Атле Нэсс. Эдвард Мунк. Биография художника. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2021. Перевод с норвежского Е. С. Рачинской, А. С. Турунтаевой. Содержание
Образ человеческой фигуры, стоящей рядом с деревянным ограждением на фоне кроваво-красного неба, не покидал воображения Мунка. Он сделал несколько набросков человека в различных позах и с различным выражением лица.
Впрочем, это не первая попытка Мунка воплотить в красках острое чувство тревоги и отчуждения. Картина «Вечер на улице Карла Юхана» отчасти напоминает «Крик»; здесь та же затягивающая зрителя внутрь перспектива, но, с другой стороны, это вполне реалистическое изображение улицы Карла Юхана. Вниз по улице, по самой ее середине, бредет одинокая фигура, в то время как все остальные идут в обратном направлении, теснясь на тротуаре, — их так много, что конец процессии теряется где-то вдалеке. Все это хорошо одетые люди из приличного общества, только вот лица их похожи на маски, покрыты смертельной бледностью, они смотрят перед собой пристальным, ничего не выражающим взглядом, их зрачки — маленькие черные точки.
Осенью 1893 года — дома в Норвегии или уже по возвращении в Берлин — Мунк пишет еще одну версию «Настроения на закате». Фигуру, которая опирается на парапет, сменило крайне необычное существо, стоящее лицом к зрителю. Лицо-маска, желтая безволосая голова, напоминающая по форме череп. Несоразмерно тонкое тело изгибается, подчиненное общему волнообразному ритму пейзажа, такими же волнами переливаются цвета, — теперь кроваво-красные оттенки неба пронизывают всю картину. На заднем плане — все та же Кристиания, море и парусники на якоре. Самая значимая деталь картины — это, пожалуй, неестественно длинные, тонкие кисти рук существа, охватывающие голову в тщетной попытке отгородиться от пронзительного крика ужаса, который слышен только ему самому. Во всяком случае, два почтенных господина на заднем плане, которые как ни в чем не бывало шагают к краю картины, явно ничего не замечают.
И конечно, рот. Широко раскрытый рот в форме буквы «о» — возможно, анатомически неправдоподобное преувеличение, зато идеальный в своей наглядности символ деформирующей силы страха.
Когда картина была выставлена в первый раз — это произошло 3 декабря 1893 года в Берлине, — она называлась «Отчаяние»; позже она получила название «Крик».
«Отчаянием» завершался тот самый берлинский цикл картин, который Мунк задумал еще весной. Он назвал его «Die Liebe» — «Любовь». Это была первая сознательная попытка Мунка создать именно серию картин. В дальнейшем идея единого цикла картин, или фриза, все больше завладевает воображением художника. Цикл «Любовь» был сравнительно небольшим, он состоял всего из шести картин. Первая — «Летняя ночь», также известна под названием «Голос». На ней изображена женщина, стоящая среди сосен на берегу моря лицом к зрителю. У нее за спиной видно низко висящую луну, которая отражается в море, и широкую лунную дорожку. Следом за «Голосом» шел «Поцелуй», где мужчина и женщина в прямом смысле слова сливались в страстном поцелуе («в один комок», по замечанию недовольного берлинского критика). Следующей стадией любви, по Мунку, была ревность, и заканчивалось все отчаянием — или криком.
Эту берлинскую выставку едва ли можно назвать успешной. «Если целью господина Мунка было посильнее оскорбить публику, то, поздравляем, ему это вполне удалось», — написал один критик. «Крик» посчитали карикатурой.
Центром общественной жизни для Мунка по-прежнему был «Черный поросенок», хотя состав там частично обновился. Но самым важным для него была, пожалуй, дружба с супругами Пшибышевскими. Уже весной Мунк написал знаменитый портрет Дагни в черном платье на расплывчатом синем фоне. Она стоит, заложив руки за спину, в самоуверенной, немного показной позе. В сентябре Дагни наконец вышла замуж за своего Станислава, хотя он и не решился совсем порвать с женщиной, с которой жил и от которой имел ребенка. Во всяком случае, в ноябре 1893 года у Марты Фердер родилась еще одна дочь. Двери маленькой квартирки Дагни и Станислава были всегда открыты для скандинавов и немецких интеллектуалов, увлекающихся Скандинавией. Пшибышевский играл Шопена, Дагни танцевала, все пили и вели беседы.
В своих описаниях этого общества и его двух главных действующих лиц многочисленные хроникеры не скупились на пышные эпитеты, чем, несомненно, внесли свою лепту в создание мифа:
Главным занятием на этих собраниях было самозабвенное потребление алкоголя, которое превращалось почти в священнодействие. Опьянение считалось ключом к преодолению ограничений, накладываемых на личность реальностью, в нем видели путь к достижению состояния абсолютной свободы.
А вот что говорилось о Дагни, или Дусе, как на польский манер ласково звал ее муж:
Она была свободнейшей из свободных... У каждого складывалось ощущение, что эта женщина изучила обман во всех тонкостях; мало того, быть обманутым ею представлялось наивысшим блаженством.
Однако все истории об алкогольных и эротических излишествах не могут заслонить факт исключительной творческой активности этого маленького кружка. Именно здесь возникла идея написать книгу о Мунке. Пшибышевский был горячим поклонником Мунка, он ставил перед собой задачу разъяснить широкой общественности революционный характер его творчества: «Все темное и неясное, для чего в языке еще не найдено слов, что существует исключительно в виде бессознательных влечений, обрело у него цвет, тем самым выйдя на всеобщее обозрение».
Чтобы как можно разностороннее осветить творчество Мунка, Пшибышевский привлек к работе троих молодых немецких авторов. Одного из них звали Юлиус Мейер-Грефе; он прибыл в Берлин учиться на инженера, однако интерес к искусству оказался сильнее, — в конце концов этому молодому человеку предстояло стать одним из лучших историков искусства Германии.
Летом 1894 года вышла первая книга о Мунке. Художнику была оказана неслыханная честь — ведь ему исполнилось всего тридцать лет. Книгу предваряла блестящая статья Пшибышевского. Он рассматривает творчество Мунка в русле достижений современной психологии. «Мунк, — пишет Пшибышевский, — первый художник, который взял на себя задачу описать мельчайшие, неуловимые движения в сфере, неподконтрольной разуму: его картины — это непосредственно запечатленные на холсте оттиски души». Пшибышевский подробно анализирует цикл «Любовь» и приходит к выводу, что «Крик» представляет собой «заключительный акт страшной борьбы между разумом и полом, где пол выходит победителем».
Статья Мейера-Грефе получилась еще более восторженной, хотя и не очень информативной. Он пишет лаконично и крайне субъективно — отталкиваясь от идейного содержания некоторых картин Мунка, он излагает всякого рода собственные мысли и делает это почти стихами. Это была первая проба пера Мейера-Грефе на поприще художественной критики, и ничто здесь не предвещает будущего историка искусства мирового масштаба. Восхищение художником Юлиус Мейер-Грефе пронесет через всю жизнь, он навсегда останется не только другом Мунка, но и его ценным помощником. Весной 1894 года Мунк провел несколько выставок в разных городах Германии. В Гамбурге зрители пришли в такую ярость, что художнику пришлось бежать оттуда «сломя голову», как он выражается в письме к брату Андреасу. В то же время скандал привлек внимание многих горожан, пожелавших взглянуть на причину беспорядков, и доля Мунка от продажи входных билетов составила целых 300 крон. По-видимому, он продал и одну картину, поскольку галерея пишет: «Благодарим вас за высланный прейскурант, хотя и сильно сомневаемся, что нам удастся продать еще что-нибудь».
Мунку постоянно не хватало денег, из-за этого он попадает порой в неприятные истории. Так, он пробыл некоторое время в пансионате некой фрау Эрас и внезапно уехал, не расплатившись. Он остался должен хозяйке 57 марок. В мае ему доставили письмо от адвоката, который отмечает, что в распоряжении хозяйки пансионата находятся одежда и прочие вещи бывшего постояльца. Если Мунк не заплатит, все это будет продано на аукционе, но и тогда долг все равно покрыт не будет, — то есть он по-прежнему останется в должниках!
У богемных художников из кружка Пшибышевского не было ни гроша за душой. Но тут, на их счастье, появляется еще один состоятельный человек, который интересуется новейшими тенденциями в искусстве и культуре. Он носит звучное имя Эберхардт фон Боденхаузен, ко всему прочему он еще и барон, владелец крупного поместья в Пруссии. Фон Боденхаузен презирал вульгарные художественные вкусы буржуа и искал общества Пшибышевского и его товарищей. Вскоре он заказал Мунку портрет и несколько рисунков, — заказы были не очень крупными, но обещали стать постоянными. К тому же у фон Боденхаузена были связи.
Так обстояло дело в мае 1894-го, когда Мунк отправился домой вместе с Пшибышевским, который пустился вслед за уехавшей на родину Дагни. В конце месяца Пшибышевский пишет барону фон Боденхаузену письмо о том, как трудно было уговорить Мунка на эту поездку, но тут же замечает, что теперь все препятствия преодолены: «...Сейчас он засел в невозможнейшей рыбацкой деревушке и рисует умопомрачительные картины. Осенью нам предстоит стать свидетелями великолепной выставки».