Истории с привидениями: «Правда, только правда и ничего, кроме правды»

Готический хоррор по субботам

Рода Броутон
«Правда, только правда и ничего, кроме правды»

Перевод, послесловие и комментарии: Анна Панафидина, Анастасия Тихвинская, Мария Якушева
Заглавная иллюстрация — Екатерина Ковальски
Редактор — Ольга Дерюгина
Перевод выполнен по электронному изданию: ‘Collected Short Stories’ by Rhoda Broughton. 2006. Digitized by Project Gutenberg Australia

* * *

Г-жа де Винт к г-же Монтрезор

Экклстон-сквер, 18
5 мая

Моя милая Сесилия!

Орест и ПиладОрест и Пилад — герои древнегреческой мифологии. Орест — сын микенского царя Агамемнона, возглавившего эллинов в борьбе за Трою. Отношения между Орестом и его двоюродным братом Пиладом стали одним из хрестоматийных примеров мужской дружбы., Юлия и КлараЮлия д’Этанж и Клара д’Орб — героини романа в письмах Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (фр. Julie ou la Nouvelle Héloïse), кузины и лучшие подруги. — разве их преданность друг другу сравнится с нашей? Можно ли вообразить себе, как Пилад, несмотря на адскую жару, какую под силу терпеть лишь âme damnéeЗдесь госпожа де Винт играет с прямым и переносным значением этого французского заимствования. Выражение âme damnée означает проклятую душу, т. е. душу грешника, которая обитает в аду. В переносном смысле употребляется для обозначения человека, беззаветно кому-либо преданного, верного раба., скачет ventre à terreСломя голову, во весь опор (фр.). на другой конец Лондона, чтобы устроить Оресту подобающий дом к открытию сезонаЛондонский сезон начинался с открытия летней выставки Королевской академии художеств в начале мая (см. дату письма) и завершался с началом охотничьего сезона 12 августа. Программа сезона являлась крайне насыщенной и включала в себя главные светские события, проводившиеся в соответствии со специальным календарем: балы, спортивные мероприятия, званые вечера и т. д. Наличие квартиры или дома в Лондоне на время сезона являлось необходимым условием участия в светской жизни. Молодые девушки использовали сезон для поиска мужа.?

Разве Клара стала бы вести любезные беседы с полусотней, да что там, с сотней комиссионеров, и все ради того, чтобы заполучить для Юлии гостиную на три окна с прелестными портьерами?

Как видишь, я намерена испросить с тебя всю причитающуюся мне по праву признательность.

Мой друг, до вчерашнего дня я и представить себе не могла, как же тесно набились мы в этот огромный чадящий улей, будто сельди в бочонок. Не волнуйся, мы немного потеснились и смогли найти место еще для пары рыбок — тебя и твоего второго «‎я», то есть твоего мужа. Но позволь рассказать тебе все с самого начала.

Иллюстрация из книги Чарльза Джорджа Харпера «Дома с привидениями; рассказы о сверхьестественном» (Haunted Houses:Tales of the Supernatural), 1924. Источник

Вчера в половину шестого вечера, когда я уже была уверена, что осмотрела решительно каждый неподходящий дом в пределах западного Лондона, так и не обнаружив ничего промежуточного между тем, что может позволить себе лишь герцог и тем, на что согласится разве какой-нибудь трубочист; когда я перещупала бесконечное число матрасов и проверила такое же количество кухонных плит и голова моя уже совершенно шла кругом, я прибыла в дом номер тридцать два по улице N в МейфэреФешенебельный район Лондона..

— ‎Фиаско за номером двести пятьдесят три, никаких сомнений, — сказала я себе, из последних сил взбираясь по лестнице. Душа моя вожделела вечернего чая, и в настроении я пребывала в самом что ни на есть прескверном. Напрасно, однако, я позволила себе предаваться недобрым предчувствиям.

Судьбе, я заметила, часто бывает угодно нам перечить и начисто опровергать наши наивные предположения. Переступив порог, я решила, что чудом перенеслась в райские кущи.

Чистенькая, как яблочко, убранная, как игрушечка, изящная, как бонбоньерка — ах, будь я более красноречива, я бы привела еще сотню подобных сравнений! Две гостиные, очаровательные, как молоденькая девушка, которая делает вид, что не замечает восторга непрошеных обожателей! Белые шторы, отделанные прелестными фестонами, а под ними розовые — моя дорогая, как же чудесно, просто до неприличия этот цвет идет к лицу — я убедилась в этом, разумеется, только ради твоей пользы, сверившись с зеркалами, коих там без малого полтора десятка. Персидские ковры, мягкие кресла и кушетки, приспособленные к любому телосложению, от Аполлона Бельведерского до мисс БиффинСара Биффен, или Биффин, — известная английская художница викторианской эпохи, рост которой составлял 94 см. Мисс Биффен появилась на свет без рук и с рудиментами ног, она писала картины, держа кисть во рту., и тысяча прочих важных мелочей, составляющих женское счастье: веера из павлиньих перьев, японские ширмы, обнаженные херувимы и декольтированные пастушки, не говоря уже о семействе фарфоровых мопсов с голубыми лентами на шеях — да только за них можно просить лишних пятьдесят фунтов в год. Преисполненная страха и трепета, я спросила о цене.

— Триста фунтов в годАрендная плата дома на Беркли-сквер (адрес вероятного прототипа дома, описанного в рассказе) в 1868 году составляла 300 гиней (315 фунтов) за сезон. Здесь у госпожи де Винт эту же сумму просят за год..

Я едва устояла на ногах. Отказываясь верить своим ушам, я несколько раз просила повторить сумму, чтобы убедиться, что не ослышалась. До сих пор это кажется мне совершенной загадкой.

Со свойственной тебе подозрительностью ты, несомненно, уже ищешь подвох: вероятно, в доме витает некий сомнительный запах или странные звуки нарушают покой парадных комнат. ‎Ничего подобного, заверила меня хозяйка, и не похоже, чтобы она кривила душой. Припомнив розовые занавески, ты, возможно, предположишь, что ранее здесь обитала дама полусветаПолусвет — от французского demi-monde. Дамами полусвета (демимонденки, фр. demi-mondaine) называли актрис, танцовщиц, элегантных куртизанок или содержанок, имеющих богатых, знатных и влиятельных покровителей.. И опять не угадаешь — последним здесь проживал пожилой и ничем не примечательный офицер, вернувшийся со службы в Индии, весьма желчный субъект с самой что ни на есть законной супругой. Долго они не задержались, что правда то правда, но, как объяснила мне хозяйка, старик был сущим ипохондриком и больше двух недель не мог оставаться на одном месте. Маловерие — твой извечный грех, не позволь ему завладеть тобой и на этот раз, а воздай лучше хвалы Святой Бригитте, ГенгульфеСвятая Генгульфа — плод воображения Броутон. Это могло быть невинной шуткой, но вероятны и другие версии. В противоположность Генгульфе святой Генгульф — не почитаемый в Англии и до XIX века практически там неизвестный — вполне реальный святой. Он считается покровителем обманутых мужей, так как принял смерть от любовника своей жены. Возможно, госпожа де Винт намекает нам на супружескую неверность своей подруги, тем более что в качестве других возможных ее покровительниц она называет Катерину Сиенскую, которая помогает бороться с искушениями плоти, и святую Бригитту — заступницу незаконнорожденных. Жена святого Генгульфа была наказана за свой грех весьма своеобразно: она лишилась дара речи и каждый раз при попытке заговорить испускала газы. Ее злоключения были описаны Томасом Ловеллом Беддоузом в скабрезном стихотворении «Новая Сесилия» (1837). Святая Сесилия считается покровительницей музыки, новая Сесилия способна порождать лишь музыку весьма определенного рода. Стихотворение было достаточно известно в то время, и, вероятно, совпадение имени госпожи Монтрезор с его названием не случайно. или Катерине Сиенской — не знаю, кто уж там является твоей покровительницей — за то, что ниспослала тебе дворец по цене лачуги и такого бесценного друга, как

преданная тебе Элизабет де Винт

P. S. Прости, что не смогу остаться в городе и разделить твой восторг, но бедняжка Арти так побледнел и исхудал после коклюша, что я хочу непременно и как можно скорее отправить его к морю, а так как я не в силах оставить его без присмотра, то и сама удаляюсь в изгнание.

Дама пишет письмо. Иллюстрация к рассказу Лео Леспэ «Зеркало» (The Mirror), публикация в журнале Стренд (Strand), 1891. – Т. 1. – январь – с. 90. Источник

* * *

Г-жа Монтрезор к г-же де Винт

улица N, 32, Мейфэр
14 мая

Дражайшая Бесси!

Почему же милый дружочек Арти не мог повременить с поправкой здоровья до августа? Я нахожу непостижимым упрямство, с которым дети всегда выбирают для своих болезней самое неподходящее время. А мы между тем обустраиваемся в нашем эдеме и внимательно осматриваем каждый его уголок, не притаился ли где-то змей, но до сих пор нам не привелось увидеть и кончика его пятнистого хвоста. В этом мире разочарованием грозит почти все, но только не дом номер тридцать два по улице N. в Мейфэре. Загадка столь удачной сделки так и осталась неразгаданной. Нынче утром я впервые отправилась на конную прогулку по Роттен-РоуРоттен-Роу — конный маршрут в Гайд-парке, существующий с конца XVII века. В XVIII веке стал местом встреч лондонского высшего света. Дамы отправлялись на прогулку по Роттен-Роу, чтобы повидаться с многочисленными знакомыми и продемонстрировать навыки верховой езды.; лошадь вела себя несколько беспокойно — ах, боюсь, выдержка моя уже не та, что прежде. Сколько знакомых я повстречала! Помнишь ли ты Флоренс Уотсон, которая в прошлом году щеголяла копной рыжих волос? Так вот, копна никуда не делась, но стала черной, как смоль. И на что только не пойдут некоторые, лишь бы привлечь внимание к своей персоне, не правда ли?

Флоренс Уотсон. Иллюстрация «Воскресное утро у Стенхоуп-гейт» (Sunday Morning near Stanhope Gate) из книги Чарльза Даны Гибсона «Лондон глазами Чарльза Даны Гибсона» (London as seen by Charles Dana Gibson), 1897. Источник

На будущей неделе к нам приезжает Адела, чему я весьма рада. Мне порядком наскучили одинокие послеобеденные поездки; к тому же я всегда думаю, что не пристало молодой женщине разъезжать в брогамеБрогам (также брум) — легкий и маневренный экипаж, названный по имени его изобретателя лорда Брогама. в одиночестве, да и на пару с собакой тоже. Мы разослали карточки за две недели до прибытия, и от визитеров уже нет отбоя. И это при том, что целых два года мы были оторваны от цивилизации, а лондонское общество славится короткой памятью. Так что, думаю, дела наши пойдут весьма неплохо. В воскресенье ко мне заезжал Ральф Гордон; он поступил в гусары и служит в N-ском полку. В какого славного юношу он превратился! Очень хорош собой, как раз в моем вкусе: статный, светловолосый и без бакенбардов. А то ведь большинство мужчин теперь стараются походить не то на мартышек, не то на скотч-терьеров. Я всерьез вознамерилась по-матерински опекать его. Мода совсем не изменилась: платья совершенно неприлично подчеркивают все изгибы, а юбки в ходу сплошь укороченные. Прости, но я их ненавижу. Высокие дамы выглядят в них дылдами, а невысокие совершенно теряются. Кто-то постучал! Слово «покой» можно смело вычеркивать из лондонского лексикона.

Любящая тебя Сесилия Монтрезор

* * *

Г-жа де Винт к г-же Монтрезор

отель Лорд Уорден, Дувр
18 мая

Милая Сесилия!

Как видишь, я собираюсь посвятить тебе не больше одного листочка. Виной тому не отсутствие времени — Бог свидетель, времени здесь в избытке, — а совершенное отсутствие мыслей. Мой ум не настолько развит, чтобы породить сколько-нибудь оригинальную мысль; все мои мысли — следствие внешних явлений. Жизнь здесь мало располагает к глубоким размышлениям — я провожу свои дни, орудуя в песке деревянной лопаткой и поглощая креветки. Таковы мои обязанности; отдохновение же мое состоит в прогулках на пирс, куда я хожу встречать пассажирское судно из Кале. Несчастному всегда в утешение встретить еще большего страдальца, нежели он сам: пусть я изнываю от скуки и безделья и чувствую себя вялой тряпичной куклой, по крайней мере я не мучаюсь морской болезнью. Как удивительно хорошо становится на душе при виде посиневших, зеленых и желтых лиц моих братьев и сестер во Христе, бредущих мимо с несчастным видом. Здешний ветер дует беспрестанно с такой силой, что вихрь, сокрушивший обитель ИоваСатана напустил на Иова ветер сокрушительной силы, разрушивший его дом. «И вот, большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли» (Иов, 1:19)., по сравнению с ним показался бы майским ветерком. Для покорения окрестных вершин самому генералу ВольфуГенерал Вольф — главнокомандующий британскими войсками в битве за Квебек в 1759 году. Речь идет о маневре, в результате которого солдаты Вольфа проникли в лагерь противника, взобравшись по крутому утесу (Авраамовы высоты). не достало бы упорства и отваги — разве сравнятся с ними жалкие Авраамовы высоты? Кругом эти ослепительно белые дома, ослепительно белые дороги, ослепительно белые утесы. О, как я непатриотична в своей ненависти к меловым скалам Альбиона! Отсылаю тебе этот скучный отчет — чтобы заполнить своим ворчанием две скромные странички, мне, стыдно признаться, пришлось писать крупными буквами. Как бы я хотела оказаться на месте этого письма и устремиться в мой дорогой, прекрасный, гадкий Лондон. Думаю, что даже Мадам де Сталь не тосковала так о Париже в тенистых садах КоппеБаронесса Анна Луиза Жермена де Сталь-Гольдштейн — французская писательница, публицист. За публичное противостояние Наполеону была выслана из Франции, с 1803 по 1814 год находилась в эмиграции в Швейцарии, в Коппе, где держала салон..

Твоя безутешная Бесси

* * *

Г-жа Монтрезор к г-же де Винт

улица N, 32, Мейфэр
27 мая

Ах, дражайшая Бесси, как бы я желала уехать из этого страшного-престрашного дома! Прошу тебя, не сочти меня совсем уж неблагодарной после того, как ты взяла на себя все эти хлопоты, чтобы подарить нам, как тебе казалось, настоящий рай на земле.

Разумеется, ни одна живая душа в этом мире не смогла бы предугадать или предотвратить того, что произошло. Дней десять назад ко мне зашла моя камеристка Бенсон — на ней лица не было — и сказала:

— С вашего позволения, мэм, известно ли вам, что в этом доме живет привидение?

Я вздрогнула — ты ведь знаешь, какая я трусиха:

— Боже праведный, нет! Это правда?

— Мэм, видимое дело, так и есть, — и лицо ее приняло столь скорбное выражение, словно бы она была на поминках.

Она рассказала, что утром кухарка закупала провизию в лавке по соседству, а бакалейщик, услышав адрес, по которому следовало доставить купленное, как-то нехорошо улыбнулся и сказал:

— Дом номер тридцать два по улице N? Хм, интересно, долго ли вы там продержитесь, последние жильцы съехали через полмесяца.

Вид у него при этом был такой странный, что кухарка поинтересовалась, о чем это он толкует.

— Да так, ни о чем, — ответил он, — только вот в доме номер тридцать два надолго не задерживаются.

Ему известно о случаях, когда жильцы покидали дом, едва поселившись, и за последние четыре года никто не прожил в нем дольше месяца. Изрядно обеспокоенная услышанным, кухарка, разумеется, попыталась выяснить причину, однако бакалейщик отказался отвечать — раз уж она сама ничего такого не заметила, то лучше в это дело не лезть, а то еще тронется умом от страха. После долгих и настоятельных расспросов он нехотя признался, что у дома дурная слава и потому владельцы были рады сдать его за бесценок. Ты знаешь, как твердо я верю в существование привидений и какой невыразимый ужас перед ними испытываю. Полагаю, у меня бы достало смелости противостоять чему-то материальному, осязаемому, тому, что можно пощупать, что состоит из той же плоти и крови, что и я. Однако сама мысль о встрече один на один с бесплотным мертвецом доводит меня до умопомрачения. Когда вернулся Генри, я все ему рассказала, но он принялся насмехаться надо мной и всей этой историей: мол, неужели мы должны покинуть прекраснейший дом в Лондоне в самый разгар сезона только лишь из-за слухов, которые распускает какой-то бакалейщик. Все лучшее в этом мире хоть раз да навлекало на себя дурную славу. К тому же у этого лавочника мог быть резон наговаривать на дом: а вдруг он старался ради какого-нибудь знакомого, который крайне заинтересован в заманчивом расположении и низкой ренте? Генри так потешался над моими «детскими страхами», что ему удалось даже пристыдить меня, однако не могу сказать, что я совсем успокоилась. Затем началась обычная для Лондона светская суета, когда успеваешь подумать только о сиюминутном: что сказать, как поступить, — а на остальное совсем не остается времени. Вчера мы ждали Аделу, и утром как раз пришла из дома корзина с цветами, фруктами и овощами, которую мы получаем каждую неделю. Я всегда сама составляю букеты: прислуга совершенно лишена вкуса. Так вот, занимаясь цветами, я вдруг подумала, что было бы неплохо устроить гостье приятный сюрприз и поставить одну из ваз с розами и резедой на ее туалетный столик — ты знаешь, как Адела любит цветы. Еще когда я спускалась вниз, я видела, как в отведенную для Аделы комнату вошла горничная со свежими простынями — молодая круглолицая деревенская девушка. Я медленно поднялась по лестнице, стараясь не расплескать воду в вазе, повернула ручку двери и вошла в спальню, не сводя глаз с букета, — хотела убедиться, что донесла его невредимым. Внезапно я ощутила странную дрожь и, испугавшись, сама не знаю чего, подняла глаза. Девушка застыла около кровати, в страшном напряжении сцепив руки, слегка подавшись вперед; в широко распахнутых глазах, которые, казалось, вот-вот вылезут из орбит, читался непередаваемый ужас.

Безумная служанка. Иллюстрация к рассказу Пола Хейза «Служанка из Треппи» (The Maid from Treppi), публикация в журнале Стренд (Strand), 1891. – Т. 1. – январь – с. 61. Источник

Ее щеки и губы не просто побледнели — они отливали сизым, как у мертвеца, покинувшего этот мир в страшных муках. Вдруг губы ее дрогнули, и она просипела не своим голосом: «О Боже! Я видела... Видела!» — после чего с грохотом колодой повалилась на пол. На звук, который слышен был во всем доме благодаря тонким стенам и полам, обычным для лондонских особняков, прибежала Бенсон, и вместе мы смогли уложить девушку в постель. Мы попытались привести ее в чувство, растирая ступни и ладони и поднося к носу крепкие нюхательные соли, а сами то и дело оглядывались, страшась узреть жуткое призрачное видение. Она не приходила в себя два долгих часа. Тем временем Гарри вернулся из клуба. Когда привести ее в чувство наконец удалось, нас ожидало ужасающее открытие: горничная бесповоротно утратила рассудок. Она пришла в страшное волнение, и удержать ее в постели удалось лишь совместными усилиями Гарри и Филлипса (нашего дворецкого). Разумеется, мы тотчас послали за доктором, и вечером, когда она немного поутихла, он нанял экипаж и перевез ее к себе. Он только что снова заходил и сообщил, что сейчас она ведет себя спокойно, но лишь потому, что выбилась из сил, рассудок же к ней так и не вернулся. Мы, конечно, понятия не имеем, что она увидела, а ее буйный бред, бессвязный и бессмысленный, никак не проливает света на произошедшее.

Дорогая, я знаю, ты простишь мне этот сумбурный рассказ, я слишком глубоко потрясена и огорчена случившимся. Думаю, ты уже поняла, что я ни за что на свете не позволю Аделе остановиться в этой жуткой комнате. Когда я оказываюсь рядом с ее дверью, меня бросает в дрожь, и я поспешно пробегаю мимо.

Твоя несчастная Сесилия

* * *

Г-жа де Винт к г-же Монтрезор

отель Лорд Уорден, Дувр
28 мая

Дорогая Сесилия!

Только что прочитала твое письмо, это просто ужасно! Но все же, должна признаться, я не уверена, что всему причиной дом. Ты знаешь, я ведь ему сродни крестной матери и считаю себя в ответе за его благопристойное поведение. Может ли быть, что у девушки просто случился припадок? Почему бы и нет? У меня есть кузен, подверженный всякого рода припадкам, и каждый раз во время приступа тело его деревенеет, глаза стекленеют и приобретают застывшее выражение, а лицо принимает сизый оттенок, все в точности как ты описала. Но если даже это был и не припадок, не могла ли она страдать умопомешательством? Прошу тебя, проверь, не было ли у нее в семье душевнобольных? Скорее всего, так и есть, сейчас много подобных случаев, с каждым днем все больше. Ты ведь знаешь, я совершенно не верю в призраков. Я убеждена, что, если бы их удалось вывести на свет божий, в большинстве своем они оказались бы такой же мистификацией, как прославленный призрак с Кок-ЛейнИстория коклейнского призрака получила широкую известность в XVIII веке. В доме на улице Кок-Лейн якобы обитал призрак некогда проживавшей там и умершей от оспы Фанни Лайнс, который получил прозвище Царапающая Фанни. Сообщения о призраке впоследствии были признаны мошенничеством, виновные понесли наказание.. Но даже если рассуждать отвлеченно и признать возможность, нет, безусловный факт существования призраков, то как допустить, что нечто настолько жуткое, внушающее такой ужас, способное в один миг лишить разума здравомыслящего человека, могло оставаться незамеченным после трех недель пребывания в доме? Если твоя гипотеза верна, все твои домочадцы уже давно должны были потерять рассудок. Заклинаю тебя, не поддавайся панике, для которой, возможно, и даже, наверное, не окажется ни малейших оснований. О, как бы я желала оказаться рядом с тобой и убедить тебя прислушаться к голосу разума!

Арти теперь просто обязан стать утешением моей старости — только так он сможет расплатиться со мной за все тяготы, которые мне пришлось перенести из-за его коклюша. Прошу, тотчас же напиши мне и расскажи, как дела у нашей бедной больной. Ах, если бы у меня были крылья голубки! Я не смогу найти себе места, пока не получу от тебя весточки.

Твоя Бесси

* * *

Г-жа Монтрезор к г-же де Винт

Болтон-стрит, 5, Пикадилли
12 июня

Дражайшая моя Бесси!

Как ты сейчас узнаешь, мы покинули этот жуткий, ненавистный, роковой дом. Как же я жалею, что мы не бежали оттуда раньше! О, Бесси, дорогая, даже если я доживу до ста лет, мне уже никогда не стать прежней. Постараюсь собраться с мыслями и рассказать обо всем по порядку. Сначала новости о горничной: теперь она в больнице для умалишенных, и состояние ее не изменилось. Несколько раз ее сознание прояснялось, и тогда ее подробно и настойчиво расспрашивали о том, что она видела, но все тщетно — из нее невозможно вытянуть ни слова: в ответ на все вопросы она лишь дрожит, стонет и закрывает лицо руками. Три дня назад я навещала ее, а вернувшись домой, прежде чем переодеться к ужину, устроилась в гостиной, чтобы отдохнуть и рассказать Аделе о своем визите в больницу, — и тут к нам заглянул Ральф Гордон. Вот уже десять дней подряд он заходит к нам, и каждый раз при его появлении Адела, бедный птенчик, заливается румянцем и светится от счастья. На этот раз наш дорогой друг был особенно хорош собой, он только что вернулся с прогулки в парке: сюртук сидел как влитой, на руках лавандовые перчатки, в петлице гардения. Он пребывал в превосходном расположении духа, и новость о том, что в припадках Сары виноват призрак, встретил с не меньшим скептицизмом, чем ты.

— Прошу вас, госпожа Монтрезор, позвольте мне сегодня переночевать в этой комнате, — горячо и настойчиво попросил он. — Не гасите свет, дайте мне кочергу, и я изгоню любого демона, который осмелится показать свою мерзкую физиономию; меня не испугают даже семь очень злобных феечек, сидящих на скамеечкахРальф ссылается на известный детский стишок «Маленькие феи» (Three Little Ghostisses), который приводится здесь в переводе С. Я. Маршака..

— Вы, верно, шутите? — спросила я, не веря своим ушам.

— Шучу? Отнюдь, — твердо сказал он. — Это доставит мне огромное удовольствие. Ну что, согласны?

Адела побледнела.

— О, не нужно, — торопливо произнесла она. — Прошу вас, не стоит; зачем так рисковать? Откуда вам знать, что вы тоже не потеряете рассудок?

Он от души рассмеялся и слегка покраснел от удовольствия — ему было приятно ее беспокойство.

— Не бойтесь, — сказал он. — Довести меня до безумия не сможет и целый эскадрон мертвецов с самим дьяволом во главе.

Он был так решителен, так настойчив и преисполнен такой готовности действовать, что я, хотя и с большой неохотой, наконец поддалась на его уговоры. Голубые глаза Аделы наполнились слезами, и, дабы их никто не увидел, она спешно удалилась в оранжерею и принялась обрывать листья гелиотропа. Так или иначе, Ральф добился своего; ему очень трудно было в чем-либо отказать. Мы отменили все свои планы на вечер, точно так же поступил и Ральф. Он приехал около десяти часов со своим сослуживцем, капитаном Бертоном, которому не терпелось узнать, чем закончится этот эксперимент.

Мужчина поднимается по лестнице. Иллюстрация Генри Кина к книге Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» (Portrait of Dorian Gray), 1925. Источник

— Позвольте мне сразу пройти наверх, — сказал он, преисполненный радостного воодушевления. — Уже и не припомню, когда я в последний раз был в таком хорошем настроении; новые впечатления — роскошь, которую позволишь себе не каждый день; зажгите газовые лампы как можно ярче, принесите добрую кочергу, а в остальном положитесь на Провидение и на меня.

Мы сделали, как он просил.

— Все готово, — сказал Генри: он выполнил все указания и спустился вниз. — В комнате светло, почти как днем. Ну что ж, старина, удачи!

— Прощайте, мисс Брюс, — Ральф подошел к Аделе, взял ее руку и шутливо, но в то же время с чувством, сказал: — Прощай, и если навсегда, то навсегда прощайНачало стихотворения Байрона «Прощай» (Fare thee well) из цикла «Стихи о разводе» (Poems of separations, 1816). Русскому читателю эти строки могут быть знакомы из эпиграфа к восьмой главе «Евгения Онегина».. Это мои последние слова и исповедь.

— Теперь слушайте внимательно, — обратился он ко всем нам, остановившись у стола. — Если я позвоню один раз, не приходите. Я могу сгоряча схватить колокольчик; но если я позвоню дважды, поднимайтесь ко мне.

Затем он взлетел по лестнице, перепрыгивая по три ступеньки за раз, что-то напевая себе под нос. Мы тем временем расположились в гостиной, прислушиваясь к малейшему звуку; каждый по-своему погрузился в ожидание. Поначалу мы пытались поддерживать разговор, но вскоре оставили эту затею, целиком обратившись в слух. Тиканье часов было подобно звону церковного колокола прямо над ухом. Адди лежала на кушетке, зарывшись лицом в подушки. Мы просидели так ровно час, но тянулся он как два года; едва часы начали бить одиннадцать, отчетливое и пронзительное «дзинь» прокатилось по всему дому.

— Идемте же, — Адди вскочила с места и бросилась к двери.

— Идем, — взволнованно отозвалась я, следуя за ней.

Но капитан Бертон преградил нам путь.

— Нет, — решительно сказал он. — Еще не время; ведь Гордон нам не велел входить, если он позвонит один раз. Я хорошо его знаю: он терпеть не может, когда не выполняются его распоряжения.

— Какая чушь! — с жаром закричала Адди. — Он бы ни за что не позвонил, если бы не увидел что-то ужасное; дайте же нам пройти! — она в отчаянии заломила руки.

Я видел это. Иллюстрация Б.Е. Миннза из книги Кейт О'Брайен Причард «Привидения: из пережитого Флэксменом Лоу» (Ghosts: being the experiences of Flaxman Low Haunted Houses:Tales of the Supernatural), 1899. Источник

Но все ее мольбы были тщетны, и мы вернулись на свои места. Еще десять минут томительного, почти невыносимого ожидания: к горлу подкатывал ком, я едва могла дышать; всего десять минут отмерили часы, но наши сердца отстучали сотни тысяч лет. И опять звон колокольчика: внезапный, громкий, отчаянный! Мы одновременно бросились к двери. За доли секунды мы взлетели по ступеням. Адди была первой. В спальню мы ворвались почти одновременно. Он стоял посреди комнаты, неподвижный, оцепеневший, а на его молодом, некогда светившемся отвагой лице, застыло все то же знакомое мне выражение — жуткого, неописуемого страха; о, этот взгляд будто огнем выжжен у меня на сердце!

Он простоял так еще мгновение, затем вытянул вперед каменеющие руки, издал ужасный хриплый стон:

— О, Боже, я видел... Видел! — и упал замертво.

Да, замертво. Нет, это был не обморок и не припадок, он умер. Напрасно мы пытались вернуть к жизни его сильное молодое сердце, оно уже не будет биться до тех пор, пока земля и море не отдадут мертвых, которые были в них«Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим» (Отк. 20:13).. Я уже не вижу письма из-за пелены слез, застилающей мне глаза; он был таким славным юношей! Сегодня я больше не в силах писать.

Твоя убитая горем Сесилия

Эта история — сущая правда.

Убитая горем Сесилия. Иллюстрация «Да или нет» (Yes or No) из книги Чарльза Даны Гибсона «Книга Гибсона» (The Gibson Book, Vol.II) Charles Dana Gibson), 1906. Источник

* * *

Об авторе

Рода Броутон (Rhoda Broughton) родилась в 1840 году в Северном Уэльсе в семье священника. Образованием ее занимался отец, уделяя особое внимание поэзии, английской литературе, древнегреческому языку и латыни. После смерти родителей Броутон жила у своих сестер в разных частях Великобритании. Первый роман писательницы «Не умно, но очень хорошо» (Not too Wisely but Too Well) был опубликован в «Вестнике Дублинского университета» (Dublin University Magazine) при содействии признанного мастера готического рассказа Шеридана Ле Фаню, с которым Броутон состояла в родстве по материнской линии. Он также выступил редактором рукописи. До 1872 года она писала под псевдонимом «автор „Взращенной как цветок”» (The Author of ‘Cometh Up as a Flower’), и многие современники полагали, что за этим псевдонимом скрывается писатель-мужчинa.

Портрет Роды Броутон. Фотография Александра Бассано. Источник

Крупную прозу Броутон относят к жанру сенсационного романа. Из-за откровенных описаний женской сексуальности публичные библиотеки долгое время отказывались держать ее книги, тем не менее она пользовалась популярностью среди широкого круга читателей: от исследователей Арктики до премьер-министра Великобритании Уильяма Гладстона.

В 1870 году Броутон переехала в Оксфорд, где поначалу была холодно принята местным обществом. Однако со временем писательница завела дружбу с Томасом Харди, Энтони Троллопом, Генри Джеймсом и другими именитыми современниками. Броутон была известна своим острословием, перед которым отступал сам Оскар Уайльд: в 1880 году она создала язвительную пародию на писателя в романе «Зерна сомнения» (Second Thoughts).

В 1890 году Броутон на некоторое время переехала в Лондон, где на пике творчества написала свои лучшие романы: «Проба пера» (A Beginner, 1894) и «Дорогая Фаустина» (Dear Faustina, 1897). Последние двадцать лет жизни она провела в Оксфорде и не прекращала писать до самой кончины в 1920 году.

Несмотря на то, что при жизни Броутон не считали серьезным автором, ее современник, литературный критик Глисон Уайт написал в 1892 году: «В будущем историки английской литературы викторианского периода отнесутся к ее творчеству с бóльшим вниманием, чем современные критики». Его слова оказались пророческими. Сегодня произведения Броутон привлекают интерес широкого круга литературоведов и исследователей; они изобилуют описаниями быта и нравов викторианской эпохи и являются прекрасным источником сведений об этом периоде жизни Англии.

Рассказ «Правда, только правда и ничего, кроме правды» (The Truth, the Whole Truth, and Nothing but the Truth) был впервые опубликован в 1868 году в журнале «Темпл Бар» (Temple Bar). В 1873 году он вошел в состав сборника «Истории в сочельник» (Christmas Eve Storiеs), который в 1879 году был переименован в «Сумеречные рассказы» (Twilight Stories) и под этим названием выдержал несколько переизданий.

Описываемые в рассказе события во многом перекликаются с лондонской городской легендой о доме № 50 на Беркли-сквер в Мейфэре. В 1880 году журнал «Записки и вопросы» (Notes and Queries) по просьбе читателей провел собственное расследование, а в 1881 году опубликовал письмо Броутон, в котором она утверждала, что любые совпадения случайны. Дом № 50 по-прежнему пользуется дурной славой и входит в программы экскурсий по загадочным местам Лондона. Легенда нашла свое отражение и в современной поп-культуре: дом № 50 появляется в видеоигре «Кредо убийцы: Синдикат» (Assassin’s Creed Syndicate).

Название рассказа и его эпистолярная форма отсылают нас к дискуссии между спиритуалистами и скептиками, развернувшейся в викторианскую эпоху на страницах прессы (журнал «Темпл Бар», в котором впервые опубликовали рассказ, был платформой скептиков).

Стремительный прогресс науки в викторианскую эпоху ставит под сомнение незыблемость библейских истин. Прежний формат духовной жизни в рамках традиционной церкви не позволяет викторианцам найти ответ на вечные вопросы, и спиритуализм становится средством разрешения противоречий между наукой и религией. Эти тенденции проявляются и в литературе: особую популярность приобретают истории о сверхъестественном.

Для спиритуалистов очень важны эмпирические доказательства существования призраков — это придает их позиции научное обоснование. Порой они чувствуют себя как истцы на судебном разбирательстве, где их задача — убедить в своей правоте суд общественности, который примет решение в их пользу только при наличии очевидных улик. Это находит отражение в языке и метафорах, используемых участниками дискуссии. Судебную терминологию применяет в 1848 году Диккенс — в прошлом судебный репортер — в рецензии на нашумевшую книгу Кэтрин Кроу «Ночная сторона природы, или Призраки и способные их видеть» (Night Side of Nature or Ghosts and Ghost Seers): «Г-жа Кроу <...> призывает (для защиты своих аргументов) достоверных свидетелей в суд и громоздит одни показания на другие, пока у присяжных волосы не встают дыбом...». Цитата из судебной присяги, которую Рода Броутон использует в качестве названия для своего рассказа — еще один пример использования судебной лексики в споре о сверхъестественном.