Брук Харрингтон. Капитал без границ: управляющие частным капиталом и один процент. М.: Издательство Института Гайдара, 2022. Перевод с английского Натальи Алёшиной. Содержание
Проблема с неравенством
Не все формы неравенства ведут к социальным проблемам, особенно в либерально-капиталистических демократиях. Напротив, некоторые типы неравенства считаются в широком смысле необходимыми и целесообразными в системе краткосрочных социальных и экономических поощрений и взысканий. Однако, если под «неравенством» подразумевают «дифференцированный доступ к возможностям и преимуществам в разных областях общественной жизни», вопрос становится понятнее. Неравенство представляет собой проблему, когда у нескольких поколений подряд отсутствуют шансы на получение капитала, образования, работы и политического представительства.
Богатство и доход
Богатство, или «собственный капитал», — это избыточные активы, образовавшиеся после выплаты всех обязательств и удовлетворения базовых потребностей. Если богатство — это запас накопившихся ресурсов, то доход — это вливание этих ресурсов в наши личные или семейные экономические системы. Большинство людей использует доход для оплаты повседневных нужд и процентов по кредиту; не потраченные таким образом средства можно сохранить, превратив их в накопленное богатство, которое дает стабильность, возможности и безопасность. В краткосрочной перспективе доход, напротив, может сильно различаться, как из-за неожиданных денежных поступлений (например, премий), так и неудач (например, отсутствия работы).
Для измерения дохода используется короткий период — ставка за час или месяц работы или зарплата за год. Богатство в отличие от него позволяет нам строить долгосрочные планы и теоретически изменить положение в социально-экономической системе. Как сказано в одной работе: «Богатство — это особая форма денег, которые не тратят на покупку молока, обуви и других необходимых для жизни вещей. Чаще всего его используют для создания возможностей, обеспечения желаемого места в обществе и уровня жизни или передачи классового статуса своим детям. В этом смысле распоряжение ресурсами, из которых состоит богатство, охватывает больше сфер жизни, чем доход или образование, а также ближе по значению и теоретической значимости нашему традиционному пониманию экономического благополучия и доступа к жизненным шансам. Еще важнее то, что богатство... отражает неравенство, которое является продуктом прошлого, переходящим от поколения к поколению». Таким образом, богатство дает привилегии в самых разных взаимно усиливающих друг друга аспектах.
Стратификация по критерию богатства, в отличие от дохода, проблематична, поскольку она закрепляет и стабилизирует преимущества, превращая их в прочную классовую структуру. Несмотря на существование межпоколенческой преемственности в уровне доходов, стабильность богатства на протяжении жизни нескольких поколений намного выше. Это объясняется тем, что богатству сопутствуют особые экономические и политические привилегии, которые дают богатым больше возможностей защитить и увеличить активы по сравнению с другими людьми. Например, богатство способствует материальному благополучию и снабжает «подушкой безопасности». С ней можно рисковать и оправиться от неурядиц и потрясений, которые полностью перечеркнули бы жизни менее богатых людей. Кроме того, богатство позволяет его обладателям и их семьям преодолеть экономические кризисы и даже заработать, скупая бумаги за бесценок, пока все кругом на мели. Это в свою очередь приносит еще больший доход и усугубляет неравенство. Как писал Чарльз Райт Миллс в своем классическом труде середины XX века «Властвующая элита»: «Богатство не только стремится увековечить себя, но <...> стремится также монополизировать вновь возникающие возможности создания „колоссального богатства“».
Способность богатства увековечивать себя, особенно по сравнению с доходом, в исследованиях неравенства зачастую не учитывается. Как показывают данные, даже неравенством доходов как таковым движет не столько разница в зарплате, сколько богатство, задействованное в качестве капитала. Если говорить конкретнее, экономисты пришли к выводу, что по большей части «крайне высокие доходы людей с самым высоким уровнем доходов — это реализованный прирост капитала от продажи акций или других активов». Но если богатство может приносить доход, то разбогатеть при помощи дохода довольно трудно. Сколотить состояние исключительно на трудовых доходах, конечно, можно, но такие случаи скорее исключение: это удается звездам спорта или шоу-бизнеса. В свете вышесказанного экономист Томас Пикетти недавно заметил, что «богатство, созданное в прошлом, автоматически растет без всякого приложения труда и быстрее, чем богатство, которое создано трудом и благодаря которому можно накапливать сбережения».
Один процент
В качестве примера относительной значимости богатства и дохода рассмотрим ситуацию в Соединенных Штатах. По данным Федеральной резервной системы США, средний годовой доход привилегированного 1 процента его получателей составляет 1,38 миллиона долларов США; однако эта группа очень отличается от остальных тем, что их богатство (чистые активы) больше чем на порядок превышает их доход, то есть в среднем на одно домохозяйство приходится 16,45 миллиона долларов США. Для сравнения, капитал медианного американского домохозяйства составляет 64 000 долларов США — это немного больше его медианного дохода в 53 000 долларов США и ниже капитала медианного домохозяйства за все последние 50 лет. Конечно, скопить состояние, методично откладывая сбережения, возможно, однако как показывают факты, за богатством 1 процента американцев стоят другие источники: больше 75 процентов их чистых активов составляют находящиеся в собственности финансовые инструменты (такие, как акции и облигации) и недвижимость (основное место проживания не учитывается).
Другими словами, особенность этого 1 процента — и особые проблемы, с ним связанные, — заключается не столько в величине оплаты труда, сколько во владении активами, которые быстро увеличивают доходы и приумножают капитал. Таким образом, в руках привилегированного 1 процента американцев находится 17 процентов доходов страны и 35 процентов ее богатства. Проблема заключается не только в том, что имущественное неравенство в два раза превосходит разницу в доходах, но и в том, что разрыв в уровне благосостояния растет намного быстрее. Согласно последним оценкам, с 2002 по 2013 год он увеличился вдвое.
Последствия этой ситуации стали еще заметнее в связи с кризисом 2008 года и огромным неравенством, сопутствовавшим восстановлению после него. В отличие от подавляющего большинства американцев, которые до сих пор полностью не смогли восполнить потери, понесенные в результате кризиса, капитал 1 процента граждан страны непрерывно рос с 2008 года со среднегодовым темпом 9–18 процентов. В 2015 году богатство этой группы достигло рекордных 15 триллионов долларов. На сегодняшний день участники списка Forbes 400 на 45 процентов богаче, чем в 2007 году.
Подобную картину можно наблюдать и в других странах мира. Концентрация богатства образуется с поразительной скоростью — сейчас 1 процент населения мира контролирует половину его богатства. Если брать шире, в посткризисные годы общая численность миллионеров продолжает непрерывно расти вместе со своими состояниями. На сегодняшний день по всему миру насчитывается 14,6 миллиона обладателей чистых активов, превышающих один миллион долларов (HNWI), их совокупное состояние составляет немногим больше 56 триллионов долларов США — это втрое больше, чем ВВП Соединенных Штатов, и больше пятнадцати крупнейших национальных экономик мира вместе взятых.
Наследство
Нынешний уровень экономического неравенства представляет собой проблему не только из-за того, что сейчас небольшая группа лиц обладает несоразмерно большим богатством. Озабоченность вызывают последствия этой ситуации: что случится со всем этим богатством, когда его сегодняшние владельцы умрут? По оценкам, в Соединенных Штатах в следующие три десятилетия по наследству перейдут от 10 до 41 триллиона долларов США частных капиталов. Ученые могут не соглашаться друг с другом по поводу конкретных чисел, но в главном они сходятся: практически все богатство перейдет очень маленькому проценту населения, в то время как абсолютное большинство — 80 процентов — ничего не унаследует. Последние несколько десятилетий доля американских домохозяйств, получающих наследство, сокращается, и кривая распределения трансфертов в долларовом выражении резко исказилась: в наше время 1 процент богатейших домохозяйств наследует в среднем 2,7 миллиона долларов США, тогда как медианные домохозяйства получают в наследство в среднем 34 000 долларов США.
В других странах мира разница в размерах наследства остается примерно одинаковой. В Западной Европе по наследству переходят меньшие по сравнению с США суммы — например, в Германии примерно от 100 до 150 миллиардов долларов США ежегодно, — но принадлежат они также немногочисленной элите. Более того, с 1970-х годов значимость этого подарка судьбы для жизненных шансов европейцев растет. Во многом это обусловлено структурой собственности крупнейших европейских компаний: акции большинства компаний остаются у основавших их семей, а не находятся в свободном обращении на рынке. Следовательно, благодаря наследству «под контролем таких семей оказывается значительная часть экономики их стран». Как пишет Йенс Бекерт по результатам своего анализа мирового наследственного богатства, последствия этой ситуации не ограничиваются только экономикой: передача имущества «способствует стабильности социального положения от поколения к поколению, придает устойчивость сферам аффилиации и следовательно социальной структуре общества, а также помогает справиться с финансовыми неудачами».
Эта модель собственности, передаваемой будущим поколениям, также сыграла значительную роль при формировании неравенства в развивающихся странах, например в Китае и России, и богатых природными ресурсами государствах Африки. Здесь частные состояния растут быстрее, чем где-либо в мире, и — в отличие от Запада — государство в этот процесс как правило не вмешивается. Большая часть богатства утекает в офшоры: по последним оценкам, 30 процентов частных африканских капиталов и более 50 процентов капиталов российского происхождения размещено в Швейцарии и других налоговых гаванях. ОЭСР недавно призвала эти страны ввести более жесткий режим налогообложения и повысить налоговые ставки с целью перераспределения доходов и уменьшения неблагоприятных экономических и социальных последствий формирования наследственных династий. Учитывая высокий уровень имущественного неравенства, уже существующего в развивающихся странах, а также отсутствие базовой инфраструктуры, общественно-политические организации предупреждают, что дальнейшая концентрация богатства в руках династий приведет к государственной и рыночной дестабилизации.
В мировом масштабе главная проблема, связанная с передачей богатства будущим поколениям, сводится к следующему вопросу: как она повлияет на распределение экономических ресурсов и расстановку политических сил в будущем. По выражению одного специалиста в области права, «элита, высший класс, — это те, кто получает наследство. Низший класс — это те, у кого наследства нет». Таким образом, переход накопленного богатства становится «одним из наиболее жизненно важных и фундаментальных социальных процессов». Это наблюдение находит подтверждение в недавних эмпирических исследованиях Томаса Пикетти и других экономистов, которые показывают, что передача богатства будущим поколениям получила импульс к самоувековечиванию, когда каждое четвертое поколение больше не ходит в одной рубашке, — вместо этого воспроизводится неэгалитарное положение, свойственное Позолоченному веку.
В начале XIX века, пока Соединенные Штаты все еще находились под влиянием просвещенческого восстания против наследственного богатства и привилегий, Алексис де Токвиль писал, что в этой стране «состояния обращаются с невероятной быстротой, а опыт свидетельствует о том, насколько редко случается, чтобы два поколения подряд пользовались привилегией быть богатыми». Равные возможности, демократическое участие и предпринимательская активность — все это, по мнению Токвиля, тесно связано с моделью быстро меняющихся, временных экономических проявлений неравенства.
Таким образом, если некоторые зарабатывают больше, чем другие (даже намного больше), это не обязательно представляет угрозу демократии и капитализму. Проблемы начинаются, когда неравенство приобретает устойчивый характер, вступая в конфликт с меритократией и индивидуальными достижениями, лежащими в основе процветающей капиталистической демократии, которую описывал Токвиль. В самом деле, политическая философия в течение нескольких столетий считала наследование главной угрозой социальному развитию. Мыслители, включая Руссо, Милля, Бентама и Токвиля, выступали за упразднение или жесткое ограничение права наследования с тем, чтобы не допустить восстановления концентрации политической и экономической власти, которую стремились уничтожить революции XVIII века. В «Манифесте коммунистической партии» «отмена права наследования» упоминается третьей в списке десяти мер, необходимых для «насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя».
Во враждебном отношении к наследственному богатству не было ничего радикального. Напротив, оно оставалось господствующей политической и общественной идеей долгое время и после эпохи Просвещения. Во многих странах принимали законы, созданные специально для ограничения прав на наследство во имя сохранения справедливости, меритократии и демократии. Еще в начале XX века президент США Теодор Рузвельт открыто говорил о «преступниках от большого богатства». В 1935 году Франклин Рузвельт предупреждал, что «передача от поколения к поколению огромных состояний по завещанию, в наследство или в дар не соответствует идеалам и настрою американского народа... [Они] ведут к непрерывному сохранению значительной и нежелательной концентрации контроля у относительно небольшого числа лиц, а не благосостоянию многих и многих других». Этими словами президент убедил конгресс увеличить налог на наследство для самых богатых граждан страны. Однако как заметил недавно ученый-правовед: «Никто сегодня не использует подобную риторику». Когда в 1935 году Ф. Рузвельт обратился к конгрессу, только 8 процентов специалистов по налогам (главным образом, бухгалтеры и юристы) возражали против налога на наследство; в 1994 году доля его противников увеличилась больше чем в три раза. Это свидетельствовало о крупной перемене общественного настроения, которая привела к полной (пусть и временной) отмене в США налога на наследство в 2010 году и продолжающимся попыткам конгресса ликвидировать его навсегда. Похожие изменения произошли и в других западных странах, став частью неолиберального поворота 1980-х. Например, в Соединенном Королевстве эксперты отмечали, что «нежелание каждого следующего правительства проводить перераспределение» было главным фактором роста неравенства в стране.
За относительно короткий период времени в несколько десятилетий нравственная значимость богатства — в особенности унаследованного капитала — совершенно изменилась и тем самым отвлекла внимание и ресурсы от тех, кто по шкале неравенства находится на самом верху.