Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Стивен Уокер. Первый. Новая история Гагарина и космической гонки. М.: Альпина нон-фикшн, 2024. Перевод с английского Натальи Лисовой, научный редактор Игорь Лисов. Содержание
В этом первом испытательном полете у Ивана Ивановича были попутчики. Под оранжевым скафандром в полостях на его груди и бедрах располагались мыши, морские свинки, микробы и различные биологические образцы. Другие животные и образцы должны были лететь вместе с ним в отдельном герметичном контейнере внутри «Востока» — там предполагалось разместить еще 80 мышей (40 белых и 40 черных), еще несколько морских свинок, рептилий, семена растений, образцы человеческой крови, раковые клетки человека, бактерии и образцы дрожжей. В этом отдельном контейнере должна была лететь собака — еще одна бродячая дворняжка, прошедшая такой же курс тренировок, как и остальные дворняги. Эту собаку по кличке Чернушка привезли на космодром самолетом из Института авиационной и космической медицины в Москве вместе с тренером доктором Адилей Котовской — тем самым врачом, которая отвечала за занятия космонавтов на центрифуге. Такого рода многозадачность была обычной в этом институте, где грань между пациентами-людьми и пациентами-собаками легко размывалась.
Доктор Котовская привезла с собой и вторую собаку, Удачу, подвижную черно-белую дворняжку. Удача должна была чуть позже, в марте, принять участие во втором испытательном полете с манекеном. Появившись вместе с обеими собаками в аэропорту при космодроме в типично морозный февральский день, Котовская с изумлением увидела, что ее встречает сам Королев:
«На мне был какой-то тонкий беретик и совсем легкое пальтишко. Королев сказал, пожалуйста, подождите меня здесь, и принес мне из дома свой шлем, подбитый мехом шлем из мягкой кожи, свой личный шлем. По всей видимости, он очень дорожил им. Он сказал, не надо мерзнуть, наденьте его и носите. Это была наша первая встреча, и она меня поразила».
Подобно Суворову и всем остальным, Котовская, впервые увидев Ивана Ивановича, на мгновение оторопела от его жутковатой реалистичности, прорезиненной кожи, цветом напоминающей настоящую, его полных губ и «ресниц на глазах». Даже Королева не миновало то впечатление, которое эта кукла производила на всех, кто ее видел. Один из инженеров вспоминал:
«Всем было хорошо известно, что на испытательной площадке категорически запрещено курить, и уж, конечно, противоестественным выглядело наличие на ней человека, читающего художественную литературу. Как бы вопреки этим правилам часто можно было видеть „Ивана Ивановича “, сидящего в кресле с книжкой на коленях и папиросой в пальцах руки, элегантно расположенной на подлокотнике кресла. Выглядел „Иван Иванович“ в той обстановке так естественно, что был случай, когда Сергей Павлович Королев принял его за обычного испытателя и сделал руководителю работ на космическом аппарате выговор за нарушение установленного порядка, а затем, разобравшись, рассмеялся вместе со всеми».
Нужно было сделать еще одно последнее дополнение к личности Ивана, прежде чем он стал готов к запуску. Главной задачей этого полета была проверка надежности радиосвязи в момент, когда Иван отправится в свое путешествие вокруг нашей планеты. Поэтому наряду с мышами, морскими свинками и микробами еще в одной полости примерно в районе живота под уже вспучившимся скафандром Ивана был размещен магнитофон. Его единственной задачей, как признается один из инженеров «Востока», была передача по радио русских народных песен в исполнении знаменитого хора имени Пятницкого:
«Радисты требовали в качестве контрольного сигнала человеческий голос... Но что записать? Проще всего — цифровой счет, как обычно делают связисты, проверяя свои линии. Но представьте, что какие-то радиостанции на Земле, приняв случайно с борта советского спутника голос человека и не поверив официальным сообщениям, раззвонят по всему миру о том, что „русские секретно вывели на орбиту человека“!.. Нет, счет не подходил. Ну тогда песню! Поразмыслив, пришли к выводу, что песню тоже нельзя. Скажут, русский космонавт запел на орбите... И не помню, кто уж и предложил: „Давайте запишем хор имени Пятницкого!.. Очень странно было сначала глядеть на застывшую фигуру с ничего не выражающими стеклянными глазами, которая отлично поет хором!“»
Теперь полностью снаряженный, одетый и готовый Иван и его обширная свита, настоящий «Ноев ковчег», как сказал один из старших медицинских работников, были доставлены к ожидающей их Р-7 на площадке № 1, помещены внутрь «Востока» на верхушке и 9 марта ровно в 9:29 по московскому времени были запущены в ясное холодное небо казахстанской степи. Через несколько минут «Восток» вместе с бесчисленным количеством его обитателей успешно отделился от ракеты, чтобы начать свой одновитковый полет по орбите Земли, а внизу Королев и его команда ждали, когда Иван запоет.
* * *
В полутора тысячах километров к югу от Берингова пролива, на полпути между Аляской и Дальним Востоком СССР, лежит крохотный островок Шемья. Этот одинокий кусочек американской территории — чуть больше чем обломок скалы в океане — являлся, да и сегодня является, тайными глазами и ушами Америки. Там с 1950-х годов базировалась станция радиоэлектронной разведки, задачей которой было слежение за пусками советских ракет в разгар холодной войны.
Оттуда следили не только за ракетами, но и, после запуска «Спутника-1», за советскими операциями в космосе. Когда в августе 1960 года две собаки — Белка и Стрелка — наматывали витки вокруг Земли, операторы станции заметили нечто новое. В передаваемой с космического корабля информации появилось что-то похожее на телевизионный сигнал. Примитивная трансляция в диапазоне 3 МГц требовала специального декодирующего оборудования, чтобы увидеть реальную «картинку», и на это ушло некоторое время, но после того, как изображения были наконец выделены техническими аналитиками ЦРУ, на них можно было ясно увидеть двух собак внутри летящей по орбите капсулы. И когда 1 декабря на орбиту отправились еще две советские собаки, аналитики ЦРУ смогли обработать и увидеть их изображения тоже. Как и первые телевизионные изображения, они были грубыми и размытыми, но морду и передние лапы одной из собак-пассажирок можно было различить четко. Судя по черным и белым пятнам на тех немногочисленных снимках, которые ЦРУ рассекретило 34 года спустя, аналитики почти наверняка видели перед собой Пчелку — ей вместе со второй собакой Мушкой суждено было погибнуть при взрыве «адской машины» во избежание приземления за пределами СССР.
Учитывая то, что Советы, судя по всему, были близки к запуску человека в космос, ЦРУ ко времени первого запуска Ивана в марте 1961 года доработало оборудование для мониторинга, и теперь операторы могли демодулировать телевизионный сигнал и видеть пересылаемые изображения почти в режиме реального времени. Два комплекта такого оборудования были изготовлены по заказу Агентства национальной безопасности и установлены на острове Шемья и на Гавайях. И вот на острове Шемья, где еще был вечер 8 марта 1961 года — местное время отставало от московского на 13 часов, — операторы заметили на своих осциллоскопах новый телесигнал космического корабля, находящегося в этот момент где-то к западу от Аляски. На этот раз они смогли видеть изображение через несколько минут после его получения. Там опять была собака, на этот раз черная. Они видели Чернушку. Как ни странно, рассекреченные документы ЦРУ даже сегодня, через несколько десятилетий после того события, молчат о том, видели ли они также нечто похожее на довольно упитанного космоплавателя, распевающего русские народные песни сотней голосов, к тому же с закрытым ртом.
* * *
В то утро Николай Каманин покинул космодром очень рано, чтобы перелететь на 1300 км на север в Куйбышев — сегодня он называется Самара — город в излучине могучей реки Волги, примерно в том районе, где ожидалось приземление Ивана Ивановича и Чернушки. Каманин теперь не только определял режим подготовки космонавтов, оценивал результаты их экзаменов, участвовал в заседаниях государственной комиссии, контролирующей программу «Восток», и вел незаконный дневник, но и координировал работу групп по поиску и спасению спускаемого аппарата, манекена и сопровождавших его животных — еще один пример советской многозадачности. Владимир Суворов со съемочной группой присоединился к Каманину. С ним также были грозный доктор Владимир Яздовский из Института авиационной и космической медицины и Арвид Палло, недавно вернувшийся после своих новогодних приключений, связанных со спасением собак Жульки и Альфы в сибирской тайге.
У Палло нынешнее приключение, должно быть, оставляло ощущение дежавю. Сигналы из сферы «Востока» говорили о том, что спускаемый аппарат приземлился успешно и довольно близко к запланированной точке, примерно в 260 км к северо-востоку от Куйбышева. Ивана, который должен был автоматически катапультироваться на последнем этапе спуска, следовало искать где-то неподалеку. Но холодная погода и метель снова обещали превратить поиск того и другого в серьезное испытание.
Снег валил беспрерывно и не давал долететь до места вертолетом. Каманин и его спасательная команда пытались преодолеть несколько последних километров на лошадях, но лошади вязли в глубоких сугробах. Тогда они пошли пешком. К 16:00, через 14 часов после вылета с космодрома и почти через пять часов после приземления, они нашли Ивана лежащим на спине посреди снежной равнины рядом с оранжевым парашютом. Одна из его ног была неестественно подвернута. Он глядел вверх, в небо, и опять пугал всех своими немигающими глазами. Суворов снял его.
«„Иван Иванович“ не поврежден, но по спине бегут мурашки, когда смотришь, как он лежит неподвижно в снегу с неподвижным взглядом этих ненастоящих глаз и неживым лицом. Он выглядит в точности как реальный космонавт, погибший при приземлении».
Ивана погрузили на сани и отвезли в близлежащую деревню Токмак, а Каманин двинулся по полю к сфере «Востока». Инструкция предписывала дождаться прибытия на вертолете специалиста, чтобы он обезвредил бортовую бомбу, а уже потом доставать контейнер с Чернушкой. Но жуткая погода не давала надежды на появление вертолета раньше следующего дня. Каманин опасался, что Чернушка, 80 мышей, морские свинки и все остальные животные замерзнут насмерть. Как руководитель спасательной операции этот суровый, закаленный войной летчик, Герой Советского Союза, решил нарушить правила и приказал достать животных и перенести их в безопасное место. После этого команда поплелась по снегу в Токмак, где, как написал в тот вечер Каманин:
«у сельсовета собралась большая толпа колхозников и детей — всем не терпелось увидеть собачку, которая за полтора часа на высоте более 200 км облетела всю планету. Пока я разговаривал по телефону с Москвой, Владимир Иванович Яздовский успел показать сельчанам Чернушку и прочитать им самую короткую, но очень убедительную лекцию об исследовании космоса».
Что сами сельчане почерпнули из лекции грозного доктора, мы никогда не узнаем. Позже в тот вечер советское новостное агентство ТАСС сообщило новости миру, охарактеризовав полет как триумф. На следующее утро «Правда» доложила, что запуск достиг своей «основной цели», которая заключалась — это было сказано открытым текстом — в «отработке конструкции корабля-спутника и установленных на нем систем, обеспечивающих необходимые условия для полета человека». Каманин в дневнике подхватил эту же тему. «Да, одержана еще одна блестящая победа, — написал он. — Все подготовлено для полета человека в космос». Так, казалось, и было: как будто эта первая из двух генеральных репетиций — полетов с Иваном — в самом деле прошла без сучка и задоринки, несмотря на массу того, что могло отказать. Пока ставка Королева, похоже, оправдывалась. Оставался еще один тренировочный полет — и всего через две недели.
Но, когда Борис Черток, один из главных специалистов Королева по электронике, внимательно изучил послеполетные данные, он заметил в них нечто тревожное. «Восток» на самом деле состоял из двух частей: приборного отсека, включавшего в себя, помимо других систем, тормозную двигательную установку, и сферы, или спускаемого аппарата, в котором находился космонавт. После того как двигательная установка затормозит космический корабль в достаточной мере для входа в атмосферу, две его секции должны автоматически разделиться, после чего сфера начинает спускаться одна, а на последнем этапе спуска космонавт катапультируется.
Но в полете Ивана две части «Востока» не разделились надлежащим образом. Вместо этого они вошли в атмосферу связанные толстым кабельным жгутом, как два башмака шнурками. При этом они вращались и могли в любой момент столкнуться. «Окончательное разделение, — написал Черток много лет спустя, — произошло только после сгорания кабель-мачты в атмосфере». Если бы этого не произошло, Чернушка и все остальные животные — или даже космонавт — могли не вернуться на Землю живыми. Но «в суете подготовки к следующему пуску» никто не обратил особого внимания на этот отказ. И никто ничего по этому поводу не сделал. Все слишком спешили.