«Изводит себя тем, что пытается передать в своих песнях невыразимое»

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Джорджо Агамбен. Безумие Гёльдерлина. Жизнь, поделенная надвое. М.: АСТ, 2025. Перевод с итальянского М. А. Козловой под научной редакцией А. С. Салина. Содержание

[Хроника жизни Гёльдерлина. — Прим. «Горького»]

1807

Юстинус Кернер, который в будущем будет проявлять все более активный интерес к поэзии Гёльдерлина, в ту пору работал практикантом в лечебнице Аутенрита, и, как следует из предписаний, ему поручали следить за состоянием больного; в одном из писем в начале 1807 года он бегло описывает свои впечатления: «Господин Гёльдерлин все еще чувствует себя весьма неважно, я сегодня был у него, он говорил исключительно о некоем Con.flex и о других путаных вещах, слушая которые, я загрустил. Поэтому меня огорчает, что Вайснер так недостойно притесняет попавшего в беду человека и не признает наличие у него рассудка, присутствия которого он еще определенно не утратил».

Не совсем ясно, что обозначает термин Con.flex — именно так прочитал его Адольф Бек, расшифровывая рукописный текст письма. Если отмести версию Бека о том, что это понятие из латинской грамматики, можно подумать об искаженном написании слова Conflux, которое Аутенрит употребил в одном из своих трудов для описания безумия: «…становится ясно, что мания почти всегда возникает в результате стечения [der Conflux] психических и физиологических причин». Поскольку нам кажется маловероятным, что врач мог упомянуть этот термин в разговоре с пациентом, Conflex, по-видимому, следует считать одним из первых бессмысленных слов (вроде «паллакш» и «вари, вари»), которыми Гёльдерлин имел обыкновение удивлять своих посетителей.

Из рецензии Фридриха Вайснера на элегию Гёльдерлина «Осенний праздник» (Herbstfeier), опубликованную в «Альманахе муз» Лео фон Зенкендорфа за 1807 год: «Господин Гёльдерлин, который снова, как и прежде, и, как и прежде, тщетно изводит себя тем, что пытается передать в своих песнях невыразимое, открывает сборник стихотворением „Осенний праздник“; оно начинается так: „Еще одна радость пережита!“ Можно заметить, что господин Гёльдерлин временами спускается со свойственных ему высот. По крайней мере восклицание „Еще одна радость пережита!“ и встречающееся чуть далее выражение „Снова открыт зал и здоров сад“ куда больше тяготеют к прозе, чем к поэзии. Долина, которая „в вышине шумит растительностью“, — это бессмыслица, а где следует искать „царство песен“, куда „рискованно устремляются все связанные крылья“, известно лишь небу — и господину Гёльдерлину».

7 февраля. Из письма Зенкендорфа Кернеру: «Судьба Гёльдерлина сильно трогает меня. Как ему выжить в мире, где нет человеческих связей, заботы, где он не сможет найти для своего измученного сердца утешение и радость в дружбе? Это поистине печально: его сломили именно смертное одиночество и постоянное обдумывание одних и тех же вещей. Передайте ему от меня сердечный привет, если он еще сумеет меня вспомнить, осознать это и проявить хоть какой-то интерес. Он не знает, что несколько его стихотворений вышли в моем альманахе, поскольку когда я написал об этом Синклеру, так и не получил от него ответа».

3 мая. Гёльдерлина выписывают из лечебницы и поручают плотнику Эрнсту Циммеру и его жене, а те поселяют его у себя в доме с башней на берегу реки Неккар. «В лечебнице… ему становилось все хуже, — напишет Циммер много лет спустя. — Я читал его „Гиперион“, и тот мне невероятно понравился. Я навестил Гёльдерлина в больнице и посетовал, что настолько нечеловечески прекрасный ум обречен на погибель. Поскольку там ему больше ничем не могли помочь, советник Аутенрит предложил мне поселить его у себя: как ему представлялось, лучше места и не сыскать. Гёльдерлин всегда был большим любителем природы и до сих пор таков; из окна своей комнаты он мог видеть всю долину Неккара и Штайнаха». В этом доме поэт проведет тридцать шесть лет — до самой своей смерти.

Он жил в помещении на верхнем этаже башни, «маленьком, с белеными стенами, формой напоминавшем амфитеатр». Комната сгорела в 1875 году, после была восстановлена, но стала круглой, а не шестиугольной, как раньше, и сейчас ее можно посетить. Вид оттуда и правда потрясающий.

23 мая. Из письма Синклера Гегелю: «О Гёльдерлине я ничего не знаю, кроме того, что он лечится у доктора Аутенрида (sic) в Тюбингене. К чему это привело, мне неизвестно. В альманахе Зенкендорфа опубликовано несколько его произведений, написанных в таком же состоянии, что и сейчас; я, однако, почитаю их несравненно прекрасными, а Фридрих Шлегель и Тик, с которыми я обсуждал их в прошлом году, отозвались о них как о лучших образцах жанра среди всей современной поэзии. Дай бог тяжкая доля минует поэта — и оставит его раз и навсегда!»

13 августа. Из письма Зенкендорфа Кернеру: «Синклер недавно отправил мне пару стихотворений Гёльдерлина и с участием справляется о нем. Боюсь, он неизлечим! Выдающийся человек! Значит, он еще помнит об „Авроре“. Я действительно более четырех лет тому назад получил от него стихотворения для этого журнала — вместо прозы, которую просил мне прислать. Затем меня арестовали, и „Аврора“ прекратила существование. Гонорар мы так и не обсудили…»

Лето-осень. Согласно более позднему свидетельству Циммера, первое время у Гёльдерлина случались припадки, вероятно вследствие пребывания в лечебнице, и в эти периоды «кровь так сильно ударяла ему в голову, что он краснел как рак и казалось, будто все его задевает», после же поэт не доставлял хозяину дома никаких неудобств. «У него благородное сердце и проникновенная душа, его тело совершенно здорово, он ни разу не заболел за то время, пока жил у меня. Лицо у него красивое и правильное, я ни разу ни видел ни у кого из смертных таких прекрасных глаз, как у него… Гёльдерлин вовсе не подвержен навязчивым идеям — возможно, он развил богатое воображение в ущерб разуму».

1808

Гёльдерлину привозят пианино, он импровизирует, долго играет на нем по памяти и подпевает. Также снова начинает играть на флейте.

Из биографии Вайблингера (она написана позже, однако изложение событий вполне может относиться к 1808 году):

«Каждый день Гёльдерлина наполнен самыми обыденными делами. Утром, особенно летом, когда испытывает сильное душевное беспокойство и волнение, он встает засветло, еще до рассвета выходит из дома и бродит неподалеку во дворе. Эта прогулка обычно длится четыре или пять часов, до тех пор пока он не устанет. Он забавляется тем, что бьет платком по столбикам ограды или же рвет траву. Все, что находит, — будь то даже какая-нибудь жестянка или кусочек кожи, — он кладет в карман и оставляет у себя… Потом заходит в дом и блуждает по комнатам. Он принимает пищу в комнате и ест со знатным аппетитом; любит вино и, если бы ему приносили еще, выпивал бы больше. Он не выносит, когда после еды посуда остается в помещении даже на секунду, поэтому выставляет ее за дверь — на пол. Он хочет, чтобы в его комнате было только то, что принадлежит ему, остальное же оказывается снаружи — за порогом».

15 октября. Мать Гёльдерлина пишет завещание — в нем она выражает обеспокоенность судьбой больного сына и просит свою дочь и младшего сына: «…не принимать во внимание средства, которые понадобились вашему дорогому и участливому брату на обучение, траты на разъезды, пока он работал гувернером, и расходы во время его прискорбной болезни, поскольку я пользовалась тем, что причиталось ему по завещанию дольше, чем наследством двух других детей… Если милостивый Господь решит, что и после моей смерти сраженный недугом бедолага останется в том же плачевном состоянии, в каком ему не понадобится движимое имущество, двое оставшихся детей смогут претендовать на то, чтобы унаследовать его в равных долях, поскольку я надеюсь, что процентов, а также того годового содержания, которое он получает, в полной мере хватит, чтобы покрыть все его потребности, дабы несчастливец ни в чем не нуждался. Поэтому я обращаюсь к многоуважаемому суду и своим двоим детям с просьбой следить за тем, чтобы к средствам больного никто не прикасался: таким образом, после его смерти наследники смогут предъявить на них свои права… Прошу детей после моей смерти стать для несчастливца отцом и матерью».

29 декабря. Писатель Карл Фарнхаген фон Энзе навещает Гёльдерлина вместе с Кернером и оставляет краткое изложение этого визита, не лишенное неточностей и ни на чем не основанных толкований. «Кернер отвел меня еще к одному поэту, поэту в самом прямом смысле слова, подлинному виртуозу, которого, однако, не встретишь ни при дворе, ни на вечерних ассамблеях у Котты — только в приюте для душевнобольных. Меня потрясла новость о том, что Гёльдерлин два года живет здесь, поскольку лишился рассудка. Благородный поэт, автор „Гипериона“ и других великолепных песен, полных тоски и героизма, он также отдал в печать переводы Софокла, которые показались мне довольно вычурными, но разве что в литературном смысле, поскольку у нас не позволяется заходить слишком далеко, если не хочешь сойти с ума или же сойти за сумасшедшего. Разумеется, нет ничего крамольного в том, чтобы осуждать эту вычурность, и я задумал вывести в романе, помимо прочих персонажей, переводчика по имени Вахолдер, который бы говорил как гёльдерлиновский Софокл. Я не сделал этого по чистой случайности — и себе во благо! Сейчас меня привела бы в ужас мысль о том, что я насмехался над душевнобольным, это настоящий позор, то же самое, что избить палкой труп… Бедный Гёльдерлин! Его отдали на содержание и попечение плотнику, тот хорошо с ним обращается, гуляет с ним и, насколько то необходимо, приглядывает за ним: безумие поэта совсем не опасно, достаточно лишь не придавать слишком много внимания замыслам, которые внезапно приходят ему в голову. Он не бредит, но непрерывно говорит, следуя за своим воображением, полагает, что его окружают посетители, желающие засвидетельствовать ему почтение, дискутирует с ними, выслушивает их возражения и живо противоречит им, цитирует великие произведения, написанные им самим ранее, и те, которые пишет сейчас, показывает всю свою ученость, все владение языком и знание древних авторов, которое еще хранит в себе; временами, однако, в потоке его слов возникают оригинальные мысли и логическая связность, в остальном же это самая обычная бессмыслица. Причиной его безумия называют то жуткое время, когда он жил во Франкфурте и служил гувернером при богатом семействе. Одна чувствительная, любезная и несчастная женщина оценила исключительный ум поэта, чистую душу этого униженного и непризнанного юноши, так зародилась их невинная дружба; однако им не удалось избежать самых низких подозрений, и с Гёльдерлином обошлись жестоко — как и с его подругой, чему он сам стал свидетелем. Это разбило ему сердце. Он решил утешить свою боль, уйдя в работу над Софоклом. Издатель, опубликовавший первую часть этих переводов, не заметил, что в книге уже проступали следы того, что, к сожалению, в скором времени явственно отразилось на поведении ее автора».

[Хроника жизни вокруг Гёльдерлина. — Прим. «Горького»]

1807

7 февраля. Из дневника Гёте: «Прочитал „Оптику“ Ньютона. Бывал у его святейшества до его отъезда. После обеда пришел Фернов и принес четыре портрета. Вечером дают „Фаниску“».

23 марта. Французские войска входят в Мадрид.

29 марта. Гегель публикует «Феноменологию духа».

3 мая. Письмо Гёте Шмидту: «Через господина Гайде вы получите три произведения: „Эгмон“, „Стелла“ и „Загадка“. Надеюсь, вы сможете напечатать их». «Продолжаю работу над „Путешествием в Швейцарию“. После обеда с Ферновом и доктором Хаберле. Вечером на чай заходят Мейер, Фойгт и Фальк».

23 мая. Из дневника Гёте: «В восемь часов написал письмо тайному советнику Фойгту. Ответил на срочное. Скульптор-медальер Манфредини сделал медаль Бодони. Возможно, он же после битвы при Йене создал другую медаль, с изображением Наполеона. В десять часов начал надиктовывать новый рассказ. На завтрак ходил к Хендрику. После мы с ним и Кнебелем отправились на место Йенского сражения. Нарисовал четыре вида поля битвы».

28 мая. При Милето наполеоновская армия побеждает войска Бурбонов под командованием принца Гессен-Филипстальского.

14 июня. Наполеон разбивает русскую армию под Фридландом.

7–9 июля. Наполеон подписывает в Тильзите мирный договор с царем Александром I и королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом II.

13–14 июля. Из дневника Гёте: «К вечеру господин фон Моренхейм, секретарь русской дипломатической миссии, принес мне „Амфитриона“ Клейста. Я прочитал его и поразился, передо мной будто предстало удивительное свидетельство эпохи… Суть древней трактовки этого сюжета строилась на спутанности мыслей и расхождении их с убеждением… Ныне же Клейст отмечает в первостепенных персонажах спутанность чувств. В его драме обнаруживается ни много ни мало прочтение мифа в христианском ключе, образ Марии уходит в тень Святого духа. Так происходит в сцене с участием Зевса и Алкмены. Конец, однако, плачевный. Подлинный Амфитрион должен возлюбить Зевса за то, что тот почтил его такой честью. В остальном участь Алкмены печальна, а Амфитриона — жестока».

13 августа. На водах в Карлсбаде. «У источников в замке с советником Беккером, он рассказал мне о проекте музея Августеум и нескольких собраниях медалей… Затем встретился с князем Сольмсом: сначала у источника в замке, после у источника Терезы. Позже был у Мюллера, он привез с собой чудесные гравюры и фрагменты серой горной скалы из Лессау. Пришел с визитом Кармен: разное о Вене, местном театре и прочих подобных вещах».

28 августа. Из дневника Гёте: «В „Разбитом кувшине“ Клейста есть нечто выдающееся, и все представление создает мощный эффект присутствия. Жаль, что драма — неудобоваримый театральный жанр. Авторский дух, как ни велик его талант живо изображать события, слишком тяготеет к диалектике, и он сам обнажает это в необычной манере развивать сюжет. Если бы он справился с тем, чтобы непринужденно и умело разрешить поистине драматическую задачу, то позволил бы действию самому развиваться у нас на глазах и воздействовать на чувства… он бы сделал настоящий подарок немецкому театру».

Середина сентября. Веймарский театр нанимает на работу очаровательного тенора, подающего большие надежды.

26 октября. Из дневника Гёте: «Прочитал речь Шеллинга „Об отношении изобразительных искусств к природе“. Гулял, потом зашел к госпоже фон Штейн».

27 октября. Тайное соглашение между Наполеоном и испанским премьер-министром о разделе Португалии между Францией и Испанией.

1808

4 января. Наполеон посещает мастерскую художника Давида и любуется полотном, изображающим его коронацию.

4 февраля. Французские войска входят в Испанию, занимают Памплону и Барселону. Мюрата назначают «наместником императора в Испании».

2 февраля. Папа Пий VII отказывается примыкать к морской блокаде Англии, на которой настаивает Наполеон. Днем позже французская армия под командованием генерала Миолиса входит в Рим, и командующего провозглашают его наместником.

11 апреля. Из дневника Гёте: «С „Избирательными сходствами“ следует обращаться так же, как и с „Короткими рассказами“. Но они тут же растягиваются; эта тема слишком сильно укоренилась во мне… В полдень один. Ужинаю с Мейером… В основном говорим о „Коротких рассказах“».

2 мая. Жители Мадрида поднимают мятеж против французов, восстание захватывает всю Испанию.

7 июля. Жозеф Бонапарт, назначенный Наполеоном испанским королем, повержен мятежниками при Байлене: ему приходится уехать из Мадрида.

1 августа. Иоахим Мюрат объявлен королем Неаполя.

1 октября. Гёте в числе прочих придворных приглашают присутствовать на утренней аудиенции у императора в его покоях во дворце в Эрфурте.

2 октября. Наполеон снова вызывает Гёте в Эрфурт и принимает его за обедом в обществе Талейрана и заведующего финансами Дарю. Беседуя о том, что такое судьба в трагедии, Наполеон обращает к своему гостю такие слова: «Чего теперь хотят от нас, говоря о судьбе? Судьба — это политика!» Через несколько дней он пожалует Гёте и Виланду орден Почетного легиона.

3–17 октября. Французские войска осаждают остров Капри, еще занятый англичанами. 17 октября те сдаются. Иоахим Мюрат с целью заручиться поддержкой церкви назначает влиятельному капитулу Святого Януария (а его члены доказывают, что чудо крови Спасителя свершилось) жалование в 1600 дукатов.

14–15 октября. Гёте только что получил орден Почетного легиона и набрасывает письмо Маре, чтобы поблагодарить императора (на французском): «Ваше превосходительство, вероятно, [поймет], какое впечатление произвело на меня письмо, где сообщалось о высокой чести, которую его величество император соблаговолил оказать мне. Ваше превосходительство, прошу вас, примите же с вашей привычной добротой скромные попытки выразить мою глубокую и почтенную признательность; передайте от моего лица его величеству чувства, которые я не способен озвучить…»

На следующий день Гёте пишет Сарториусу: «Император Наполеон пожаловал мне Орден почетного легиона, царь Александр I также наградил меня знаком отличия». После этого он показал гостям посылку, которую ему только что принес лакей, — внутри лежал орден Святой Анны с блестящей звездой и на длинной широкой ленте. Он отошел, чтобы надеть награду, поскольку его вызвали ко двору на чтения (Deklamatorium).

5 ноября. Начинается военная кампания Наполеона в Испании. Маршал Сульт побеждает испанцев в битве при Гамонале и занимает Бургос.

4 декабря. Защитники Мадрида сдаются, Наполеон приказывает упразднить феодальные права и отменяет суд инквизиции. Он поручает Савари конфисковать все денежные средства и ценные предметы из серебра и золота.

29 декабря. Из дневника Гёте: «Встречался с Симоне Порцио и Генастом по театральным вопросам. В полдень был один. После обеда мы с Генастом решили продолжить работу над постановкой». Из письма Фойгту: «Благодаря доброму расположению вашего превосходительства нам удалось порадовать наших деятельных служащих в Йене». Из письма фон Мюллера: «Гёте показался мне жестким, резким и утомительным. День был пасмурный и туманный, значит, скоро оттепель!»

30 декабря. Создание пятой антифранцузской коалиции.