Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Морис Алуа, Луи Юар
Робер-Макер и уголь
Изобретение угля занимает второе место после изобретения акционера; в нем тоже имеется определенная приятность! — Более того, уголь можно рассматривать как незаменимое дополнение к акционеру; уголь без акционера или акционер без угля все равно что тело без души, театр без зрителей, газета без подписчиков, тенор безо всякого «до», пусть даже это мелкотравчатое «до», издаваемое певцом комической оперы.
Уголь — вещь столь ценная, столь дивная, столь выгодная, что, если бы его не было, его следовало бы выдумать; и именно это справедливо заставляет большое число промышленников, заботящихся о благе общества, вымышлять угольные залежи в тех департаментах, в которых от сотворения мира и самих департаментов никогда не водилось ничего, кроме мела; как, например, в окрестностях Парижа, где был обнаружен светлый белый пласт толщиною в двенадцать сотен футов!*Примерно 365 метров.
Вот вам запас мела, которого достанет на то, чтобы натирать туфли всех канатных плясунов, всех паяцев, всех акробатов на свете до скончания веков. И вот вам объяснение, почему весь этот мел, добываемый в окрестностях Парижа, в торговле именуется испанскими белилами.
С недавних пор потешные книжки, которые продаются на уличных лотках рядом с пакетиками чесательного порошка и сулят читателям возможность посмеяться, позабавиться и обогатиться невинным образом, принялись расхваливать несколько метод разработки угольной залежи.
Первая метода весьма заурядна, если не сказать нелепа, и в точности напоминает главу «Рагу из зайца» из «Новейшей поваренной книги»*Отсылка к популярному в XIX веке афоризму «Чтобы приготовить рагу из зайца, надлежит прежде иметь зайца». По одной из версий, высказывание приписывается Людовику XVIII. Вариация афоризма встречается и в романе Ф. М. Достоевского «Бесы»: «Чтобы сделать соус из зайца, надо зайца, чтобы уверовать в Бога, надо Бога».: — Чтобы разрабатывать угольный рудник, следует для начала обзавестись угольным рудником и т.д. и т.п.
Вторая метода, будучи не менее доступной для любых умов, гораздо более доступна для любых кошельков, ибо она гласит: чтобы разработать угольную залежь, купите за несколько экю поле, где с незапамятных времен не росло ничего кроме камней, засейте его акционерами, выкопайте большую яму, и пусть какой угодно знаток, сведущий в каких угодно материях, составит научный доклад; в докладе будет сказано, что, вполне вероятно, на этом поле находится великолепная залежь, и Цезарь, пересекая земли галлов, вполне мог бы упомянуть сию залежь в своих «Записках», если бы, конечно, та существовала в его время; и это умолчание особенно удачно, ибо оно со всей очевидностью доказывает, что залежь эта никогда не разрабатывалась, а значит, она все еще хранит все свои богатства и принесет акционерам огромные суммы; из чего следует, что сия залежь должна быть оценена по меньшей мере в миллион! — что и требовалось доказать! — Цена научного и скучного, ископаемого и ожидаемого доклада: одна тысяча франков!
Сей доклад, конечно же, никогда не оставался незамеченным, особенно если получал должное сопровождение барабанной дробью в «Новостях» и кларнетом в «Рекламных объявлениях». — Две недели спустя колодец шахты можно было набить до отказа многочисленными простофилями... то есть, простите, я хотел сказать «акционерами», которых удалось завербовать среди тридцати двух миллионов французов, составляющих народ, прозванный самым остроумным на земле! — Крайне лестно для других народов!
Иные рудокопы, еще более рудолюбивые, чем все прочие, потрудились приложить к своим докладам литографические рисунки и потрудились даже снабдить рисунки крохотными дымящимися трубами; ничто так не украшает пейзаж, как дымящаяся труба! — Следом, поскольку все профессора и все знаменитые художники советуют оживлять пейзажи человеческими фигурками, наши рудокопы населили свои рисунки крохотными фигурками рабочих, толкающих тачки, полные угля; — это было красиво, радовало глаз и ничуть не удорожало печать: сами понимаете, что не было никаких причин обходиться без крохотных дымовых труб и крохотных фигурок рабочих.
Наконец, иные рудокопы, преуспевшие в своем многорудном деле еще больше, чем все прочие, добавляли к этой методе методу еще более удивительную — они зарывали несколько корзин угля на месте обещанных угольных залежей: благодаря этому, первые раскопки всегда увенчивались полным успехом; но Робер-Макер с самого начала своего сотрудничества с Бертраном объявил, что считает эту методу неделикатной, и провозгласил во всеуслышание, что она подходит только для негодяев. — Юношеские шалости — это еще куда ни шло, но неделикатность — ни за что на свете!
Посему вместо того, чтобы, уподобившись угрюмому кроту, зарыться в недра земли и закапывать туда руду или куски дважды, а то и трижды обожженного угля, Робер-Макер предпочел взобраться на сиденье кабриолета, позаимствованного у своего знакомца, торговца швейцарскими целебными травами; и вот, смело предъявляя честному народу свои акции средь бела дня посреди большой площади и позволяя всякому убедиться, что они напечатаны на хорошо проклеенной бумаге, наш герой привлек отборное общество при помощи музыки, которая ударяла в голову, но не дарила радости, и с красноречием профессора риторики произнес следующую речь:
— Господа и дамы... Рудники серебряные, золотые, яхонтовые — просто металлический лом, дом, годный лишь на слом, по сравнению с моим углем!.. Но (спросите вы меня), ты, наверное, продаешь свои акции за миллион?.. Я, господа, вообще не продаю свои акции, я их отдаю даром за какие-то жалкие двести франков, я отдаю их по две вместо одной, я даю в придачу мыльницу, игольницу и ушечистку, а вдобавок ко всему даю еще и мое благословение! — Барабанную дробь, прошу!
Десять минут спустя на руках у Робера-Макера не оставалось уже ни одной акции, дело было сделано, оставалось лишь нанять почтовых лошадей и скакать в Брюссель!
Перевод и примечания Ксении Никишевой
Луи Юар
Робер-Макер — профессор
Создание кафедры, вообще говоря, — дело самое выгодное, какое только можно придумать для профессора. Шесть тысяч франков жалованья, одна лекция в неделю и девять месяцев каникул — вот вкратце программа всех публичных курсов. Бывает так, что профессор отличается слабым здоровьем и не может явиться на свою еженедельную лекцию по причине коклюша или мозолей на ногах, — однако 500 франков за свой труд он получает неукоснительно. Это немало, особливо в сравнении с тремя франками, которые получают за урок преподаватели французского, латыни и даже греческого.
Еще одна приятная сторона профессуры — наличие так называемого заместителя. В Коллеж де Франс*Коллеж де Франс — заведение, основанное в 1529 году по приказу короля Франциска I для чтения публичных лекций; для слушателей посещение лекций было бесплатно, а профессора финансировались из государственного бюджета. числятся господа столь же образованные, сколь и ленивые, которые вот уже десять лет получают весьма привлекательное жалованье, не потрудившись прочесть ни одной лекции. Эти псевдо-профессора знают не понаслышке, что заместитель придуман не только для прогулок с тростью в руке по главной аллее Люксембургского сада. Профессора уверены, что заместитель, если правильно им пользоваться, есть одно из наиболее удобных изобретений нашего времени. Благодаря заместителю можно без всякой подготовки объявить себя преподавателем чего угодно: древнееврейского, сирийского, санскрита; даже вступительного слова произносить не надобно: это забота заместителя. Правда, одно ответственное занятие профессор ни за что в жизни не доверит заместителю; мы разумеем ежемесячное подписание ведомости при получении им пятисот франков за каждую лекцию, которую он не прочел.
Итак, заместитель по мере своих сил читает лекции как можно более регулярно и как можно более безымянно; тем временем, поскольку по правилам университета так называемые публичные лекции могут продолжаться только до тех пор, пока их посещают не менее трех слушателей, заместитель вынуждает присутствовать на так называемых публичных лекциях своего племянника, своего крестника и сына своего привратника. В качестве платы за такую барщину племяннику он сулит наследство, сыну привратнику — новогодний подарок, а крестнику — свое благословение!
Умей эти господа, читающие публичные лекции, чуть лучше ладить между собой, они могли бы соблюсти немалую экономию: вместо того чтобы тратить деньги на оплату слушателей, они стали бы помогать друг другу, на время превращаясь из лекторов в публику: в этом случае у каждого появилось бы по меньшей мере восемь-десять слушателей и это производило бы куда лучшее впечатление. Лекции могут даже сделаться весьма приятными и разнообразными, ибо, когда преподаватель сирийского языка охрипнет, один из присутствующих, например, преподаватель хиндустани, поднимется на кафедру и минут десять поговорит о своем предмете, а когда усталость заставит его вернуться в ряды слушателей, его место на следующие четверть часа займет преподаватель китайского. Выразим надежду, что система эта вскоре с большим успехом будет пущена в ход; поскольку она обеспечит экономию слушателей, экономию аудиторий и экономию стаканов подслащенной воды. Разумеется, об экономии жалованья в шесть тысяч франков не может быть и речи. Черт возьми! Это ведь лишило бы новый подход всей его прелести, не так ли, господа профессора?
Поскольку в наш бесконечно ученый век всем наукам, всем искусствам и даже всем ремеслам обучают профессора; исходя из того, что есть у нас и преподаватели парикмахерского дела, и преподаватели кулачного боя, иначе называемые преподавателями бокса, общество ощутило настоятельную потребность в кафедре, где читал бы ученые лекции знаток искусства промышлять.
Никто, кроме Робера-Макера, не был способен с легкостью взвалить на себя эту тяжелую ношу; причем по причине чрезмерной деликатности, которая, по правде говоря, далеко не всегда отличала этого профессора, Робер-Макер не пожелал передать чтение лекций заместителю. Он счел, что только его собственный талант способен предоставить юным слушателям все знания, необходимые для обучения искусству промышлять.
Число слушателей Робера-Макера было тем более велико, что ученый профессор намеревался ограничиться одной-единственной лекцией. Робер-Макер надеялся за один раз раскрыть тайну всех мастеров промышлять, иначе говоря, всех парижских проходимцев.
Когда в аудитории собралось достаточное количество учеников семнадцати лет, в воротниках из волосяной ткани, в черных брюках, подернутых жемчужно-серой пылью, и в сапогах, распростившихся с каблуками, подошвами и передком, университетский сторож Бертран ввел в зал профессора Робера-Макера. Среди слушателей воцарилось благоговейное молчание, оратор просморкался, прокашлялся, засучил рукава и произнес следующую речь, которую записал слово в слово штатный стенографист публичных лекций:
«Юнцы, вы нищи и жаждете обогатиться (одобрительные возгласы в зале)..., жаждете обогатиться, но обогатиться честно, по правилам добропорядочного промышленного предприятия (снова одобрительные возгласы). В таком случае вот вернейший из способов, который прежде я доверял лишь самым близким приятелям (всеобщее внимание). Вы покупаете новое изобретение, какое угодно, прибыльное ли, убыточное ли — не важно; покупаете за 600 франков, 500 франков, 25 франков — чем меньше, тем лучше; выпускаете акций на 500 000 франков — чем больше, тем лучше; печатаете чудо-объявления, чудо-афиши, чудо-обещания; вы обналичиваете капитал, кладете его в свой карман; затем прячете ключ под дверь и объявляете себя, то есть акционерное общество, банкротом... Дело сделано. Можете приступать к следующему».
Сами понимаете, что господа ученики Робера-Макера не преминули воспользоваться советом своего прославленного наставника!
Перевод и примечание Анастасии Мнацаканян