Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Троицким Артемием Кивовичем либо касается деятельности иностранного агента Троицкого Артемия Кивовича.
Наступление криминального капитализма, безжалостные гангстеры и наглые нувориши — всё это вызвало реакцию общества. Потерявшая привилегии интеллигенция; рабочий класс, превратившийся из «гегемона», пусть и дутого, в толпу нищих; безработная разочарованная молодежь, большая часть которой не сумела или не захотела вливаться в ряды «братков» или «новых русских», — все откликнулись, кто как мог: эмиграцией, забастовками, голосованием за коммунистов. Со стороны относительно молодого поколения первым и самым симпатичным ответом на новые времена стали «митьки». Вообще-то, эта обаятельная история началась еще на пике «застоя», в 1984 году, когда 30-летний ленинградский художник Владимир Шинкарев написал книгу «Митьки», полусказку-полубыль о развеселой и задушевной жизни своих молодых и антисоциальных друзей. Главный герой и образцовый «митёк» — Митя Шагин, реальный человек, наивный живописец и принципиальный пьяница. Два основных состояния митька Шинкарев описывал как «граничащую с идиотизмом ласковость и сентиментальное уныние». В живописном плане этому соответствовала наивная, почти детская манера и сказочные мотивы. Однако в романе автор пошел гораздо дальше: представил митьков не просто художественной группой, а как полноценную субкультуру, придумав (или додумав) их жаргон, манеру одеваться (смесь моряцкой униформы с одеждой дворника), любимые книги и фильмы (в основном все светлое советское), манеру поведения (пьяно-галантную) и кодекс чести. Базовые черты каждого митька: доброта и умиление, неамбициозность и неагрессивность; их популярнейший лозунг — «Митьки никого не хотят победить». Отчасти они напоминали мне Платона Каратаева из «Войны и мира» Толстого, но больше всего — настоящих русских национальных хиппи, чья идеология опоздала на 20 лет.
Владимир Шинкарев писал позже, что сочинял «Митьков» в затхлой атмосфере начала 80-х в терапевтических целях — чтобы «дышать веселым и свободным воздухом» и показать друзьям, «как избежать посредственности и тоски». Роман вышел в самиздате в 1985 году и прошел незамеченным — как раз начиналась перестройка и было чем заняться. Митьки взорвали среду молодой богемы 5-6 лет спустя: повсюду замелькали тельняшки и ватники, зазвучали ласковые митьковские прибаутки. Митьками вдруг стали многие знаменитые музыканты (Макаревич*Признан властями РФ иноагентом. и БГ*Признан властями РФ иноагентом. в том числе), художники, писатели; начали выходить «Митьки-газета», диски с «митьковскими песнями», документальные фильмы о «Движении митьков». И в самом деле — не просто артистичная субкультура, а целое движение — с харизматическим лидером и его апостолами, программой и лозунгами. Тот случай, когда искусство не «отразило», а действительно сформировало реальность — как это стало в прошлом веке с нигилистами или «лишними людьми»; полувиртуальная креатура писателя Шинкарева, Митя Шагин, оказался в роли Базарова ХХ века... При всей своей удивительности, история митьков имела железное логическое обоснование: их бескорыстие, мягкость и любвеобильность воспринимались как стопроцентная антитеза предельно прагматичной и жестокой доктрине «новых русских». «Да, мы лузеры, у нас мало денег, нас никто не боится и мы никого не хотим победить — но нам весело, мы всех любим и чувствуем себя гораздо лучше, чем вы, нервные амбициозные хищники!» — как бы провозглашало расслабленное братство в смешных мешковатых одеждах. И, что самое странное, это убеждало!
При всей своей харизматичности, моральной неуязвимости и национальной укорененности, сентиментальная история митьков как «движения» закруглилась где-то к середине 90-х — полагаю, она просто слегка приелась нашей богеме, а на арт-сцене появились новые лидеры. Но остался брэнд, группа художников в тельняшках и сам Митя Шагин, большой и обаятельный. Популярные в «неформальной» среде, политически безвредные, тщеславные и падкие до публичных мероприятий митьки стали находкой для городских властей: их всячески обласкали, превратив в петербургский культурный аттракцион, а позже привлекли и к каким-то кремлевским промокампаниям. Это стало последней каплей для совестливого Владимира Шинкарева, и он объявил о закрытии славного феномена своего изобретения, написав в 2010 году грустную и горькую книгу под названием «Конец митьков». Заканчивается она фразой: «И за что мне, собственно, любить митьков? У меня митьками друга убило». А Митя жив — видел его совсем недавно, — такой же приветливый, но одинокий, грустный и непьющий.
Капиталистическая агрессия и либеральная доктрина вызывали отторжение не только у безобидных митьков; в начале 90-х нонконформистски настроенную молодежь начали обуревать ультраправые, ультралевые и националистические демоны. Часто все вместе и одновременно. Ну, например: Тимур Новиков, лидер ленинградских художников 80-х, панк и экспрессионист, основал в 1991-м Новую Академию Изящных Искусств и начал исповедовать консервативнейший неоклассицизм, сильно напоминающий и сталинский ампир, и живопись/скульптуру Третьего рейха. Его соратник, фантастический выдумщик и музыкант-максималист Сергей Курехин, пошел еще дальше: вступил и стал агитировать за «Национал-большевистскую партию» — своего рода постмодернистскую нацистскую организацию с идеологией в виде смеси фашизма и коммунизма, замешанной на русском шовинизме и лозунгом «Россия всё — остальное ничто!». В той же компании оказался еще один авторитетный среди экстремальной молодежи человек — сибирский панк Егор Летов из группы «Гражданская Оборона». Мы дружили с Курехиным и пару раз страстно спорили с ним на эту тему; моя позиция была проста: при всем презрении — политическом и эстетическом — к буржуазному гламуру и либеральной пошлятине (которое я разделял) бросаться в противоположную крайность и дружить с допотопными коммунистами или тем более переходить «красную черту» нацизма для умного и достойного человека недопустимо. Его аргументация сводилась к оправданию тоталитарных («романтических», в его представлении) теорий — по причине того, что для борьбы с текущей гадостью все средства хороши. Интересно, что мой друг сказал бы сейчас, когда давешняя риторика «национал-большевиков» стала фактически государственной демагогией, воплощением банальности и жлобства, которые он так ненавидел. К сожалению, его уже 20 лет нет в живых.
Тотальный ресентимент, вобравший в себя всё, от имперских комплексов до бедности и зависти, и поначалу обуявший молодых радикалов, к началу нулевых стал настроением мейнстрима. Идеально сформулировала это неприятное чувство гиперпопулярная кинодилогия Алексея Балабанова «Брат» и «Брат-2» (1997–2000). Строго говоря, как и «Митьки», это было художественное произведение, запустившее мощный процесс в реальной жизни. (В отличие от милейших «Митьков», «Брат» оказался куда долговечнее, и в его бесконечном сиквеле мы в России живем до сих пор). Сюжет прост и напоминает много чего, вплоть до «Рэмбо»: отслужив два года в армии, молодой парень Данила возвращается в реальную и не очень понятную взрослую жизнь 90-х — бандиты, проститутки, наркотики, коррупция и всё такое. Эта жизнь, лживая и несправедливая, ему не нравится, и Данила начинает наводить в ней порядок с помощью пистолета, из которого очень хорошо стреляет. Под его горячую руку попадают все, от кого действительно страдает бедная и потерянная часть молодежи — «новые русские», воры и менты, кавказцы и украинцы, торгаши и эксплуататоры, а во второй части, где действие происходит в основном в Чикаго, — еще и американцы, особенно негры. При этом Данила неприкаян, как Джеймс Дин; надежен, как Джон Уэйн; наивен, как князь Мышкин. И расстреливает все, что неправильно движется, под девизом «сила, брат, — в правде!». Одевается как гопник (про них — чуть дальше) и слушает исключительно русский рок. Героя Данилу все тут же страшно полюбили — за прямоту, бескорыстие и эффективность. Молодежь из свежеиспеченных пропутинских движений маршировала под плакатами «Данила — наш брат, Путин — наш президент!». Когда я (возможно, первым) предположил в разговоре с талантливым режиссером Балабановым, что он, возможно, снял фашистский фильм, Алексей так удивился, что не знал, как ответить.
Кадр из фильма «Брат» (1997), режиссер Алексей Балабанов
Да, вирус национализма, расизма, нацизма стал распространяться в нулевые со скоростью пандемии: если в 90-е существовало 2-3 заметные ультранационалистические организации (Русское Национальное Единство, Национал-большевистская партия и партия Жириновского), то к середине нулевых их был уже десяток. Катализаторами процесса стали наплыв в относительно богатую (как раз цены на нефть пошли вверх!) Россию мигрантов из обнищавших азиатских республик бывшего СССР, кровавые чеченские теракты, а также медленно, но верно нарастающая волна официальной имперской риторики на фоне ухудшающихся отношений с дерзкими соседями — странами Балтии, Грузией, Украиной. Среди нескольких разновидностей ультраправых доминировали открытые неонацисты и близкие к ним скинхеды (Национал-социалистическое общество — НСО, Шульц-88, Mad Crowd, Общество Белых-88, Линкольн-88, Боевая организация русских националистов — БОРН). Обожатели Гитлера (отсюда 88 — Heil Hitler), они убивали направо и налево — азиатов, негров, евреев, антифашистов. У одного НСО на счету 27 убийств за один 2008 год. И это были единственные из ультрас, кто имел серьезные проблемы с властями — большинство активистов сейчас или сидит, или застрелено. Но даже здесь были исключения: БОРН, члены которой убили в Москве адвоката Станислава Маркелова и журналистку Анастасию Бабурову, как выяснилось позднее, имели «куратора» в Администрации президента. Затем появилось некоторое количество националистических молодежных сообществ с оккультно-эзотерическим уклоном — язычники (Круг языческой традиции, Союз общин славянской родной веры, Национально-демократический альянс), евразийцы (Евразийский союз молодежи) и даже что-то вроде русского Ку-клукс-клана под названием «Общество Нави». Довершают пейзаж разношерстные организации традиционного черносотенного плана — от «Православных хоругвеносцев» и «Русских» до «Движения против нелегальной иммиграции (ДПНИ)». Элемент субкультурности, как правило, присутствовал в нарядах и ритуалах; даже свои рок-группы — обычно «металлического» направления — у нацистов были. И то и другое представляет интерес только с одной точки зрения: насколько всё везде одинаково! Нелегко было отличить русского нациста 90-х от немецкого эсесовца 30-х: черная псевдовоенная форма, нарукавная повязка с эмблемой, очень похожей на свастику, узкий галстук. Похоже, безымянные дизайнеры Третьего рейха создали оптимальный дресс-код для фашистов на все времена. С музыкой забавно: русские наци предпочитают немецкий Rammstein и словенский Laibach — притом что обе группы используют тоталитарные клише с огромной иронией. Словенцы рассказывали мне как анекдот, что на их концерте в Москве прямо перед сценой выстроилась шеренга молодых людей в темных костюмах, периодически вскидывавших руки в нацистском приветствии. Девушек-наци я тоже видел: они носили черные кожаные юбки и бутсы Dr. Martens.
На противоположном фланге расположены, что логично, антифашисты (у нас их называют «антифа»), ультралевые и анархисты. Численность их, как мне представляется, в нулевые примерно соответствовала численности разнообразных фашистов и фашистоидов. Организаций и конспирации, правда, было меньше: КРАС-МАТ и «Автономное действие» у анархистов, «Авангард красной молодежи» и «Левый фронт» у коммунистов. Легальные методы — марши, концерты, пикеты — сочетались с криминальными: избиениями и убийствами оппонентов-фашистов. Самой громкой акцией левых стал флешмоб человек на 150–200 анархистов, антифа и экологов у здания администрации подмосковного города Химки в 2010 году; полиция тогда позорно бежала от веселой толпы, дом закидали краской и разбили окна. Идеология молодых русских левых была значительно менее экзотична, чем у правых, и в целом совпадала с мировой левизной: социальная справедливость, толерантность, неприятие шовинизма и империализма. С официальной парламентской Коммунистической партией отношения неприязненные. Свои рок-группы тоже были — преимущественно в стилях панк и ска. Также популярны длинные волосы, курение травы, анархопанковые майки, кроссовки, куртки с капюшоном. Боюсь, я плохо стал различать нюансы молодежных стилей одежды и вряд ли отличу антифа от хип-хопера, панка или даже растамана.