Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Е. В. Вершинин, С. А. Кухтерин, М. Л. Наймарк, П. А. Филин. Коч — судно полярных мореходов XVII века. Новые данные. М.: Паулсен, 2022. Содержание
Наши знания о кочах были бы вообще крайне скудными, если бы не Сибирь, в освоении которой выходцы из Поморья сыграли огромную роль. Может показаться странным, что именно с конца XVI в. коч, явно существовавший ранее, буквально врывается на страницы официальных документов, причем документов, связанных с Сибирью. Однако внезапное «появление» коча в языке деловой переписки данного времени вполне объяснимо. Собственно говоря, обильное и преемственное делопроизводство в инстанциях местного управления как раз и возникает на рубеже XVI-XVII вв., вместе с введением воеводского управления. Предыдущие формы местного управления XVI в. почти не оставили нам документов, поскольку не предусматривали делопроизводственной «бюрократии». С другой стороны, рыбные и моржовые промыслы жителей побережья далекого Белого моря до поры до времени просто не интересовали московские власти. Судостроение на Белом море было в полном смысле слова занятием народным. Иное дело — освоение Сибири, «государевой заочной вотчины», которое правительство сразу после похода Ермака взяло под контроль. И здесь официальные власти в лице воевод столкнулись с потоком трудноуправляемой народной колонизации и транспортными средствами, при помощи которых эта колонизация осуществлялась. В переписке сибирских воевод с Москвой замелькало слово «коч».
Нам ничего не известно о том, состоялся ли разведывательный поход Васьки Тарабукина «с товарищи» в земли Мангазеи. Зато знаменательно, что основание самого города Мангазея, как и вся его дальнейшая история, связаны именно с кочем. В 1600 г. в Москве было принято решение об основании на р. Таз государева города Мангазеи. Экспедиционный отряд, который состоял из 50 березовских и 50 тобольских казаков, возглавлял князь М. М. Шаховской, письменный голова из Тобольска. Летом 1600 г. тобольская часть отряда на одном коче и трех коломенках двинулась вниз по Иртышу и Оби и прибыла в Берёзов. Там в спешке местными казаками строились четыре морских коча. Опоздав со всеми сроками навигации, отряд Шаховского на пяти кочах и пяти коломенках отправился дальше. Историки, писавшие об основании знаменитой Мангазеи, ошибочно утверждали, что Шаховской вышел в Обскую губу. Между тем из отписки самого Шаховского, которая была известна в Москве уже к 11 февраля 1601 г., следует, что у Пантуева городка три коча потерпели крушение, а «коломенки де у них прибило к берегу, и водою на коломенки налило, и запас деи у них муку и толокно подмочило, а крупы и соль потонула». Шаховской писал, что оставшиеся кочи «малы и не крепки, а в коломенках де морем не ходят». Князь Мирон Шаховской, стремясь выполнить данный ему наказ, нашел выход из трудной ситуации, но прежде зададимся вопросом: что это за Пантуев городок, о местоположении которого гадали историки? Ответ на этот вопрос дают путевые описания Г. Ф. Миллера. Пантуев городок находился на правом берегу Каменной Оби, в 20 верстах от устья и примерно 80 верстах от Обдорска; у северных хантов он назывался Woksarit-wasch (Воксарский городок), а по-ненецки — Pandu-garden (Пантуев городок).
Остановившись в Пантуевом городке, Шаховской писал «с казаки на Обдор к остяком и самоеди, чтоб их в Монгазею отвезли на оленях». И действительно, по словам участвовавших в экспедиции березовских казаков, «а как деи пришла самоедь, и они деи поднялись на оленях... а сами до Мангазеи шли на лыжах». Но какие самоеды оказали помощь отряду Шаховского? Весьма вероятно, что русский отряд сопровождали с оленьими упряжками кунные самоеды (лесные ненцы) — их перед русской администрацией представлял князец Ниля. Если это так, то князь Василий Обдорский разыграл хитрую комбинацию. Он нанял (или уговорил) кунных самоедов сопровождать отряд Шаховского и в то же время вступил в сговор с тундровыми кочевыми ненцами. В 1607 г. он признался перед березовской администрацией: «Как де преж сего самоеды нам изменили, казну и наряд погромили, мангазейских воевод, князя Мирона Шаховского (помощником у Шаховского был Д. Хрипунов — Е. В.) и служивых людей побили, и он де, князь Василий, в той же изменой думе был», причем говорил ненцам, чтобы они не сообщали об этом «изменном деле» его сыну Мамруку, поскольку тот «прямит» русской власти и ему не подчиняется.
Нападение тундровых самоедов на отряд Шаховского произошло за р. Пур: было убито около 30 казаков, но раненый князь Мирон Шаховской и 60 служилых людей спаслись, «падчи на оленев душей да телом». То, что русских казаков сопровождали лесные ненцы, тундровых ненцев нисколько не смущало, поскольку обе самодийские группы находились во враждебных отношениях (на это, видимо, и рассчитывал князь Василий Обдорский). Историки до сих пор иногда ставят под сомнение основание Мангазеи экспедицией Шаховского. Однако имеется подлинный документ 1663 г., свидетельствующий об успешном завершении похода, — челобитная якутского казака Лазаря Аргунова, в которой он, среди прочего, перечислил «службы» своего отца. А отец Лазаря, березовский атаман Савва Аргунов, находился в отряде Шаховского и, видимо, не раз вспоминал в семейном кругу, как «самоядь их на тундре многих служилых людей побили и запасы их все отгромили, и после того оне до Монгазеи шли, голод и всякую нужу терпели и, пришед в Монгазею, самоядь в аманаты поймали и к шерти их привели и город поставили». Правда город, вопреки наказу, заложили не в устье Таза (заболоченной и безлесной местности), а на 200 верст выше по течению. Таким образом, тундровым ненцам не удалось помешать основанию государева острога, а осенью 1601 г. в Мангазею прибыли новые воеводы — князь В. М. Мосальский и Савлук Пушкин с отрядом в 200 казаков.
В свое время М. И. Белов уверенно писал, что государев город Мангазея возник на месте уже существовавшего небольшого городка поморов — своего рода торговой фактории. Ученый вообще был увлечен идеей о существовании на севере Западной Сибири еще до похода Ермака целой сети торговых городков русского происхождения (к ним он относил известные по письменным источникам Пантуев и Надымский городки). Сейчас хорошо известно, что и Пантуев городок (на Оби), и Надымский (в устье р. Надым) по происхождению и составу жителей являлись аборигенными (остяцкими). Что касается городка на р. Таз — предшественника Мангазеи, то никакими письменными источниками его возникновение и существование в XVI в. не подтверждается. М. И. Белов основывался только на данных дендрохронологического анализа древесины, добытой при археологических раскопках Мангазеи. Между тем последние исследователи городища Мангазея (Г. П. Визгалов и С. Г. Пархимович) подвергли критике методы обращения М. И. Белова с результатами дендрохронологического анализа и пришли к выводу, что гипотезу М. И. Белова о раннем поморском городке на месте будущей Мангазеи «нельзя принять из-за отсутствия доказательной базы». Пока что уверенно можно говорить о существовании на р. Таз до 1601 г. так называемого Зырянского городка (где-то выше по течению от Мангазеи). Именно там уже осенью 1601 г. находились два русских сборщика ясака, присланных мангазейским воеводой князем В. М. Мосальским.
Далее в хронологическом порядке изложена история плаваний на кочах в Северо-Западной Сибири. Осенью 1601 г. в Пустозерске вынужден был зазимовать караван промышленных людей, которые шли на четырех кочах из Холмогор в Сибирь. В конце июня 1602 г. кочи отправились дальше — через Ямальский волок в Тазовскую губу и Мангазею. Обстоятельно рассказал об этом плавании его участник, Леонтий Шубин по прозвищу Плехан, расспрошенный в 1623 г. тобольскими воеводами. Леонтий Плехан и его товарищи шли на «малых кочах». На каждом судне находилось по 10 человек и 6,5 т груза. К сожалению, точные размерения и оснастка этих кочей остаются неизвестными; тобольские воеводы не посчитали нужным расспрашивать об этом. Из рассказа Плехана ясно, что малые кочи являлись парусно-гребными судами — без весел трудно обходить льды в море и подниматься по рекам против течения. В данном походе промышленникам повезло. От устья Таза до г. Мангазея они «бежали парусным погодьем» всего двое суток, в то время как «своею силою» приходилось идти не менее 10 дней. И все-таки путь от Пустозерска до Мангазеи в 1602 г. занял у них три месяца. Вместе с Леонтием Плеханом в Тобольске вспоминал свои походы промышленный человек Фома Борисов с Пинеги. Караван, участником которого он был, состоял из 16 кочей со 160 промышленниками. В 1613 или 1614 г. они вышли из устья р. Кулой и за одну навигацию дошли до Мангазеи через тот же волоковый путь на Ямале.
Г. Ф. Миллер оставил известие (видимо, основанное на устных рассказах) еще об одном маршруте из Карской губы в Обскую. Он писал: «Кара-река известна учинилась еще с тех времен, когда торговые и промышленные люди ежжали от Архангельского города на Обь-реку и до Мангазеи. Кочи свои они оставляли обыкновенно на сей реке, а по ней хаживали они вверх сухим путем до другой реки, впадающей в Обскую губу, при которой, построив новые суда, на оных далее отправлялись». Ученый считал само плавание вокруг Ямала кочами в те времена событием «невероятным». Г. Ф. Миллер, как и современные историки, не нашел никаких письменных доказательств реальности подобных плаваний. Но и маршрут, обрисованный Г. Ф. Миллером, вызывает сомнения. В низовьях Оби строить кочи просто не из чего. К тому же бросать кочи на Каре, ввиду близости самоедов, было весьма опасно: как показывают события XVII в., самоеды обычно их сжигали.
С основанием Мангазеи строительство казенных кочей в Сибири стало регулярным, хотя частных кочей по Оби и Обской губе ходило, безусловно, больше. Однако заказы частных лиц на строительство судов в официальной документации не зафиксировались. Расходы же на постройку казенных кочей и деловая переписка по этому поводу хоть в какой-то мере отразились в материалах местных воеводских изб и Сибирского приказа.
Для новой смены воевод, отправлявшейся из Москвы в Мангазею в 1603 г., на Верхотурье должны были построить 15 «судов морянок» — очевидно, тех же кочей. Немного озадачивает такое большое количество казенных кочей, предназначенных для мангазейской «посылки». Абсолютно точно известно, что в Мангазею на годовую службу посылалось 100 служилых людей из Тобольска и Берёзова. Даже если учесть, что двум воеводам с их семьями и дворовыми людьми выделялось по кочу, то 15 судов в данном случае все равно были непонятной роскошью. Или правительство страховалось таким образом от возможных крушений, или кочи начала XVII в. строились по образцу «малых кочей», о которых говорилось выше.
В грамоте из Москвы в Верхотурье от 27 декабря 1606 г. кратко указывалось сделать под мангазейские хлебные запасы и годовальщиков «кочи или морянки против прошлого 114-го году»*Летоисчисление «от сотворения мира» (5508 г. до н. э.)., но точное их число не названо. В январе 1610 г. воевода в Архангельске получил грамоту из Москвы, в которой предписывалось выслать на Верхотурье «кочевого мастера уставщика». Любопытно, что инициировала эту грамоту челобитная тобольского стрельца Тараса Нефедьева, что можно легко объяснить. «Сухопутным» верхотурским воеводам в целом было мало дела до качества построенных по их распоряжениям кочей. Но служилым людям, переправлявшимся через Обскую губу, мореходные качества судов были далеко не безразличны. Построить крепкий коч могли только опытные корабельные мастера из Поморья. Выполняя распоряжение, двинский воевода отправил в Верхотурье уставщика из пинежан Селивана Мелентьева.
В 1610-е годы заказы на казенные кочи, строившиеся на Верхотурье, уменьшились. В 1614 г. воеводе С. С. Годунову указывалось «зделать для мангазейского ходу 10 кочей, а зделав те кочи, велено слать в Тобольск с хлебными запасы вместе, чтоб те кочи к мангазейскому ходу поспели». В январе 1615 г. березовские воеводы писали в Москву, что в Мангазею годовальщики отправляются на 10 кочах, сделанных на Верхотурье; в самом же Берёзове кочи не строят. Москва заверила воевод, что нужное количество судов в этом году, как и прежде, будет построено. Однако в следующем, 1616 г., годовальщики ушли на службу только на четырех кочах. Возможно, что о сокращении числа казенных кочей (а соответственно — и расходов) распорядился новый тобольский воевода князь И. С. Куракин (1616—1620), который вообще проявлял немалый интерес к плаваниям в Мангазею.
Судя по всему, кровавые события Смуты в центре государства не мешали интенсивным плаваниям поморов в Нижнее Приобье. Можно предположить даже обратную ситуацию: ослабление центральной власти открывало больше возможностей для незаконной торговли с сибирскими аборигенами и утаивания пушнины от таможенных сборов. В 1617 г. 170 промышленных и торговых людей заявили перед мангазейскими воеводами: «Ходят де они... с Пинеги и с Мезени и с Двины морем, которого лета льды пропустят, в Монгазею для промыслов своих лет по двадцати и по тридцати и болши, на Пустоозеро и на Карскую губу на волок», причем в «легких судех».
В начале XVII в. о пути из устья Печоры в Мангазею через Ямал писали англичане. Торговому агенту Ричарду Финчу, жившему в России с 1605 г., было известно, что «от Печоры до Мутной реки (в средней части полуострова Ямал. — Е. В.) и до Мангазеи плывут семь недель на лодках, называемых кочи (coaches)». Далее Финч описывает волоковый путь в Обскую губу, который совпадает с рассказом Леонтия Плехана. Несколько особняком в отношении названий русских судов, ходивших в Мангазею, стоит известие англичанина Вильяма Персглоу, который зиму 1611/12 г. провел в Пустозерске и собирал сведения о Сибири от местных жителей. Он писал: «От Меденского заворота до острова Вайгача два дня пути морем на русской лодье (lodia) ... Поднимаясь по реке Таз, русские построили крепость Мангазею, куда приходят все звероловы и приносят с собой меха. Сюда приходят также соймы (soymas) или боты русских и пустозерских жителей со своею мукою и другими товарами». Описывая волок через Ямальский полуостров, Персглоу продолжает избегать слова «коч»: «Когда русские плывут в Мангазею в своих соймах, то они идут... узкой рекой, названной Мутная река... а из нее они тянут свои боты волоком по небольшой косе в реку Зеленую...».
Сообщения Леонтия Плехана, Ричарда Финча и другие источники XVII в. говорят о том, что в Пустозерске на пути в Сибирь останавливались именно кочи. Почему же Персглоу называет соймы и боты? Боты как тип крупного наборного судна русским источникам XVII в. неизвестны (в документах встречаются лишь ботники — небольшие долбленые лодки). Возможно, современный переводчик текста Персглоу использовал просто кальку с английского boat. Что касается употребления Персглоу слова «сойма», то нам кажется, что дело заключается в конкретном информаторе любопытного англичанина. Соймы как тип новгородско-двинского судна встречаются еще в XIV в. Есть даже мнение, что они существовали с XI в. и строились сначала на Ладожском озере, а в XII-XIII вв. стали первым типом судна, на котором новгородские колонисты Поморья стали выходить в море. Судя по источникам, соймы были как речными, так и морскими судами: известно, что в 1710 г. из Архангельска на морские промыслы вышло семь сойм. Вероятно, пустозерский информатор Персглоу происходил из того района Поморья, где исторически наиболее употребительным для обозначения морского судна было слово «сойма».
Мангазейский морской ход из Поморья в Обскую губу был запрещен по инициативе тобольского воеводы князя И. С. Куракина. Промышленники, поддержанные мангазейскими воеводами, пробовали отстоять этот путь, но безуспешно. Проявив упорство, Куракин за три года сумел убедить московское правительство, что старинная поморская дорога в Северо-Западную Сибирь в любой момент может оказаться в руках предприимчивых европейцев. Царский указ от 29 ноября 1619 г. запрещал ходить в Мангазею «большим морем» и устанавливал для торговых людей и звероловов только два пути в Сибирь: на Берёзов «через Камень» и на Тобольск (через Верхотурье). После этого значение южного (только сибирского) варианта водного пути в Мангазею — по Туре, Тоболу, Иртышу, Оби и Обской губе — намного возросло.
Видимо, М. И. Белов не сомневался, что строительство кочей в Верхотурском уезде продолжалось вплоть до конца существования самой Мангазеи. Не имея данных о частном судостроении, скажем, что строительство государевых кочей определенно прекратилось в Верхотурском уезде между 1616 и 1624 гг. Оно было переведено в Тюмень. Возможно, инициатива переноса «кочевого дела» в Тюмень принадлежала тобольскому воеводе князю Ю. Я. Сулешеву (1623—1625), который прославился своими реформами по управлению Сибирью. В июне 1624 г. он отправил на двух кочах 50 годовальщиков в Мангазею. Мангазейским воеводам Сулешев указал выслать в Тобольск имевшиеся судовые снасти, накопившиеся с 1620 г. В этом же 1624 г. он распорядился сделать на будущий год для перевозки хлебных запасов 10 лодей и 10 дощаников в Верхотурском уезде и столько же судов в Туринском уезде; на Тюмени же указывалось сделать «для мангазейского ходу» четыре коча.
После запрещения морского прибрежного пути в Мангазею он стал быстро забываться. Уже в 1627 г. тобольские воеводы писали в Москву, что «в Тобольску знатцов, кто б водяной путь старой дороги из Мангазеи рекою Тазом на Зеленую и на Мутную реку да на Карскую губу и большим морем к Арханьилскому городу и на Пустоозеро подлинно знал, нет, роспросить некого...». Но, разумеется, Тобольск не был тем местом, где бы оседали знатоки «Студеного моря». В Поморье и Сибири еще живы были многие промышленники, не раз ходившие старой дорогой в Мангазею. Можно предположить, что только с середины XVII в. Мангазейский морской ход стал окутываться туманом легенды.
Не имея представления о природно-климатических условиях Ямала, московское правительство после запрещения морского хода упрямо требовало от тобольских воевод организации на ямальских волоках сезонной заставы служилых людей. В 1620-е годы из Тобольска несколько раз пробовали устроить такую заставу, но из этой затеи в целом ничего не вышло. Например, летом 1626 г. из Берёзова на Ямал на коче отправились 45 служилых людей во главе с атаманом Иваном Бабарыкиным. До островов в устье Оби они три недели шли на веслах, «потому что ветры де им были встрешные». К сожалению, источники, не раз упоминая о том, что кочи могли ходить «гребью», не говорят о количестве весел. Далее Бабарыкин шел вдоль восточного побережья Ямала до Русского заворота. Надо заметить, что поморы были не слишком изобретательны на оригинальные названия приметных береговых мест. В частности, по Мангазейскому морскому ходу существовало несколько мысов, носивших название Русский заворот. В данном случае Бабарыкину не удалось обогнуть, видимо, современный мыс Каменный. Здесь коч сильно пострадал во время бури: «парус на коче изодрало и сапец у коча выломало и павозок разбило и коч с якорей сбило и прибило за кошку...». Простояв в ожидании благоприятной погоды 6 недель, Бабарыкин повернул обратно.
Тем не менее и после запрещения северного варианта Мангазейского хода в 1620–1630-е годы число промышленников, приходивших в Мангазею на кочах, оставалось значительным. Этот факт хорошо известен, а М. И. Беловым составлена даже хронологическая таблица плаваний в Мангазею на кочах. Не учтенный им архивный источник позволяет уточнить сведения о количестве и путях следования кочей в Мангазею в это время. Речь идет о мангазейской книге сбора поголовной пошлины 1629/30 г. В ней зафиксированы суда и количество прибывших на них промышленных и гулящих людей, с которых была взята пошлина в размере 60 копеек с человека. Данные книги относятся к судам, бросившим якорь у Мангазеи в конце августа — осенью 1629 г.
Приведем перечень кочей с именами их владельцев и количеством прибывших на них людей, которые зафиксировала данная книга:
⦁ Коч неизвестного владельца (в книге отсутствуют первые строки). 27 чел.
⦁ Коч Ивана Семеновича Лодыженского (Лодыженские — дворяне, в 1647–1649 гг. в Берёзове воеводой был стольник Михаил Семенович Лодыженский). 13 чел.
⦁ Коч Первого Емельянова Огризкова. Владелец, его брат Дружина и еще 21 чел.
⦁ «Коч воевоцкой вопчей Григорья Ивановича Кокорева да Ондрея Федоровича Палицына» (новые воеводы, прибыли в Мангазею 28 августа 1629 г.) Пошлин взято с 12 чел.
⦁ Коч Леонтия Иванова Плехана. Владельца на коче не было, пошлины с 26 чел.
⦁ Коч Леонтия Козмина Серебреника. Он и еще 21 чел.
⦁ Коч Андрея Хромого. Без владельца, 28 чел.
⦁ Коч Первушки Гаврилова Важенина. Он и еще 33 чел.
⦁ Коч Спиридона Афанасьева Казанца. С ним брат Селиван и еще 20 чел.
⦁ Коч Ивана Гаврилова Шелковника. 18 чел.
⦁ Коч Мирона Кирилова. 17 чел.
⦁ Коч государев. Пошлины с 10 промышленных людей.
⦁ Коч Степана Воробья. 14 чел.
⦁ Коч Никифора Иванова Ярославца. Без владельца, пошлины с 15 чел.
⦁ Коч Исаака Дмитриева Емченина. Владелец и 7 чел.
⦁ Коч черезкаменной Якова Тармашина. Владелец и 8 чел.
⦁ Коч Дружины Иванова Щепоткина. Владелец и 20 чел.
⦁ Коч Ивана Агиева Большакова Мезенца. Владелец, его сын и 25 чел.
⦁ Коч Афанасья Логинова Верещагина. Владелец, его сын и 21 чел.
⦁ Коч черезкаменной Демида Григорьева Устюжанина. Владелец и 42 чел.
⦁ Коч Ивана Артемьева Горохова. Владелец, его компаньон Елизар Шадра и 15 чел.
⦁ Коч Андрея Иванова Калинина Волока Пинежского. Владелец, его племянник и 22 чел.
⦁ Коч черезкаменной Семена Юрьева Коткина. Без владельца, 14 чел.
⦁ Коч сибирской того же Семена Юрьева Коткина. Владелец, его брат и 12 чел.
⦁ Коч Федора Ларионова. Владелец и 28 чел.
⦁ Коч воеводы Г. И. Кокорева (казенный)
⦁ Коч Данилы Баженова Попова Усолья Камского
⦁ Коч Сертя Минина Пинежанина «заморозной» (замерз на р. Пур)
⦁ Коч Федора Иванова Лобанова Колмогорца
⦁ Коч Павла Иванова Пономаря
⦁ Коч служилого человека Ивана Яковлева Тотьмы
⦁ Коч Ивана Яковлева Лопатки