Наталья Чалисова. Красота по-персидски. «Собеседник влюбленных» Шараф ад-Дина Рами. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2021. Содержание
ОБ ОПИСАНИИ БРОВЕЙ (abrū)
Арабы именуют бровь [словом] ḥājib и уподобляют ее арке (ṭāq), михрабу (miḥrāb), подковообразной [букве] ‘айн (‘ayn-i na‘lī), подкове (na‘l) и лунному серпу (hilāl). [Брови] бывают двух видов — смыкающиеся и разъединенные, одни соединены (payvasta) вместе, а другие отделены (gususta) друг от друга, и в отношении изящества хороши соединенные, о чем сказано:
Никто в мире не бывает постоянно (payvasta) хорош,
Кроме бровей моего друга, что хороши — соединенные (payvasta).
В [поэзии] ‘Аджама ей (брови) дано 13 описаний (ṣifat).
Первое: искушенные в наблюдении (ahl-i naẓar) называют ее [бровь] молодой луной (māh-i naw) по той причине, что на небосклоне красоты она привлекает общее внимание, а при созерцании ее наблюдается великая радость. Все взоры стерегут ее, и только она является кому-то — он всем на нее указывает, так что несчастный влюбленный говорит безыскусно (bī-takalluf):
Я всем указал на изгиб твоей брови,
Увидел бы кто молодую луну (māh-i naw) — всем бы на нее указал!
А познание ее истинного [вида] связано с пристальным наблюдением, поскольку она время от времени скрывается под тучей локонов. Так, например, жаждущий увидеть (ṭālib-i dīdār) говорит по слабости [зрения]:
Однажды ночью покажи краешек брови из-под черных локонов —
Хотя за тучей не увидеть луну первой ночи (mah-i yak-šaba).
Второе: искушенные в толковании (ahl-i tafsīr) на том одном основании, что их (бровей) лунные серпы обратили в значение «длина двух луков» (qāb-i qawsayn), называют бровь qaws (лук, арка), а по-персидски kamān (лук, арка). Например, Рами говорит:
Вокруг луков (kamān) твоих бровей непрерывно —
Видел ли кто солнце, находящееся в луке (qaws), кроме твоего лица?
Третье: шейх Са‘ди уподобляет подкрашенную бровь радуге (qaws-i quzaḥ), по причине многоцветности:
Та басма на пленительных бровях —
Словно радуга (qaws-i quzaḥ) на солнце!
Четвертое: о бровях, [отливающих] зеленым цветом, говорят — лук, [покрытый] зеленью (zangārī kamān):
Если ты на виду [у всех] откинешь завесу с [покрытого] зеленью лука (zangārī kamān) бровей,
То, когда в мире пребывает лук/Стрелец (qaws), Муштари уже не блещет!
Пятое: поскольку в уголках она [бровь] изогнута, то прямо походит на лук (kamān), который возлюбленный [друг] натягивает (kašad), [притаившись] в засаде на влюбленных. К примеру, сказано:
Лук (kamān) твоих бровей — некое колдовство,
Он непрерывно натянут (kašīda) до самых заушин.
А затворник в уголке лука брови находится в путах локона, к которому он сердечно привязан, как говорит шейх ‘Имад ад-Дин:
Мое сердце избрало уголок (gūša girift), [уйдя] от всего мира, однако
Оно — отшельник (gūša-gīr), который в путах одного лукобрового.
Шестое: ее называют аркой (ṭāq), на том основании, что она высится над оком. К примеру, этот строитель (И[б]н Банна) говорит:
Глаза зодчего любви не видали уникального (ṭaq) в паре,
Кроме твоих бровей, что являют миру пару арок (ṭaq).
Седьмое: [бровь] — кибла для влюбленных, и избравшие уединение именуют ee михрабом (miḥrāb) и обращают к ней лики сердец. К примеру, шейх ‘Имад ад-Дин говорит:
Мое сердце верует в твой кровожадный взор,
Поэтому краешек твоей брови для него — михраб (miḥrāb).
Восьмое: Ибн Хилал уподобил бровь подковообразной [букве] ‘айн (‘ayn-i na‘lī), хотя сия подкова и располагается над глазом (‘ayn), и, преувеличивая такое описание, сказал:
Последовать начертанию и вязи твоих бровей
Признали себя неспособными Ибн Мукла и Ибн Хилал.
Девятое: искушенные в начертании (ahl-i qalam) именуют ее [бровь] кольцом [буквы] нун (ḥalqa’-i nūn), к примеру, сказано:
У каллиграфов не выходит на письме
Ни один нун прекрасней, чем брови друга.
Сравнивали также и с [буквой] каф (kāf), ведь каф имеет протяженное начертание. Например, сочинитель говорит:
Росчерк, который — [буква] даль на странице твоей красоты,
[Это] нун изгиба твоей брови, являющийся кафом (kāf-ī)!
Десятое: искусные наездники, [гарцующие] на поле ристалища красноречия, зовут ее [бровь] клюшкой (čawgān), как говорит, например, Кутб Чаугани:
Твоя родинка подле изгиба твоей кривой/коварной брови —
Это тот мяч, который находится в изгибе клюшки (čawgān).
Одиннадцатое: поскольку cчастливцы несут тавро ее [брови] благосклонности на челе души, они сопоставили ее с тавром (dāġ), как говорит сочинитель:
Счастливец тот, кто непрерывно
Несет на челе тавро его брови (dāġ-i abrū-š).
Двенадцатое: поскольку вследствие игривости она [бровь] склоняется к уху любимого существа, в диване красоты и прелести ей отвели дело охраны (ḥijābat) и называют привратником (ḥājib). Например, сочинитель говорит:
Слуга-кончик твоего локона оттого страдает,
Что твоя бровь — привратник (ḥājib), преуспевающий в делах.
Тринадцатое: ее [бровь] сочли царским вензелем (ṭuġrā) на указе о красоте и прелести, предусмотренным (manẓūr) для упразднения поддельной подписи (xaṭ). Так, к примеру, Захир ад-Дин Фарйаби говорит:
Царский вензель (ṭuġrā) твоих бровей с подписью красоты —
Неоспоримое доказательство, что та подпись (xaṭ) — поддельная.
ОБ ОПИСАНИИ ГЛАЗ (čašm)
Глаза у арабов называются bāṣira, muqla, nāẓira и ‘ayn. У них четыре разновидности: округлые (šahlā), продолговатые (kašīda), подернутые сном (xᵛ āb-ālūd) и подобные вину (maygūn). А кокетливый взор (ġamza) присущ всем четырем.
Округлые (šahlā) глаза называют [также] ‘abharī и уподобляют чаше нарцисса (nargis).
Пьяницы в кабачках магов-[виноторговцев] словно и не ведают
О напитке страсти и чаше его нарцисса-шахла (nargis-i šahlā).
Продолговатые (kašīda) глаза — это глаза тюрка, которые из-за узости смыкаются по линиям век и в точности походят на плоский каф (kāf-i musaṭṭaḥ). Например, сказано:
Один взгляд его глаза — будто [буква] каф, но, как я вижу —
Разве это мое сердце удостоится хоть одного взгляда!
Подернутые сном (xᵛ āb-ālūd) блуждающие глаза именуют хмельными (maxmūr), хотя они и без вина пребывают в постоянном опьянении. Это забияки, которые не уступают сну именно для того, чтобы чинить людям обиды, как сказано:
Похоже, твой глаз вознамерился побуянить,
Пьяный сон его не берет, пока он не наделает бед.
А подобные вину (maygūn) глаза — те, в которых бурлит цвет вина, и во мгновение ока они дерзко затевают тысячу смут. Их именуют смутьянами (fattān), как, например, изволил сказать Мир Кирмани:
Искушенным в смыслах ясно то, что в Диване красоты
Твои дерзкие глаза, сеющие смуту (šūr-angīz), — царский бейт маснави.
Искушенные в наблюдении (ahl-i naẓar) выставили глаза любимого друга (maḥbūb) на обозрение в 40 описаниях (ṣifat). Из этого числа 13 обычны в арабской речи. Так, говорят:
[1] ‘abhar (нарцисс с желтой сердцевиной);
[2] narjīs (нарцисс);
[3] saqīm (больной);
[4] ‘alīl (немощный);
[5] qamarī (лунный, подобный луне);
[6] xamrī (относящийся к вину, цвета вина);
[7] maxmūr (хмельной);
[8] sāḥir (колдун);
[9] mu‘arbid (буян);
[10] fattān (смутьян);
[11] fitna (смута);
[12] zujājī (стеклянный [сосуд], стекольщик);
[13] jaz‘ (черно-белая арабская раковина).
А зрачок глаза уподобляют эфиопской невесте (‘arūs ḥabašī), которая почивает в брачном покое йеменской раковины (ḥajla’-i jaz‘-i yamānī), как, например, говорит хаким Хакани:
[Клянусь] двумя хмельными эфиопскими невестами,
Что почивают за пологом йеменской раковины.
Тридцать три уподобления [глаза] вошли в употребление у персов (dar ‘ajam), как то:
[1] nargis (нарцисс);
[2] bādām (миндаль);
[3] xᵛ āb-ālūd (подернутый сном);
[4] gūša-nišīn (уединившийся, букв. «сидящий в углу»);
[5] mardum-dār (владеющий людьми; общительный);
[6] xāna-siyāh ([тот, у кого] черный дом);
[7] xaṭā’ī (уроженец Хата; китаец);
[8] turk (тюрк, туркестанец);
[9] fitna-jū (ищущий смуты);
[10] jādū (колдун, колдовство);
[11] jādū-firīb (обманывающий, как колдун);
[12] jāduvāna ([действующий], как колдун);
[13] jādūvaš (подобный колдуну);
[14] čāh-i bābil (вавилонский колодец);
[15] xūn-rīz (проливающий кровь);
[16] xūn-xᵛ ār (пьющий кровь);
[17] mardum-āzār (истязающий людей);
[18] mard-afgan (повергающий мужей);
[19] tīr-andāz (мечущий стрелы);
[20] kamān-dār (наделенный луком);
[21] āhū (недуг, изъян; серна);
[22] bī-āhū (без изъяна);
[23] āhū-firīb (обманывающий [охотника], как серна);
[24] āhuvāna ([действующий], как серна);
[25] šīr-šikār (охотник на львов; бесстрашный);
[26] šīr-gīr (ловец львов; пьяный);
[27] nīm-mast (полупьяный);
[28] bī may mast (без вина пьяный);
[29] mast-i xarāb (пьяный до бесчувствия);
30] mast (пьяный);
[31] mastāna ([действующий], как пьяный);
[32] bīmār (больной);
[33] nātavān (немощный, изможденный).
Так, шейх Фахр ад-Дин ‘Ираки изволит говорить:
Его глаз творит в мире разрушения, которые невозможно описать,
Что делать с пьяницей, который делает себя немощным (nātavān)?
А Захир ад-Дин Фарйаби сравнил глаз с солнцем (āftāb) на том основании, что он сияющий и ясный, а еще потому, что глаз (čašm) называют [арабским словом] ‘ayn и истоки (čašma) солнца также называют ‘ayn, и он (Захир) является изобретателем (muxtari‘) этого сравнения. Так, он изволил сказать:
Твой дерзкий глаз, что подобен солнцу,
Твой зеленый пушок, что напоминает небо,
До такого дошли в нанесении обид и мучительстве,
Что деяния тех двоих [кажутся] самой верностью.
ОБ ОПИСАНИИ РЕСНИЦ (mužagān)
Арабы зовут ресницы hudb, а веки — ajfān. Хотя представлений о ресницах из-за лютости тюрка, разбивающего сердца, несметные полчища, на взгляд лучших из лучших [знатоков], они подразделяются на 12 описаний (ṣifat).
Одни называют их остриями копий (sinān), ухватившись за этот знаменитый бейт Фирдоуси:
Твои ресницы пронзают броню [сердца],
Подобно острию копья (sinān) Гива в бою с Пашаном.
Другие именуют их кривыми кинжалами (xanjar), как сказано:
О, кривые кинжалы (xanjar) твоих ресниц пролили кровь всего мира,
И твои нарциссы с кривыми кинжалами обагрены кровью сердец!
Многие другие уподобляют волоски остроконечных ресниц клинку (tīġ), как говорит Маулана Имами:
То судьба снабдила клинками (tīġ) твои пьяные глаза,
Без нее клинок не опускался на кончик волоса.
А иные сравнивают ресницу с копьецом (bīlak) и стрелой (tīr), поскольку, сидя в изгибе лука брови, она постоянно подстерегает влюбленных, и ее обычай — [выстрелом] рассекать волос, как сказано:
Твои ресницы — в луках бровей,
Их стрелы (tīr) всегда попадают в цель.
А какая-то часть [поэтов] сравнивает острия ресниц со стрелой-корабликом (nāvak), которая проливает кровь сердец из протоков глаз, как говорит сочинитель:
Стрелы (nāvak) его ресниц столько пролили крови моего сердца,
Заставили целый мир почернеть в моих глазах.
Весьма многие сравнивают их с ланцетом (nīštar). Так, Хакани говорит:
Ты так вонзил острия ресниц в сердце,
Что кончик ланцета (nīš) обломился в печени.
Некоторые другие называют их сокрушителями рядов, разбивающими сердце (ṣaf-dar-i qalb-šikan), из-за того, что они постоянно стоят в дозоре двумя отрядами в форме кольца для сокрушения [вражеских] рядов. К примеру, влюбленный, описывая состояние пролития слез, говорит от лица возлюбленного друга:
Конный отряд моих ресниц выстроен в два ряда (du ṣaf) лицом друг к другу,
Кровь проливается всякий раз, как они смыкают ряды.
Кое-кто из старинных поэтов именовал ресницы индийцами-хранителями зеркала (hinduvān-i āyina-dār). И поскольку это сравнение противоречит сравнениям, вошедшим в употребление (mutadāvil), оно без сомнения представляется необычным. Так, Асади сказал:
Гиацинт твоей щеки — занзибарец-солнцепоклонник,
Нарцисс твоих ресниц — индиец-хранитель зеркала (hindu-yi āyina-dār).
Некоторые сравнивают кончики ресниц из-за их остроты с алмазной крошкой (almās-i rīza). К примеру, описывая, как возлюбленный друг проливает слезы, Амир Му‘иззи сказал:
Уронил из двух миндалей сто тысяч алмазов,
Пронзили грани алмазов (sar-i almāshā) жемчужины чистой воды.
А проницательные мастера слова уподобили края ресниц лапкам паука (pāy-i ‘ankabūt), которые из паутинной завесы глаза нападают в любую сторону на сердца влюбленных. Например, Сайф А‘радж говорит:
Из паутинной завесы того твоего нарцисса
Паук (‘ankabūt) твоих ресниц вонзил когти (čang) в сердце.
Есть такие, кто сравнивал их с полчищем муравьев (sipāh-i mūrča), которые окружают кольцом [зернышко] миндаля. К примеру, Сихр-Афарин говорит:
Муравьи (mūrān), стремясь к сахарной кладовой его уст,
Окружили кольцом его миндаль.
Слово эмиров речи — неоспоримое доказательство (ḥujjat). Ведь сказано: «Речи царей — цари речей». Арабские мастера красноречия сравнили ресницы с острием копья (ṭa‘n-i rumḥ) и с кончиком пера (nūk-i qalam). А в трактате (risāla) шейха Хасана Ахвази об описании красоты говорится так: когда на странице красоты (jamāl) вывели нун линии брови прекрасноликих,
С кончика кисти Предопределения упал волосок,
Опустился на глаз, и его именем стали ресницы.