Йосс «Гость из другого завтра»

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Йосс

Гость из другого завтра

Перевод с испанского Маши Малинской

* * *

Троим или четверым агентам, которые с конца восьмидесятых усердно пытались завербовать меня в осведомители.

А особенно тем, которые трезво оценили эту идею и отвергли ее за бесперспективностью.

От всего сердца благодарю вас за реалистичный взгляд на вещи.

Первым делом должен предупредить вас: верить мне не стоит.

Тому есть три причины.

Первая: говорят, все мы, кубинцы, врем. Говорят, реальность для нас — лишь сырье для разных любопытных историй, в которых мы становимся главными или второстепенными персонажами, героями или жертвами.

Вторая: говорят, все мы, писатели, тоже врем. Только называем это сочинительством. Так мы и зарабатываем себе на жизнь. Или, по крайней мере, благодаря этому мрем от голода с определенным достоинством — а это совсем не то же самое, что без него.

Ну и по тому, как я ловко ввернул первое лицо множественного числа, вы наверняка уже догадались, что я кубинец и писатель, то есть, если вкратце, вдвойне специалист по очковтирательству.

Но есть и третья причина: пожалуй, я в этом деле даже тройной специалист. Потому что пишу фантастику. Я не стану приводить здесь свое резюме, скажу лишь, что меня издавали в нашей стране и за рубежом, что получил не одну премию и довольно известен под своим творческим псевдонимом. Да-да, под этим самым: Йосс.

А если на это вы скажете, что у меня, должно быть, не слишком много конкурентов, я вам напомню, что даже в том, чтобы зваться лучшим польским тимбалеро [1] или чемпионом Папуа-Новой Гвинеи по кубинскому домино, есть своя заслуга.

Ах да, и еще: если я часто пишу о монстрах, галактических империях и путешественниках во времени, это вовсе не значит, что меня каждую неделю навещают марсиане либо Чужой, или что вместо шевроле 50-х годов я ловлю на улице летающую тарелку, или что я умею предсказывать будущее.

Давайте-ка сразу проясним: меня ни разу не похищали зеленые человечки и путешествовать во времени я не умею. К сожалению, такого рода пояснения необходимы. Почему-то авторов детективов обычно не спрашивают (по крайней мере, при свидетелях), не случалось ли им в последнее время похитить бриллиант или убить кого-нибудь, а вот нам, фантастам, то и дело задают подобные вопросы…

Что ж, дело сделано, я вас предупредил. А кто предупрежден, тот вооружен. Ну это, конечно, как сказать: вооружены должным образом обычно командиры, а солдаты воюют чем дадут и мрут, хоть предупреждай их, хоть нет, на то они и солдаты.

Но не будем отвлекаться — по крайней мере, не прямо сейчас.

Сейчас, уяснив все это, можете читать дальше — я уже почти что начал свой рассказ.

Но помните: это всего лишь рассказ, ясно? Чистой воды вымысел. А вымысел, сами знаете, не следует принимать всерьез. Договорились?

А вообще-то, конечно же, я все это время рассчитывал, что вы меня не послушаете и не бросите читать, так что приступаем.

* * *

Для начала — предыстория, чтобы ввести вас в курс дела.

Все началось с того, что… нет-нет, не пугайтесь, я не стану начинать с падения Берлинской стены, или с победы Кубинской революции, или даже с открытия Кубы, или с Большого взрыва. Возвращаться так далеко нам ни к чему. И потом, это наводит тоску.

Кстати говоря: этот конкретный рассказ было бы любопытно начать с победы Революции, но он тогда вышел бы чересчур длинным. Так что вернемся всего лишь на месяц назад.

Был вечер четверга, я только-только закончил черновик статьи на весьма популярную нынче тему: является ли использование кубинского флага и другой патриотической символики в одежде, видеоклипах и т. д. неуважением к государству.

Отбросим скромность: в статейке я показал себя бунтовщиком и ниспровергателем авторитетов. В общих чертах я писал, что флаг, гимн, герб и даже птица токороро и цветок марипоса принадлежат всем кубинцам в равной степени, и если кто-то так гордится ими, что хочет предъявить миру, то я не возражаю. Разве не поступают так же британцы, китайцы, американцы и другие — и никто не возмущается. Хотя сам я под страхом смерти не напялил бы футболку с нашим флагом…

Именно поэтому мой подход казался мне особенно благородным. «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать» [2] — разве это не один из главных принципов демократии? Демократия — какое же это противоречивое слово на Кубе после 1959 года…

И тут — резкий диалектический скачок! — я переходил к обличению лжепатриотов, которые присвоили себе такие национальные символы, как Хосе Марти, флаг и гимн, а теперь пытаются запретить инакомыслящим их использовать. А ведь это, по крайней мере в идеологическом смысле, самая натуральная диктатура…

Так вот, перечитывая это место, я притормозил и принялся размышлять, не перегнул ли я палку и не указал ли пальцем чересчур явно на… сами знаете что. Не прикидывайтесь дурачками. Когда на Кубе заходит речь о диктатуре, все понимают, что имеется в виду, — и я сейчас не про Батисту или Мачадо [3].

Я задумался, не будет ли такая прямота чрезмерной. Как говорят, играй, да знай меру. А если я возьму и укажу пальцем на сами знаете кого, мою статью (между прочим, она мне до сих пор кажется стоящей) не опубликуют не только в «Хувентуд Ребельде» или в «Гранма» (не стоит и мечтать, что мое непочтительное имя появится в столь ортодоксальных изданиях!), но и на Cuba On, La Jiribilla и на других сайтах, которые считаются более открытыми для дискуссий, по крайней мере для дискуссий под наблюдением.

Так вот, с болью в сердце я уже выделил этот абзац курсором, чтобы удалить, как вдруг у меня над ухом отчетливо прозвучало:

— Не надо, Йосс, оставь его. Я как раз за этим пришел.

Блин, я чуть не обосрался.

Сказать, что я, подпрыгнув от ужаса, разбил себе голову о потолок, было бы преувеличением. Но только потому, что тут, в квартирке моей жены, потолок у нас подвесной: делит квартиру на два этажа. Так что я просто проломил башкой лист гипсокартона.

Тссс! Жена моя об этом не знает. На следующий день, как подобает хорошему мужу, я сходил в хозяйственный магазин и купил новый на замену, дорогущий, конечно же. Но это мне еще, можно сказать, повезло: у них нашелся такой, как я искал, причем всего один.

Но я не хочу отклоняться от темы, а это все было потом, так что забудьте, не так уж это и важно.

А важно то, что я сидел у себя дома, совершенно ошарашенный, и трясся. В шортах и шлепках, без рубашки, на голове пучок… а напротив — этот парень.

Да, именно парень: ему и тридцати не было.

Помимо возраста, мое внимание привлекли две вещи.

Во-первых, какого хера он тут делает? И как он вообще сюда попал?

Мы с супругой и ее сыном живем на улице Конкордия. Нет, это вы путаете, это еще район Пласа и Ведадо, хоть и граничит с районом Центральная Гавана. Вход в дом — возле служебного входа в кооперативный ресторан «Эль-Бики»; он открылся всего пару лет назад и уже приносит владельцам кучу денег, почище алмазного месторождения во дворе, хотя еда у них так себе, а в пекарне посетителей обслуживают со скоростью и сноровкой хромой улитки.

Нашу квартирку друзья зовут Башней, потому что она на третьем этаже высокого здания — не просто высокого, а высоченного. Как будто не третий этаж, а пятый. Без лифта. А кроме такого подъемчика — у непривычных аж дух захватывает, — в доме у нас еще две решетки: одна внизу лестницы — запирается на ключ, а вторая уже у нас наверху — там висячий замок. В общем, попасть к нам в квартиру непросто.

Ну ладно, допустим, сам я, когда сижу дома, верхнюю решетку обычно не запираю. Но как же этот тип просочился через нижнюю, которая на лестнице? Вы бы слышали, как она скрипит, когда открываешь или закрываешь дверь. Надо бы ее смазать. А может, и не стоит: если залезут воры, сработает как сигнализация.

А может… я выглянул в окно. Может, этот загадочный гость — из бригады промышленных альпинистов Сэма-Растамана? Они же нам красят фасад — и загребают безумные деньги, конечно же, в куках [4].

Но нет. В прошлый четверг один из этих ребят случайно носком ботинка задел клемму трансформатора под высоким напряжением, и его отправили в реанимацию больницы «Калисто Гарсия» с ожогами третьей степени. С тех пор Сэма и его ребят у нас видно не было. Я выглянул наружу: даже веревки с крыши не свисали.

Что ж это тогда за парень? Ниндзя-самоучка, карибский троюродный братец Человека-паука?

И вторая деталь, которая привлекла мое внимание: он был не в черном, и ни капюшона тебе, ни костюма из спандекса в стиле Марвела или DC.

Прикид у него был самый что ни на есть обыкновенный: клетчатая рубашка — моя покойная бабушка называла такие ковбойками. Обыкновеннее не бывает, у всех у нас такая есть. И прямые джинсы, не трубы, которые носят рокеры (поправочка: которые носим мы; хэви метал форева!), не с низкой проймой и коротенькими штанинами — таким обычно страдают любители реггетона. И наконец, низкие ботинки с довольно-таки потрепанными молниями по бокам.

Тут я вдруг разом успокоился и даже, как ни странно, заулыбался. Потому что в этой его почти что форме, которая должна была сойти за гражданское (план этот, скажем прямо, с треском провалился), со стрижечкой, как у военного — ни ирокеза, ни цветной пряди, как сейчас носят, — и с черным блокнотом, который он нервно перекладывал из одной руки в другую, образ его был почти что безупречен.

У него там наверняка еще и кобура, под рубашкой навыпуск. Ну и не будем забывать про табельный Макаров за поясом джинсов, на уровне почек. И конечно, ксива в кармане.

Он же косплеит госбезопасника! И как это я сразу не допер!

Блин, ну и наряд! Давненько мне не попадались такие хорошие костюмы, с тех самых пор, как мой кореш Альберто, мир его праху, оделся с головы до ног в серое, а на все вопросы отвечал: «Я понедельник».

Тьфу, и чего я так струсил? Наверняка сам же не запер нижнюю дверь… Ладно, теперь-то все понятно.

— Ух, чувак, ну ты мастер косплея! — воскликнул я все еще с легкой дрожью в голосе. — Прости, что так подскочил, я просто не заметил, как ты вошел.

— Косплея? Не понял, — ответил он, нервно оглядывая то свою одежду, то мою. — Я это все на складе взял, надеюсь, не слишком анахронично получилось. — Тут он уставился на мои шорты и аж побледнел. — Только не говори, что льды на полюсах уже растаяли! Это что, не 2017-й? Погрешность должна быть не больше пары недель…

— Я ни хера не понимаю, что ты несешь, чувак, — перебил его я, — но ты садись, устал небось подниматься по лестнице. Вот, садись на диван, нет, лучше на тот край, а то тут пружина вылезает. Надо позвать мастеров, чтобы починили, но это целое дело: сам понимаешь, лезть сюда никому не улыбается. Воды хочешь? — любезно предложил я. — Холодильник морозит не очень, но в морозилке у меня есть бутылка.

— Вода? Обеззараженная? — Спросил он, но, увидев мою растерянность, смягчился. — Кипяченая хотя бы? Если нет, лучше не надо, большое спасибо. Не знаю, справятся ли моя кишечная микрофлора и антитела с вашей водой.

Он нес что-то очень странное, и тут-то я впервые решил к нему приглядеться. Хорошенько приглядеться, как следует.

И вдруг осознал (и снова забеспокоился, хоть и не так сильно, как поначалу), что его одежда и обувь только ПОХОЖИ на типичный прикид госбезопасника.

Ткань джинсов, к примеру, отливала металлом: ясно было, что хлопком тут и не пахнет. А рубашка хоть и в самую обыкновенную клетку, но с разными прибамбасами, карманами и пряжками, такие сейчас не носят. Да, на правом кармане красовалась надпись YUMURÍ, но «Юмури» и в лучшие времена ничего подобного не производили.

Ну и конечно, ботинки… да, они были как у легавого из восьмидесятых, но с зеленоватым глянцем, из хорошей кожи, которой мы в восьмидесятые в глаза не видели.

— Мда, вижу, кое-какие предметы одежды достать нынче непросто, — я принялся думать вслух, скорее чтобы самому успокоиться и во всем этом разобраться, а не чтобы он меня услышал. — Но в целом костюм удался. Кстати, мое имя ты уже знаешь, а мне-то как к тебе обращаться, бро?

— Йосс, мне очень жаль, но я не могу раскрыть тебе своего имени, — ответил он чрезвычайно серьезно, и я мысленно восхитился: это ж надо так вжиться в своего персонажа! Этот косплей произведет фурор на следующей встрече отаку [5]! — Можешь звать меня… Алехандро.

Тут уж я расхохотался.

— Слушай, друг… Тут надо знать меру. Вот тебе мой совет: Алехандро — нет, Давид — нет, Эрнесто — тоже нет, даже Фернандо — нет, улавливаешь? Все эти имена уже совсем затасканные. Назовись… Ну не знаю, хотя бы Рейньером, Рубеном…

— Тогда пусть будет Рейньер, — он улыбнулся. — Мне нравится, как это звучит. Офицер Рейньер. И здорово, что люди все еще смотрят «Дела, требующие строгой тайны [6]», я был не в курсе.

— Вообще-то нет, это просто я ничего не забываю, — я решил ему подыграть. — Ну что ж, комиссар… агент… ой, то есть офицер Рейньер, чему обязан вашим посещением? Чем могу служить Революции?

Он прямо-таки просиял от удовольствия — мне даже показалось, что у него увлажнились глаза, — и, растрогавшись, залепетал:

— Я… большое спасибо… в Центре мне все, начиная с непосредственного начальства, твердили, что в моей миссии нет никакого толку, что это бессмысленная трата времени, что мне никто не поверит. А если и поверят, никто не захочет сотрудничать. Я рад, что не обманулся в тебе. Я всегда говорил, что ты не такой, как все… что твои фантастические рассказы — не то, чем кажутся…

— В Центре? — переспросил я. Мне стало интересно, и потом, лестно было услышать, что я не такой, как все, отрицать не стану. — Это ты про Вилья-Мариста [7]?

— Центр, — повторил он, четко проговаривая каждый звук и глядя мне прямо в глаза. — Просто Центр.

— Окей, Рейньер, ладно, пусть будет просто Центр, — я пожал плечами. — Но скажу тебе честно: вся эта загадочность мне кажется столь же нелепой, как назвать собаку Собакой. Или наших коренных жителей, которые всю жизнь были сибонеями и таинами, — охотниками-собирателями и земледельцами-гончарами. В Мексике разве называют майя «строителями пирамид, жертвоприносителями и поедателями маиса»? Ну нет же? Так почему тогда…

— Йосс, пожалуйста, не будем отвлекаться, — решительно перебил меня он. — У нас нет на это времени.

— Ты что ли автограф хочешь? — перебил уже я его: ситуация потихоньку становилась неловкой. — С этого следовало начать. У меня тут где-то оставалось несколько экземпляров…

— Нет, — сказал он с внезапной решимостью и сглотнул, будто пытался устоять перед громадным искушением. — Спасибо, не стоит. Я просто хочу… Нам нужно, чтобы ты оставил тот абзац… Для начала.

Он застал меня врасплох, и я спросил, как идиот:

— Что за абзац?

— Не придуривайся, Йосс. Тебе не идет, — через губу ответил он, весь из себя жутко самодовольный, как бывают эти, из госбезопасности. — Тот самый, который ты собирался вырезать из статьи. Про использование патриотической символики и возможные злоупотребления. Где ты рассуждаешь о диктатуре и лжепатриотах. Слава богу, я подоспел вовремя.

На этом месте челюсть моя от удивления чуть не придавила пальцы ног. Но я собрался с силами, взял себя в руки и решил, что продолжу ему подыгрывать. С улыбочкой, как положено, я стал строить из себя обиженного и оскорбленного:

— Сожалею, офицер. Но уверяю вас, я не пытался навредить революционному процессу или кого-то оскорбить, я хотел лишь инициировать некоторые…

— Мы знаем, Йосс, не беспокойся, — снисходительно прервал меня он, — мы изучили твое дело. Мы знаем, ты искренне полагаешь, что небольшая дискуссия пойдет на пользу Революции и ее образу в массах. Твоя цель — простимулировать здоровый обмен мнениями. Не зря ведь ты так и не уехал из страны, хоть и не испытывал недостатка в возможностях — возьми любую твою поездку — и не принимал ни денег, ни постов от недружественных организаций, — он взглянул мне в глаза, словно пытаясь прочесть мои мысли. — Да-да, мы наблюдаем за тобой, и уже довольно давно. Но не беспокойся: я не стану предлагать тебе влиться в наши ряды. Не будем повторяться: мы знаем, что ты в этом не заинтересован, и уважаем твое решение. Пускай каждый борется за дело Революции своим оружием: наше дело — идеи, твое — слова.

Признаюсь честно: этот спич меня впечатлил. Видно было, что парень как следует погрузился в роль; он блестяще владел жаргоном, убедительно жестикулировал. На любом фестивале косплея судьи единодушно присудили бы ему высший балл за исполнение… если бы только на свете существовало аниме, в котором фигурировали бы сотрудники госбезопасности, пусть и не в главных ролях.

Постойте-ка, а не было такого в манге «Голго 13»? Там в одном сезоне намекали, что знаменитый наемный убийца, промышлявший в разных странах, обучался в секретной школе при министерстве внутренних дел, неподалеку от Гаваны? И чуть ли не выясняется, что родом он с Кубы?

— Я, конечно, понимаю, что ты удивлен моим визитом, — продолжал Рейньер. Он явно расценил мой анализ манги как растерянность. — Так что буду говорить прямо. Нам нужно, чтобы ты в своей критике и дальше придерживался этого шутливого тона, который так хорошо тебе дается. Чтобы в погоне за публикациями ты не вздумал сейчас начать прославлять Революцию.

— Да все равно никто бы не поверил, учитывая мой бэкграунд, — я продолжал его мысль, до конца не понимая, к чему это он и откуда знает, что я собрался было стереть тот абзац про патриотические символы. Может, он уже давным-давно тут сидит и просто читал текст у меня из-за плеча? Ну разве что вот так. — Я просто подумал… что мог бы немного умерить пыл, — продолжал я, немного поколебавшись. — Чтобы тексту проще было найти своего читателя. Хотел, так сказать, воспользоваться официальными путями распространения… Ну сам понимаешь.

— Плохо, Йосс, очень плохо, — осудил меня он. — И знаешь, почему? Потому что у нас и так уже масса этих политкорректных корифеев, которые подчиняются приказам и пишут все как положено — настолько, что сами не верят в то, что публикуют.

— Да, конечно.

Мне пришли на ум Cuba, sí, La Pupila Insomne и другие как бы независимые платформы и блоги.

— Но почему тогда вы продолжаете их издавать?

Я был заинтригован обоснованием, хоть оно и показалось мне довольно-таки запутанным и противоречивым.

— Для фонового шума, в первую очередь. Нам нужно создать впечатление, что они в большинстве, — он пожал плечами. — По крайней мере, так я это вижу… — глубоко вздохнул и посмотрел мне в глаза. — Но дело в том, что… не все согласны с этим подходом. Многие полагают, что он устарел, исчерпал себя и даже вреден. Поэтому мы ищем альтернативы. Так вот, небольшая фракция… некоторые товарищи из Центра… мы полагаем, что на двадцать авторов, которые печатают ровно то, что мы хотим, хорошо бы иметь двоих или троих, которые станут писать то, что думают. Разумеется, при условии, что они не будут нам врагами.

— То есть не будут издаваться в «Эль Нуэво Эральд» и получать экономическую помощь от посольства или премии от Кубинско-американского фонда, — размышлял я вслух.

— И не станут водиться с Йоани Санчес, Женщинами в белом или c Эль-Сексто, — добавил он весьма серьезно (ну и артист!). — То есть… нам нужны такие, как ты. Независимые, временами даже, признаюсь честно, несколько неудобные, но… но…

— Но не открыто оппозиционные, — задумчиво закончил я.

По правде говоря, теперь все это выглядело серьезно. Очень серьезно. Как-то уж чересчур серьезно, не по-хорошему.

— Именно. Видишь, Йосс, как мы с тобой друг друга понимаем? — самодовольно подтвердил мой гость. — Ты человек умный. Нам нужны такие, как ты: люди, которые, может, и не согласны со всем, что мы делаем, но все же остаются здесь, чтобы менять жизнь к лучшему, хоть и не знают, как этого добиться. Потому что по-прежнему верят в Идею. Люди, которые, по твоему собственному выражению, все еще полагают, что социализм — хороший сценарий, просто никому пока не удалось снять по нему достойный фильм. А не чудовищная историческая ошибка и анахронизм, от которого Кубе следует избавиться как можно скорее, как полагают некоторые разочаровавшиеся. Нам нужны люди, которые верят, что «со всеми и для блага всех» — не просто пустые слова Хосе Марти, а социальный проект, который можно воплотить. Которые видят эту чудовищную несправедливость — у горстки людей есть все, в то время как у многих нет ничего. Которые не думают, что наилучшая перспектива для нашего острова — стать пятьдесят первым штатом нашего алчного северного соседа.

Он распалялся все сильнее; уж не знаю, почему, но он напомнил мне главаря студенческого союза начала века, Ассана, которого еще называли Пулеметом или Талибом. Кстати, как здорово, что о нем уже позабыли…

От этих его разглагольствований у меня подзакипел мозг, так что я решил пойти ва-банк:

— Понимаю… Критиковать всерьез, но без остервенения. Указывать пятна на солнце, но не подвергать сомнению существование самого светила. Веря, что, если нам удастся исправить эти, скажем так, небольшие несовершенства, будущее, без сомнения, за нами.

— Именно! — когда Рейньер перебил меня, на глазах его снова заблестели слезы. — Ты не разочаровал меня, Йосс: я был уверен, что ты быстро во всем этом разберешься… в конце концов, это логично, ты ведь пишешь научную фантастику. Литературу завтрашнего дня, так? Именно это выделяет тебя, именно поэтому ты для нас особенно ценен.

— Погоди-погоди, я за тобой не поспеваю, — вся эта галиматья насчет того, какой я особенный, уже начала меня утомлять. — В чем это я должен был разобраться?

Он взволнованно посмотрел на меня и торжественно поднялся на ноги. Да, теперь он определенно переигрывал… Что же дальше-то будет?

— Прошу прощения, Йосс, — торжественно начал он, — мне следовало сказать тебе раньше. Конечно, ты заслуживаешь объяснений, но я несколько увлекся. Я решил было, что ты уже и сам сложил два и два, но понимаю, что даже тебе сложно в такое поверить, ведь это выходит за рамки твоего повседневного опыта, — он глубоко вздохнул и выпалил на одном дыхании: — Я из будущего. Если точнее — из 2039 года. Мы только что отпраздновали восьмидесятую годовщину Революции, непобежденной и непобедимой.

Бляяяя. Вот к такому повороту я готов не был. Восьмидесятая годовщина Революции — а у нас на острове время будто застыло. Кажется, меня пытаются побить моим же собственным оружием: путешествия во времени, социалистические антиутопии и все такое прочее.

Я, естественно, решил ему подыграть.

— Как радостно это слышать, — улыбнулся я с притворным энтузиазмом. — А можно поинтересоваться: какова экономическая ситуация? Продуктовые книжки уже в прошлом? Уже сняли эмбарго, между Майами и Гаваной курсируют паромы и все такое? Мы уже начали платить за фильмы и сериалы, которые раньше показывали по телевизору бесплатно? Ведь, как известно, нет худа без добра… И нет такого решения, на которые мы, кубинцы, не придумаем новую проблему. Таков наш крест начиная с пятьдесят девятого года — думаю, даже вы не станете этого отрицать.

— К сожалению, мне нельзя разглашать подробности — сам знаешь, чтобы не нарушать причинно-следственных связей и тому подобное… — он напустил на себя важный вид, а у самого глаза заблестели, явно очень хотел что-то выложить. И действительно, не стерпел: — Если что, Йосс, я ничего тебе не говорил, но… с учетом новых месторождений нефти у нас на острове, толп туристов из США (со времен Обамы туризм стал развиваться семимильными шагами) и новых экономических мер (врачей и учителей отправляем работать в другие страны)… Скажем так, дела идут неплохо. Мы даже начали модернизировать армию, представляешь?

— Небось использовали русские технологии…

Он пожал плечами, как бы не придавая значения услышанному.

— Ну естественно. Хотя теперь мы эти технологии покупаем за деньги, как и Венесуэла. Рассматривается даже отмена всеобщей воинской обязанности. По правде говоря, наша армия давно уже превратилась в дешевую неквалифицированную рабочую силу, а войны в наше время требуют от солдат специальной технической подготовки, которой невозможно добиться всего лишь за два года обязательной службы или на сборах. Думаю, лет через десять у нас будет профессиональная армия.

Крутая у него получается вымышленная вселенная. И правда впечатляюще: нефть, ну естественно, как в Венесуэле. А еще — профессиональная армия и массовый американский туризм.

Жаль только, что мне в это совсем не верилось. Как в старом советском анекдоте: революция может победить и в Сахаре, но только тогда Сахара начнет импортировать песок.

Социализм отлично работал (да и это, пожалуй, преувеличение), когда нужно было перераспределить блага, нажитые в эпоху капитализма, проблемы начинались, когда нужно было производить новые.

Но не будем уходить в дебри. А вообще мне вдруг ужасно захотелось написать рассказ, а может даже роман, на эту тему: Куба, начало XXI века, возрождение социализма. Может, щепотка капитализма, индивидуальное предпринимательство, но при этом, естественно, однопартийная система, сильная коммунистическая партия — с обновленным составом, а не нынешняя богадельня: сейчас-то они спускают на тормозах любую попытку провести настоящие демократические выборы… Я написал бы что-то вроде «Башни космонавта» шотландца Кена Маклеода или «Гаваны Андервотер» моего современника и приятеля Эрика Моты. И то и другое — альтернативная история: обе книги начинаются с того, что СССР выигрывает холодную войну, и полны… как там это называют немцы?.. Полны остальгии, от слов «ост» (восток) и «ностальгия». Как тот мир, который герой Даниэля Брюля в фильме «Гуд бай, Ленин» создает для своей матери, пламенной коммунистки, которая только что пережила инфаркт, чтобы у нее не случился новый.

— Я уже понял, что мне не стоит слишком много знать о будущем, — раздумчиво сказал я, — но у меня остался еще один вопрос… Вообще-то самый главный. Неужто без меня Кубе и впрямь не достичь светлого будущего?

— Уж поверь мне, Йосс, — очень серьезно ответил Рейньер. — Я не могу сказать тебе больше, но без твоих статей, без твоего критического взгляда, который, надо признать, доставляет нам некоторые сложности… нашего Центра не существовало бы. — Он вздохнул. — Как известно, самый темный час — перед рассветом. Весь этот бардак с глобальным потеплением, тяжелейшие двадцатые годы… Да еще и туристы перестали приезжать, и люди утратили веру, некоторые мои коллеги переметнулись в индивидуальные предприниматели… Поговаривали даже о роспуске нашей организации. Ты только представь, подумать страшно, это как если бы распустили КГБ или ГРУ! И только твои произведения поддерживали нас на плаву, только благодаря им мы продолжали жить и бороться, в тени, как всегда…

— «…Бывают дела, требующие строгой тайны, и стоит объявить о них во всеуслышание, как на пути вырастают непреодолимые препятствия [8]», — торжественно произнес я. — Ну что ж, думаю, я смогу. Смогу поддерживать пламя факела конструктивной критики. Но — прошу прощения за некоторую меркантильность — по правде говоря, как ты наверняка знаешь, если изучал наше десятилетие, дела сейчас идут совсем неважно. Цены растут и растут, но и товаров, правда, становится больше. Так вот, скажи, что я за это получу?

— Ты разочаровываешь меня, Йосс, — Рейньер с улыбкой покачал головой, — хотя, должен признать, я не удивлен. — Он вздохнул: — Не стану тебя обманывать: мы надеялись, что это не понадобится, но сделали соответствующие приготовления. В конце концов, и у преданности идее есть свои границы. Даже Ким Филби [9] предпочитал иметь на счету в швейцарском банке несколько десятков тысяч фунтов.

— Да-да, орден Красного Знамени — это, конечно, очень почетно, — иронически отметил я, чтобы показать, что мне прекрасно известна история двойного агента британской секретной разведки МИ-6, — но есть-то что-то надо. А нынешняя Куба вобрала в себя худшее от обеих систем: зарплаты у нас тут как при социализме, а вот цены вполне себе капиталистические — и фасоль дорогущая, не говоря уж о мясе и овощах.

— Ладно-ладно, все с тобой ясно, Иуда — ой, то есть Йосс, — хихикнул он и достал из заднего кармана джинсов бумажник. — Вот твои тридцать сребреников… для начала. Деньги настоящие, из ваших времен. Будешь работать добросовестно — каждый месяц будешь получать по столько же.

И протянул мне пять купюр.

Я взял деньги, с головой уйдя в свою роль… и застыл, в онемении уставившись на них.

Это были пятитысячные купюры. Золотистые, с безошибочно узнаваемым бюстом венесуэльского генерала Нарсисо Лопеса [10]. Генерал был облачен в ослепительный мундир с позументами и кивер с плюмажем, а на заднем плане реял флаг. Наш кубинский флаг, тот самый, что создал Лопес вместе с Мигелем Теурбе Толоном, Сирило Вильяверде, парой представителей семейства Иснага и другими, чтобы поднять его над островом при попытке то ли захвата, то ли освобождения в 1850 году.

У них были средства, у этих ребят из Центра. Они хорошенько все продумали и подготовились. Логично вообще-то: Куба будущего в хороших отношениях со Штатами и Венесуэлой, и на фоне безумной инфляции, которую не замедлило даже введение параллельной валюты, самую крупную купюру украшает изображение Великого пирата, который даже вдохновил янки Уильяма Уокера на авантюру в Никарагуа — она, кстати, тоже провалилась.

Но вот что меня поразило: банкноты выглядели невероятно правдоподобно. Я дрожащими руками взял одну, чтобы посмотреть на свет. Она была безупречна, если не считать, что таких на свете не существует. Все было на месте, как у настоящих банкнот, напечатанных Центральным банком Кубы: водяные знаки с лицом Селии Санчес, защитная нить, как будто…

Как будто банкнота настоящая, и остальные четыре тоже.

Но это было невозможно, совершенно невозможно. Ну не могли в 2017 году быть в обращении пять купюр по пять тысяч песо, выпущенных в 2014-м. Сейчас-то самая крупная купюра — тысяча песо, с лицом Хулио Антонио Мельи [11], да и ее тоже нечасто увидишь.

Я расхохотался. Они серьезно вложились в розыгрыш, в какой-то момент я чуть было не поверил в эту историю.

— Очень хорошо, прекрасно! — выговорил я наконец между приступами хохота и потрепал ошарашенного «офицера Рейньера» по плечу. — Я чуть было не клюнул! Отличный план: поймать меня в мои же сети. Вы потрудились на славу! Слушай, а где вы такие напечатали? Даже не знаю, как их назвать, — факсимиле? Уж конечно, не подделки: мы же не назовем подделкой шестидолларовую банкноту. Нельзя подделать то, чего не существует! Отличная работа! Если честно, на какой-то миг я и впрямь поверил… А если б вы влепили туда лицо покойного верховного главнокомандующего, это было бы уже чересчур в лоб. Или даже Уго Чавеса…

— Уго Чавеса Фриаса? Бессменного президента братской Боливарианской республики Венесуэла? — Рейньер в изумлении посмотрел на меня. — И верховного главнокомандующего? Ты имеешь в виду… Фиделя? Но это невозможно, ведь изображения живых глав государств на банкноты не помещают…

Ни на секунду не выходит из роли, что, надо признать, достойно восхищения.

Я, не переставая смеяться, подвел его к компьютеру, открыл пиратскую Википедию 2017 и набрал вначале «Уго Рафаэль Чавес Фриас», а затем «Фидель Алехандро Кастро Рус».

— Что за злая ирония, правда? Всю жизнь боролся против капитализма, а умер в черную пятницу, когда в магазинах начинаются рождественские скидки, в красный день потребительского календаря.

В Рейньере умер великий актер. Трясущимися руками он взял мышку и пробежал глазами вначале биографию Фиделя, а затем — его друга Чавеса, задержавшись в конце, чтобы внимательно прочесть о смерти обоих во всех подробностях, будто только что узнал о ней.

Потом он встал, не в силах говорить, несколько раз открыл и закрыл рот, будто хотел что-то сказать, но сам себя останавливал. А потом двинул кулаком в стену и как заорет:

— Черт, да что ж такое! Ну что ж за рукожопы эти китайцы! Даже машину времени нормально сделать не могут! Фидель умер, не дожив до ста двадцати! Чавес тоже! Теперь понятно: это альтернативное будущее! Ну и где теперь искать точку бифуркации, черт бы ее побрал, в этом истинном, неупорядоченном, не событийно ориентированном временном потоке? Ищи-свищи! Ух, я бы их…

И исчез, не договорив.

Да-да, именно так: он исчез.

Нет, я не преувеличиваю, это не для красного словца. Он не сбежал по лестнице, не выпрыгнул в окно, даже не прошел сквозь стену и не стал потихоньку бледнеть и выцветать, чтобы в конце концов раствориться в воздухе.

Никакой тебе вспышки, никакого хлопка в воздухе, ни даже вспышки серы, как когда исчезает Ночной Змей из Людей Икс. Вообще никаких спецэффектов.

Просто только что он был, а потом раз — и нет его.

По правде говоря, в фантастическом кино такой трюк смотрелся бы бледновато.

И все равно я так обалдел, что аж осел на пол. И это не фигура речи.

* * *

Вот как все было. Или, по крайней мере, так оно мне запомнилось.

С тех пор прошло две недели, а я до сих пор не знаю, что и думать.

Естественно, мне прекрасно известно, что такое точка бифуркации. В конце концов, я же пишу фантастику.

Это ключевой момент, начиная с которого расходятся две временные прямые. Примеров можно придумать миллион: Цезарь не приходит в Сенат, его не закалывают, он становится бессменным диктатором, и Рим не сдается под натиском готов. Или ветер камикадзе не уничтожает флот монгольского захватчика Хубилая, и таким образом в средневековой Японии не получает распространение культура самураев. Ленин умирает, не успев приехать в Петроград в пресловутом пломбированном вагоне, и Октябрьской революции не случается. Нацисты не дают провести операцию «Динамо», оставив в плену половину британских военных и вскоре захватывают Англию в ходе знаменитой операции «Морской лев». Или не нападают на Советский Союз, а полюбовно делят с ним весь мир, как они поступили с Польшей. Или Кеннеди не удается договориться с Хрущевым, и атомная война стирает человечество с лица земли в октябре 1962-го.

Но, боюсь, все не так просто: недаром Рейньер (или как там его звали на самом деле) упомянул «истинный неупорядоченный не событийно ориентированный временной поток», так он и сказал. Как я понимаю, имеется в виду ход истории, не основанный на деяниях великих людей, если изменить которые — изменится и все остальное. Скорее он говорил о неизбежном ходе истории в ее марксистском понимании.

А до этого он упомянул еще и альтернативное будущее.

И знаете что? У меня есть теория. Да, безумная, да, абсурдная, ну а как иначе? В конце-то концов, я фантастику пишу.

Я полагаю, что Рейньер действительно прибыл из будущего — но, конечно, не из нашего будущего.

Он явился из другого будущего. Из того, в котором Фиделю исполняется сто двадцать и он продолжает руководить Кубой, а Чавес в 2039 году все еще бессменный президент Венесуэлы. Из будущего, в котором в 2014-м действительно ввели в обращение пятитысячные банкноты с портретом Нарсисо Лопеса.

Короче, из альтернативного будущего. Улавливаете?

С тех пор мне не раз казалось, что я все это выдумал или увидел во сне. Но потом я доставал пять пятитысячных купюр, которые храню в первом томе романа Конан Дойла «Белый отряд», смотрел на них, трогал… и начинал сомневаться.

А вдруг не такой уж я и псих, как может показаться? Вдруг все это было на самом деле? А что, если этот альтернативный мир, в котором верховный главнокомандующий в свои сто двадцать все еще у власти, а преданные великой идее сотрудники Центра возвращаются в прошлое, чтобы посулить награду писателям, критикующим систему, но не слишком яростно и злонамеренно… вдруг этот мир действительно существует?

Тот, другой мир, — он лучше или хуже нашего?

Ума не приложу. По правде говоря, нынешняя Куба в такой жопе, что мне сложно придумать, как может быть еще хуже, но и та, убедительно описанная (или выдуманная?) Рейньером, тоже не показалась мне раем земным.

Нет уж, спасибо.

Сами знаете: из двух зол выбирай знакомое.

А пока что я храню пять золотистых купюр с портретом Нарсисо Лопеса. Двадцать тысяч песо. По нынешнему курсу — тысяча куков.

Кстати говоря, чего это Рейньер не отсыпал мне куков?

А может, в его 2014-м все деньги унифицировали, упразднив чавитос, карнавалитос, или купоны [12], как мы их в шутку называли все эти годы? Ух, я бы на это посмотрел…

Но к чему эти домыслы? Какой в них смысл?

Не знаю, увижу ли я Рейньера еще когда-нибудь. Боюсь, что нет.

В любом случае, очень надеюсь, что ему удалось вернуться в свой временной поток и что он не застрял в каком-нибудь другом альтернативном будущем, еще более странном и неприятном, чем наше (а такие наверняка существуют).

Я не держу на него зла. Думаю, он искренне верил в то, что говорил: Идея, Родина и все такое прочее. И намерения у него наверняка были наилучшие.

Хотя сами знаете, куда вымощена дорога благими намерениями. Думаю, НКВД, КГБ и наше родное самоотверженное Управление разведки заасфальтировали не одну сотню миль во владениях дьявола.

Говорят, мы, кубинцы, как никто умеем делать хорошую мину при плохой игре и обращать неудачи себе во благо. От этого посещения мне осталась история, которую я сейчас и предложил вашему вниманию.

И еще кое-что. Это, как я вас предупредил с самого начала, чистый вымысел. Не просто вымысел — фантастика, причем самая примитивная, ее и литературой-то можно назвать разве что с натяжкой.

Так что вы мне не верьте.

Но на всякий случай: если вдруг заметите, что на планете резко стало жарче, или услышите, что в Арктике и Антарктике тают льды, или что вводят в обращение билеты по пять тысяч песо… — сообщите мне.

А вдруг они будут золотистые и с портретом Нарсисо Лопеса?

В конце-то концов, что, и помечтать уже нельзя?

Примечания

[1] Тимбалеро — музыкант, играющий на тимбале, кубинском одностороннем барабане.

[2] Это крылатое высказывание приписывается Вольтеру.

[3] Рубен Фульхенсио Батиста-и-Сальдивар — кубинский политик, глава государства, свергнутый в ходе Кубинской революции 1 января 1959 года. Батиста был военным лидером в 1933–1940 годах, президентом в 1940–1944 и 1954–1959 годах, временным президентом в 1952–1954 годах. Херардо Мачадо-и-Моралес — президент Кубы c 1925 по 1933 год, был признанным поклонником Муссолини, его называли «тропическим фашистом» или «тропическим Муссолини».

[4] Кук (CUC, el peso cubano convertible) — кубинское конвертируемое песо. Кук был введен в обращение в 1994 году как параллельная валюта для туристов и дипломатов, которую можно было купить только за доллары. На куки можно было покупать товары в специальных магазинах для иностранцев с гораздо более широким ассортиментом, чем в обычных магазинах для местных. Наравне с официальным курсом обмена долгое время существовал черный, более выгодный, но такой обмен был сопряжен с рисками. С 2013-го государство официально взяло курс на унификацию валюты в стране.

[5] Отаку — человек, который увлекается чем-либо (яп.). За пределами Японии обычно употребляется применительно к фанатам аниме или манги.

[6] En silencio ha tenido que ser («Дела, требующие строгой тайны») — кубинский сериал, названный цитатой из письма Хосе Марти Мануэлю Меркадо 1895 года. В сериале речь идет о кубинских агентах госбезопасности, которые выполняют миссию в США. Рейньер — один из героев сериала.

[7] Вилья-Мариста — гаванская тюрьма, в которой содержались политические заключенные.

[8] Отрывок из письма Хосе Марти Мануэлю Меркадо (1895), цитируется в переводе Н. Тульчинской.

[9] Ким Филби (1912–1988) — один из руководителей британской разведки, коммунист, с 1933 года агент советской разведки. С 1963 года жил в Москве под именем Андрей Федорович Мартинс.

[10] Нарсисо Лопес (1797–1851) — венесуэлец, генерал испанской армии, на Кубе перешел на сторону партизан, в 1848 году после подавления восстания бежал в США и там организовал флибустьерскую экспедицию с целью освобождения Кубы. В 1850-м прибыл на Кубу с флагом, который позже станет кубинским, но его сторонники потерпели поражение, так как значительная часть местного населения сражалась на стороне испанцев.

[11] Хулио Антони Мелья (1903–1929) — кубинский революционер-коммунист, лидер студенческого движения, основатель и руководитель Коммунистической партии Кубы.

[12] Чавитос, карнавалитос, купоны — неофициальные названия КУК (кубинских конвертируемых песо).

* Фото в начале материала: Francisco Valenzuela/flickr