голубевым версией убийства согласился фонарщик К. С. Шаховский (и главное — с ложным утверждением о том, что Бейлис совершил преступление на кирпичном заводе). Шаховский служил в том квартале, где жили Чеберяки, но часто бывал пьян, и тогда работу за него выполняла жена. Он выдавал информацию по частям, сообщая одно компрометирующее Бейлиса свидетельство за другим всякий раз, когда его допрашивала полиция. Как выяснилось потом, кто-то — вероятно, один из сыщиков, по наущению Чаплинского, — рассказал ему, что следует говорить для подкрепления обвинений против Бейлиса. Девятого июля Шаховский сообщил Фененко, что видел Женю и Андрея, идущих вместе, утром 11 марта, хотя Чеберяк и ее сын уже заявили на допросах, что не видели Андрея в тот день. Через неделю с небольшим Шаховский кое-что прибавил к своим первоначальным показаниям: дом Чеберяк, по его словам, примыкал к заводу Зайцева, где работал человек, известный как Мендель. Согласно этому новому, крайне сомнительному, свидетельству, Мендель и Вера Чеберяк состояли в интимных отношениях, что выглядело совершенно неправдоподобным. Несколько дней спустя, 19 июля, Шаховский сообщил следователям, что забыл упомянуть об одном обстоятельстве: Женя и Андрей сказали ему, что утром 12 марта какой-то человек спугнул их на кирпичном заводе.Красовскому было ясно, что рассказ Шаховского — вымысел от начала до конца, и это подтверждалось беседами с другими жителями предместья. Сапожник Наконечный, знавший Шаховского с детства, опроверг его показания, заявив, что Шаховский не всегда говорит правду. Шаховский, по утверждению сапожника, лгал, говоря, что человек с черной бородой — предположительно Мендель Бейлис — спугнул мальчиков. Наконечный знал, что это неправда: как он объяснил Красовскому, Шаховский сказал ему, что собирается «пришить Менделя к делу» — ранее тот сообщил полицейским, что Шаховский ворует дрова на заводе. Представ перед Красовским, Шаховский сразу же сломался: как он признался, Женя не говорил ему, что их спугнул мужчина с черной бородой. По его утверждению, полицейские давили на него и даже избивали, требуя оклеветать Бейлиса; в частности, Шаховский указал на Полищука.
Ситуация стала еще более запутанной, когда 20 июля У С. Шаховская передала слова своего мужа: тот будто бы видел, как Мендель Бейлис тащил Андрея к печи. Хотя через несколько дней Шаховский опроверг рассказ жены, та по-прежнему держалась за свою версию, но теперь утверждала, что слышала обо всем этом не от мужа, а от бездомной старухи Анны Захаровой по прозвищу Волкивна.
Несмотря на эти расхождения в показаниях, Голубев и Чаплинский достигли своей цели: с исчезновением и смертью Андрюши теперь было связано имя конкретного еврея. Чаплинский был полностью уверен в успехе; в тот день, когда Шаховский заявил, что видел Бейлиса, тащившего Андрея к печи, Чаплинский посетил Щегловитова, проводившего отпуск в своем имении недалеко от Киева, и получил разрешение провести разбирательство по делу. Из загородного дома Щегловитова он отправил телеграмму в Киевскую судебную палату, интересуясь тем, находится ли Бейлис под стражей: по словам Чаплинского, он покинул город в уверенности, что Бейлис будет задержан. Щегловитов, судя по всему, разрешил предъявить обвинение в ритуальном убийстве вскоре после того, как в середине апреля поставил Чаплинского во главе следствия. Как и Чаплинский, министр явно намеревался умиротворить антисемитски настроенных думцев, требовавших расследования ритуального убийства. Возможно, им также двигало желание не допустить расширения прав евреев, которое было предметом обсуждения в Думе. Так или иначе сам он явно не верил в совершение ритуального убийства и, несомненно, знал, что дело против Бейлиса сфабриковано. Не исключено, что он одобрил махинации Чаплинского, желая продемонстрировать якобы порочную сущность евреев и иудаизма: это создало бы идеологическую опору, в которой так нуждалось самодержавие, страдавшее из-за неэффективного государственного управления при Николае II. Стоит вспомнить, что для подобных целей царская тайная полиция ранее соорудила известную подделку — «Протоколы Сионских мудрецов». Как заметил около полувека назад историк X. Роггер, у царского режима
...не было других средств, кроме антисемитизма и идеи всемирного зла, носителями которого выступали евреи, чтобы разобраться в мире, превосходящем его понимание и ускользающем из-под его контроля. Зримое доказательство ритуального убийства подтвердило бы такое представление о мире: за ним стояло бы нечто реальное, вещественное. Сама чудовищность вымысла делала его пригодным для этой цели: степень его принятия показала бы, в какой мере миф может быть вдохновляющей силой, позволила бы испытать и укрепить преданность создателей этого вымысла и этого мифа.
Щегловитов знал, что евреи никогда не проливали крови детей иноверцев. И все же он поддержал Чаплинского и вступил в сговор с другими чиновниками, чтобы обвинить евреев в убийстве Андрея, так как верил, что это важно для существования России и самодержавия.