Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Хигён Чо. Забытая история перевода. Русская литература, японское посредничество и формирование современной корейской литературы. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2024. Перевод с английского Алены Кузнецовой. Содержание
Хён Джингон — писатель, который не рассказывал о том, как его творчество связано с произведениями других литераторов. В интервью 1939 года он даже отказался отвечать на прямой вопрос, какие авторы оказали на него влияние, при этом дал совет молодым корейским писателям «учиться у Дюма и Гюго, а не пытаться подражать Мопассану и Чехову». Он добавил: «Я сам поступил бы так же». То, что он отдает предпочтение Дюма и Гюго, возможно, отражает смену жанров Хёном в 1930-е годы: он переходит от рассказа к историческому роману. Из интервью следует, что подражание иностранным авторам считалось важным шагом для молодых писателей, и Хён также запоздало признает, что сам был учеником Мопассана и Чехова.
Несмотря на скрытность Хёна, современники признавали сходство между его рассказами и чеховскими. В марте 1925 года один из главных литературных журналов «Чосон мундан» («Корейский литературный мир») организовал круглый стол для обсуждения новинок литературы. Хотя «Огонь» появился в январе 1925 года, участники дискуссии обсудили рассказ Хёна, опубликованный совсем недавно, в феврале, «Б сагам-ква лобылето» («Любовные письма смотрительницы общежития г-жи Б»). На Дохян, однако, открыл дискуссию комментарием о рассказе «Огонь»:
«Если вы посмотрите на работы Пинхо [Хёна], то заметите сходство с рассказами Чехова. Например, его „Огонь“, опубликованный в январе, напоминает один из рассказов Чехова, где девушка целый день занимается тяжелой работой и убивает ребенка».
На не уточнил название рассказа Чехова, но его комментарий дает достаточное количество подсказок. Рассказ Чехова — это «Спать хочется», опубликованный в 1888 году.
Впервые это произведение было переведено на японский язык в 1905 году Осанаи Каору и называлось «Инэмури» («Дремать»; «Ситинин», май 1905 года). Рассказ переводился неоднократно: «Суима» («Дремота»; переводчик Нисимура Сёдзан, «Тайё», сентябрь 1905 года), «Нэмуи» («Сонливая»; переводчик Курэно Тёон, «Кокоро но хана», май 1912 года) и «Нэбо» («Проспать»; переводчик Маэда Акира, в «Танпэн дзиссю те-хофу сю», Хакубункан, 1913 год). Хироцу Кадзуо перевел рассказ как «Нэмутай атама» («Соня», дословно «Сонная голова»; «Кисэки», январь 1913 года) и включил в антологию рассказов Чехова «Сэппун хока хатихэн» («„Поцелуй“ и восемь других рассказов») в 1916 году. Ким Пёнчхоль пишет, что корейский перевод «Спать хочется» был опубликован в 1924 году под названием «Чоллин мори» («Соня»; переводчик Ким Соксон, «Синёсон» 2:2, февраль 1924 года), но обнаружить этот текст не удалось. Поскольку дословный перевод корейского названия — «Сонная голова», возможно, что «Чоллин мори» — это транслитерация японского названия перевода Хироцу. Но независимо от того, был ли доступен корейский перевод 1924 года, Хён, должно быть, читал рассказы Чехова на японском языке до появления такого перевода, вероятно, в антологии Хироцу 1916 года, куда вошли «Соня» и «Поцелуй». Оба рассказа Хён переработал.
Варька, героиня чеховского «Спать хочется», — тринадцатилетняя нянька, которая с утра до ночи должна заниматься домашними делами и бегать по поручениям, а потом не спать, присматривая за младенцем. Она страдает от постоянного недосыпания, а кульминацией истории становится убийство ею ребенка. Даже это краткое содержание демонстрирует общую близость двух историй.
Помимо основных сюжетных линий рассказы обладают схожими персонажами, обстановкой и временной структурой. Две героини постоянно чувствуют себя усталыми и угнетенными, а их ночи еще более ужасны, чем дни. Для чеховской Варьки день переносится легче, потому что все вокруг движется, она активно занимается делами, поэтому ей меньше хочется спать. Но ночью все спят, кроме Варьки и плачущего ребенка. Для Суни Хёна в «Огне» сексуальные домогательства мужа по ночам — самый страшный и невыносимый аспект ее существования, и это мешает ей спать. В начале обоих рассказов читатель получает основную информацию о главном герое и обстановке в каждой из историй. «Спать хочется» начинается так:
«Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребенок, и чуть слышно мурлычет: Баю-баюшки-баю, А я песенку спою... Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку... Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром.
Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но все еще кричит, и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.
— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — тебе кашки наварю...»
Начало «Огня»:
«Девочка, Суни, которой исполнилось только пятнадцать, была замужем около месяца и чувствовала, что ей становится трудно дышать даже во сне. Казалось, будто огромный камень придавливает ее. Будь это камень, то, по крайней мере, он был бы прохладным; но то, что давило на ее слабую грудь, было сырым, влажным и удушливым, как сезон дождей, и очень тяжелым. Он дышал, как пес в летнюю жару. А потом ее тело прожгло болью, ее охватила дрожь, как будто спину и бедра рассекли, раздробили на части, оторвали и покрошили на кусочки...
— Я могу умереть. Я могу умереть, если это продолжится! Нужно проснуться, проснуться, — твердила себе Суни, но не могла открыть глаза — те слиплись, будто склеенные. Она не могла прогнать мутный сон».
Обе истории начинаются с описания ночных страданий молодой девушки и разворачиваются, по мере того как ночь сменяется днем, а рассказчики описывают работу, которой героини были заняты в дневные часы. Вновь наступает ночь. На вторую ночь они совершают свои преступления, и на этом обе истории заканчиваются.
Структурные параллели заметны, но самое поразительное сходство проявляется в конце рассказов. Чехов «Спать хочется»:
«А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она все понимает, всех узнает, но сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от нее, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить.
Этот враг — ребенок.
Она смеется. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять такого пустяка? Зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются.
Ложное представление овладевает Варькой. Она встает с табурета и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате. Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам... Убить ребенка, а потом спать, спать, спать...
Смеясь, подмигивая и грозя зеленому пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая...»
Хён «Огонь»:
«Ей вновь стало страшно при виде мужа. Камень, придавивший ее к земле, железный прут, разбивший ее на кусочки. <...> Она перестала рыдать и принялась ломать голову над тем, как же ей избежать изнурительной ночи. Но нет, ночь здесь ни при чем. Это все „комната врага“. Если бы не стало ее, он бы ушел, ничего мне больше не сделав, лишь утерев мои слезы. Не будь здесь этой „комнаты врага“, то не было бы и места для него причинять мне такую боль. Комната врага! Можно ли избавиться от нее? До сих пор ей не удавалось сбежать оттуда, так что теперь она начала думать, как вместо этого убрать саму комнату.
Рис кипел и пузырился. Когда она встала, чтобы поднять крышку горшка, ее взгляд привлекла спичка на кухонной плите. Дикая мысль промелькнула в голове. Она схватила спичку. Рука, держащая ее, дрожала. Она быстро спрятала ее в куртку.
— Почему я только сейчас поняла это? — улыбнулась она. В ту ночь с карниза одной из комнат внезапно начался пожар. Благодаря ветру огонь в одно мгновение охватил всю крышу и взлетел вверх. Суни, стоявшая у стены соседского дома, была так взволнована и счастлива, что прыгала вокруг с яркой улыбкой — улыбкой, которой на ее лице не было уже давно».
В конце можно видеть схожее развитие мыслей и поступков героинь. Варька понимает, что причина всех ее страданий — это «ребенок», а для Суни это «комната врага». После осознания этого «ложное представление овладевает Варькой» и «дикая мысль мелькает» в голове у Суни. В итоге Варька душит ребенка, а Суни поджигает комнату. Но самое главное — это сходство между чувствами героинь в момент совершения преступлений. Варька «широко улыбается», перед тем как убить ребенка, и от самой мысли об убийстве ей «приятно и щекотно». Задушив младенца, она смеется от радости. В рассказе «Огонь» Суни прыгает вокруг «с яркой улыбкой» после поджога дома. Финалы рассказов показывают простоту мотивов преступлений и отсутствие у девушек чувства вины — только освобождение и ликование. В то же время в основе их угнетенного положения лежат комплексные проблемы класса, гендера, возраста, труда и пола. Концовки историй сбивают читателя с толку и одновременно заставляют его осознать невиновность персонажей перед лицом этих сил.
Из этого анализа двух рассказов становится ясно, что Хён взял за образец чеховскую Варьку, когда ввел в корейский рассказ такую беспрецедентную героиню, как Суни. Я утверждаю, что перевод (присвоение) дали Хёну возможность и силу для создания нового типа женского персонажа. Однако местный исторический контекст Хёна также был неотъемлемым фактором в этом акте присвоения. Обсуждение несчастных браков и даже поджогов было частью журналистских материалов в Корее во времена «Огня» Хёна, правда в литературе эти вопросы еще не получили широкого распространения. Таким образом, соприкосновение с иностранным текстом позволило писателю найти форму для героини, которая выражала бы современную ему социальную ситуацию.