Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эндрю Уолдер. Китай при Мао. Революция, пущенная под откос. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2023. Перевод с английского Кирилла Батыгина. Содержание
Знаковым проявлением закулисных манипуляций властей в отношении движения хунвейбинов стало появление в Пекинском университете «первой марксистско-ленинской стенгазеты», которая приобрела общенациональную известность и стала считаться первым залпом «культурной революции». 25 мая 1966 г. несколько преподавателей марксизма-ленинизма с кафедры философии Пекинского университета вывесили стенгазету, в которой клеймили ректора и по совместительству партийного секретаря вуза и еще двух чиновников как ревизионистов, связанных с антипартийной кликой Пекина. Им инкриминировался заговор в целях препятствования свободной мобилизации народных масс и низведения кампании до небольших форумов, в рамках которых они могли осуществлять свой «тлетворный» контроль. Редколлегия стенгазеты утверждала, что поведение официальных лиц продемонстрировало их принадлежность к «кучке ревизионистских элементов наподобие Хрущева».
Несмотря на почти мистический статус детонатора движения хунвейбинов, который имела эта стенгазета, сделавшая своих создателей политическими знаменитостями, среди авторов материала не было ни одного студента. Стенгазета была делом рук высокопоставленных членов партии. Не Юаньцзы, признанная основным автором материала, являлась членом партийного комитета университета, а также секретарем объединенной партийной ячейки кафедры философии. В 1966 г. ей уже было 45 лет, к тому времени за ее плечами была долгая история служения партии в качестве революционного кадра: во время японского вторжения она бросила школу и работала политическим активистом в Яньане. Продолжительный опыт работы Не Юаньцзы в КПК обеспечил ей широкий доступ к высшему руководству Китая. Она оказалась удачной кандидатурой на роль человека, которому можно было доверить разоблачение партийного руководства университета. Не Юаньцзы и ее сторонники были среди тех людей, которые совершали нападки на администрацию университета двумя годами ранее, во время Движения за социалистическое воспитание. И она, и ее коллеги были также подвергнуты критике, когда кампанию развернули назад. Не Юаньцзы и ее сторонники оказались в политически деликатном положении, продолжая работать под руководством партийного секретаря, которого они попытались сместить. Многие из этих людей были в процессе организации своего перевода на иную работу.
Знаменитая стенгазета возникла при негласном потворстве Кан Шэна, который направил в Пекинский университет своих тайных эмиссаров для организации порицания руководства вуза. Посланцы Кана заверили Не Юаньцзы и ее сторонников, что в этот раз они не будут подвергнуты репрессиям. Стенгазета возымела ожидаемый эффект и произвела сенсацию в кампусе. Кан показал Мао копию стенгазеты, и вождь сразу же ухватился за представившуюся возможность: он приказал распространить информацию о стенгазете по всей стране и в самых цветистых выражениях раструбить о ней в партийных газетах. Судьба руководства Пекинского университета была решена. Уже на следующий день после вывешивания стенгазеты руководителей университета публично осудили и сняли с постов. В кампус прибыла рабочая группа в составе множества высокопоставленных официальных партийных лиц и приняла от фактически прекратившего свое существование партийного комитета контроль над вузом. Последовали незамедлительные действия: рабочая группа вместе с Не Юаньцзы и ее коллегами провела массированную зачистку иерархической лестницы вуза, в сущности, продолжив реализацию не доведенных до конца в рамках Движения за социалистическое воспитание радикальных мер. По всему Пекину, а равно и на вузовских кампусах по всему Китаю, студенты-активисты, преподаватели политических наук и члены партии последовали примеру группы Не Юаньцзы и развернули кампанию против руководства своих учебных заведений.
Критики осаждали партийные комитеты в университетах Пекина. Руководители вузов, в ужасе перед перспективой оказаться затянутыми в воронку чисток партийного аппарата Пекина, повсеместно собирались на чрезвычайные заседания. Опасения не были напрасными: всего через неделю после описанных выше событий порицанию и смещению был подвергнут партийный секретарь Нанкинского университета. Он навлек на себя кару студентов отделения гуманитарных наук, которые были отосланы в размещенный в сельской местности новый отдаленный кампус, где в рамках не столь давних указаний Мао по вопросам образования они должны были учиться и трудиться параллельно. Учащиеся и преподаватели негодовали, что естественно-научные дисциплины и инженерные науки продолжали преподавать при этом в центре Нанкина. Поначалу ректор университета встал в оборонительную позицию и попытался утихомирить критиков, называя их противниками Мао, однако это вышло ему боком: он был снят с должности и заклеймен как ультраревизионист.
Будто бы повторяя на бис прошлые кампании Движения за социалистическое воспитание, власти отправили в университеты и старшие классы средней школы рабочие группы, которым было приказано организовать массовую критику и зачистки партийного руководства на низовых уровнях. Эти группы отозвали в конце июля, когда после долгого отсутствия Мао вернулся в Пекин и осудил их за «подавление народных масс». В проведении этой «ошибочной линии» Мао обвинил Лю Шаоци и Дэн Сяопина. В результате оба они были отстранены от непосредственного участия в кампании и задвинуты на задний план — так был сделан первый шаг на пути к преданию политическому забвению ведущих «ревизионистов» КНР. По мере вывода рабочих групп из учебных заведений против них выдвигались обвинения, исходящие от противников их действий, а также и от наиболее рьяных сторонников Мао. Членам рабочих групп вменялись в вину препятствование массовой мобилизации и, соответственно, попытки встать на защиту партийного аппарата. Однако внимательное изучение деятельности рабочих групп свидетельствует о том, что они как раз способствовали сокрушительному наступлению студентов и иных людей на партийные организации, расколу между администраторами, преподавателями и учащимися и стравливанию людей, тем самым неосознанно заложив основы дальнейшей разобщенности, от которой будет страдать движение хунвейбинов.
Когда рабочие группы прибывали в университеты, перед ними открывалось несколько возможностей действовать. Можно было оставить партийное руководство в покое и дать ему возможность самостоятельно осуществлять зачистки среди нижестоящих сотрудников. Если рабочая группа все же решала заняться этим делом самостоятельно, то перед членами коллектива вставал еще один выбор: стоит ли подвергать репрессиям одних и признавать лояльными других или радикальным образом сразу же признавать всю партийную организацию прогнившей насквозь? Первоначально рабочие группы демонстрировали нерешительность, однако многие из них вскоре перешли к активным действиям. Впрочем, все обозначенные альтернативы неизбежно вызывали противодействие и приводили к негодованию студентов, партийцев и кадров. Если рабочая группа не расправлялась с партийным руководством, то кара настигла бы тех, кто, следуя примеру Не Юаньцзы, критиковал высокопоставленных лиц. Если рабочая группа отметила бы отдельных руководителей как надежных людей, а остальных обозначила бы как мишени для репрессий, то это привело бы к расколу внутри партийных организаций и к отчуждению значительного числа членов партийного аппарата и их сторонников среди студентов и преподавателей. Если бы рабочая группа подвергла порицанию сразу весь партийный аппарат, она бы фактически отвернулась от рядовых членов партии и активистов-студентов, которые попали бы под ту же гребенку чисток. Практически во всех случаях не боявшиеся озвучивать свое неудовольствие рабочими группами отдельные лица начинали требовать отстранения или замены представителей самих рабочих групп.
Рабочие группы, допускавшие предъявление бесконечных обвинений против партийных властей, сталкивались с проблемой иного характера: допуская безграничную критику в адрес любого человека, они непреднамеренно подталкивали студентов к применению насилия. Соответственно, возникал вопрос о том, за кем должно остаться последнее слово. Многие рабочие группы были обеспокоены перспективой потери контроля над силами, которым они развязали руки. Когда же рабочие группы пытались реагировать на акты насилия, сдерживая студентов-активистов, то начинали негодовать наиболее воинственно настроенные среди них, встречая в штыки попытки «подавления» их деятельности.
Все эти проблемы прекрасно иллюстрируют события, произошедшие в Пекинском университете 18 июня — менее чем через три недели после прибытия туда рабочей группы. Вобрав в себя диссидентскую группу Не Юаньцзы, этот коллектив развернул чистку всей местной партийной организации. Под удар попали как наиболее заметные администраторы и преподаватели с «неблагоприятным» классовым прошлым и связями за рубежом, так и любые люди, выступавшие в предыдущих политических баталиях на стороне бывшего ректора. К началу июля лишь один из 20 секретарей объединенной партийной ячейки избежал репрессий: это была сама Не Юаньцзы. Менее 8 % кадров вуза были признаны полностью благонадежными. У двух третей кадров «выявили» ошибки, достаточно серьезные для снятия их с должностей.
Рабочая группа вскоре столкнулась с проблематичностью обеспечения контроля над студентами. Разворачивающаяся на территории университета кампания оказалась шокирующим контрастом по отношению к быстро завядшим «Ста цветам», которые буйным цветом цвели в Пекинском университете менее десятилетия назад. В 1957 г. студенты также мобилизовались на выпуск критических стенгазет, однако тогда они преследовали иные цели. Учащиеся протестовали против авторитарного правления КПК и бездумного догматизма, вдохновленного сталинской доктриной, а также требовали большей свободы мысли и самовыражения. Некоторые из них даже осмеливались критиковать культ личности, сформировавшийся вокруг Мао Цзэдуна. Студенты Пекинского университета, следуя духу давней либеральной традиции вуза, зародившейся еще во время Движения 4 мая 1919 г., оказались в авангарде ширящейся кампании, призывавшей Китай последовать за советским блоком по пути либерализации.
Спустя всего лишь одно десятилетие ситуация кардинально переменилась. Теперь студенты-активисты Пекинского университета, как и учащиеся в кампусах всех уголков КНР, боролись друг с другом за звание наиболее непримиримого и категоричного защитника диктатуры пролетариата. Учащиеся начали преследовать преподавателей с опытом обучения за рубежом или с репутацией либеральных мыслителей — зачастую тех же людей, которые уже были объектом кампаний за идеологическую перестройку и за борьбу с правым уклоном. Гонениям подверглись и официальные партийные лица, которые, с точки зрения студентов, потворствовали распространению влияния «чуждых классовых элементов».
Еще более поразительным проявлением узкого догматизма была склонность студентов-активистов подвергать свои жертвы страшному по жестокости порицанию, к которому примешивались личные нападки и физическое насилие. В процессе все более частых собраний критики и борьбы — осознанного воспроизведения ритуальных унижений землевладельцев и иных классовых врагов в период земельной реформы и иных политических кампаний — студенты-активисты заставляли обвиняемых носить колпаки и вешали им на шеи тяжелые дощечки. Жертв поносили и оскорбляли, грубо шпыняли, таскали за волосы. Людям заламывали руки за спину, пока они не вставали на колени. В отдельных случаях их подвергали тяжелейшим побоям. Только в Пекинском университете, который в этом смысле мало чем отличался от других высших учебных заведений, по состоянию на середину июня рабочая группа зафиксировала подобные инциденты в отношении 178 партийных кадров, преподавателей и учащихся. Последствиями насилия стала серия самоубийств.
В конечном счете рабочая группа выступила против применения неограниченного насилия после событий 18 июня, когда по кампусу прокатилась волна ожесточенных собраний критики и борьбы. Около 70 партийных кадров и членов профессорско-преподавательского состава с вымазанными черными чернилами лицами были выведены на наспех сбитые платформы. Окружающие обрушились на этих людей с побоями и выкриками с обвинениями. Особое возмущение вызывали сообщения, например, о происшествии, когда некий молодой человек хватал двух полураздетых чиновниц за интимные места. Большинство жертв надругательств были членами партийного комитета или нижестоящими секретарями объединенных партийных ячеек и отделений Пекинского университета. Рабочая группа направила людей для прекращения актов насилия и оказания первой медицинской помощи пострадавшим.
Рабочая группа осудила разжигание ненависти и направила порицающий «инцидент 18 июня» отчет в Секретариат ЦК КПК, где все еще заправляли Лю Шаоци и Дэн Сяопин. Двумя днями позже документ был распространен в качестве доклада ЦК КПК по партийным комитетам всего Китая с комментарием относительно «корректности и своевременности» действий рабочей группы. Вооруженные этой новой директивой рабочие группы приступили к карательным мерам против студентов, отказывавшихся подчиниться «общей воле». Учащиеся, которые, вопреки предостережениям рабочих групп, продолжали призывать к насильственным действиям, брались на заметку, подвергались критике и задержанию. Тем, кто противодействовал осуществлению полномочий рабочих групп, выносились предупреждения с угрозой наказаний. Собраниям критики и обвинениям в антипартийной деятельности подвергались те, кто требовал вывода из кампусов рабочих групп или требовал проведения собственной «культурной революции» под контролем учащихся и профессорско-преподавательского состава. В рамках кратковременных попыток восстановить авторитет рабочих групп практически во всех вузах критике подвергалось заметное меньшинство противников рабочих групп. Иногда на таких людей навешивали позорные политические ярлыки, а их имена фиксировались рабочими группами в списках нарушителей порядка.
Именно этот документ и кампания по консолидации полномочий рабочих групп дали Мао повод для возвращения в середине июля в Пекин, где он набросился на рабочие группы — а заодно и Лю Шаоци с Дэн Сяопином — за «подавление студенческого движения» и формирование в вузовских кампусах «диктатуры». Мао полностью игнорировал тот факт, что по большей части рабочие группы с поразительным рвением вели развязанную им же самим кампанию против ревизионизма в вузах. Он оставил без внимания информацию относительно того, что рабочие группы применяли в отношении отдельных повстанцев в кампусах репрессии в ответ на поднятую там волну насилия. Мао приказал всем рабочим группам покинуть учебные заведения к концу июля. В дальнейшем кампанию по борьбе с ревизионизмом должны были проводить сами вузы.
Мы можем предположить, что с учетом того, что Мао добился полноценного порицания и вывода рабочих групп, студенты-активисты могли объединиться с целью общего противостояния вузовским чиновникам. Но этого не произошло. В студенческом движении с самого начала имел место глубокий раскол. Мао не учел, что большая часть рабочих групп позволяла практически неограниченные нападки на партийные организации при университетах. Такая политика приветствовалась в кампусах большинством активистов, которые устанавливали с радикальными рабочими группами близкие отношения и поддерживали преследование меньшинства, ставившего под сомнение действия этих групп. С выводом рабочих групп сотрудничавшие с ними учащиеся, оказавшиеся в кампусах в значительном большинстве, взяли вузы под свой контроль и начали проводить выборы в вузовские комитеты «культурной революции». Естественно, преимущество на выборах было за большинством.
Все описанное стало основанием для формирования глубоких и стойких разногласий между людьми. Студенты, которые вступали в противостояние с рабочими группами и, соответственно, подвергались наказанию, требовали, чтобы кампания больше фокусировалась не на сотрудниках университетов, а на членах самих рабочих группах. Учащиеся указывали, что их сокурсники, сотрудничавшие с рабочими группами, оказывались соучастниками подавления неповиновения и, в связи с этим, не имели права возглавить «культурную революцию» в их вузах. Звучали требования, чтобы члены рабочих групп вернулись в университеты для участия в собраниях критики и борьбы и признали свое преступное стремление сломить движение «революционных масс».
Большинство студентов-активистов воспринимали такие упреки как плохо прикрытые обвинения в свой адрес. Эти люди полагали, что они обоснованно содействовали проведению чисток, координируемых радикально настроенными рабочими группами, и что меньшинство недовольных преувеличивало ошибки рабочих групп и пыталось дезавуировать их успехи. «Меньшинство недовольных», по сути, указывало на то, что большинство студентов были ревизионистами или «консерваторами», а большинство заявляло, что меньшинство заслужило свою участь и было заинтересовано лишь в спасении своей репутации. В течение августа университеты были охвачены шумными спорами между этими двумя лагерями студентов. Дискуссии иногда перерастали в драки. По мере формирования организационных структур хунвейбинов практически во всех вузовских кампусах состоялись разделения на фракции большинства и меньшинства.
Фракции большинства взяли кампусы под свой контроль и, желая продемонстрировать свой боевой дух, организовывали собрания критики и борьбы, после которых обвиняемых заключали в импровизированные тюремные камеры и заставляли в составе «бригад трудовой реформы» копать землю и чистить общественные уборные. Фракции меньшинства фокусировались на ошибках рабочих групп и ставили под сомнение законность результатов выборов, которые привели фракции большинства к власти. Мао и ГДКР были, скорее всего, глубоко разочарованы тем, что им не удалось направить гигантскую волну студенческого активизма на восстание против ревизионизма. С самого начала «культурной революции» университетские хунвейбины были больше озабочены противостоянием друг другу.