Великий немецкий натуралист, ботаник, географ и путешественник Александр фон Гумбольдт (1769–1859) объехал полмира, в честь него названы десятки топонимов и сотни растений. Его научной карьере и биографии посвящена книга Андреа Вульф «Открытие природы: Путешествия Александра фон Гумбольдта», которая выходит в издательстве «КоЛибри». Мы публикуем фрагмент главы о поездке Гумбольдта по России.

В небе не было ни облачка, стояла теплынь. Плоская равнина, выжженная летним солнцем, уходила за горизонт. Цепочка из трех карет ползла по так называемому Сибирскому тракту, протянувшемуся на восток от Москвы на несколько тысяч миль.

Была середина июня 1829 г., уже два месяца назад Александр фон Гумбольдт покинул Берлин. 59-летний ученый наблюдал из окна кареты сибирский пейзаж, невысокие степные травы, бесконечные леса из тополей, берез, лип и лиственниц. Порой на фоне белых стволов берез зеленел можжевельник. Цвел шиповник и многолетний цветок — белоснежный башмачок. Все это было приятно наблюдать, но Гумбольдт представлял себе Россию не такой. Все вокруг напоминало ему виды его семейного поместья Тегель.

Так продолжалось уже не одну неделю: все выглядело смутно знакомым. Дороги — где глина, где гравий — походили на английские, растительный и животный мир были, на его взгляд, вполне «обыкновенными». Животных попадалось немного: иногда заяц или белка, мало птиц — не больше двух-трех за раз. Вокруг царило безмолвие, почти не было слышно пения птиц. Трудно было не испытать некоторого разочарования. По словам Гумбольдта, сибирская экспедиция явно выходила «не такой радостной», как южноамериканская; но, по крайней мере, он снова был в пути, удушающая обстановка берлинского двора осталась далеко позади. Это было максимально возможное теперь для него приближение к желаемому — к «жизни на дикой природе», как ему нравилось называть происходящее.

Иногда кареты ускоряли ход, и страна резво проносилась мимо. Лошадей меняли через каждые десять-двадцать миль, на почтовых станциях в редких деревнях вдоль этого восточного тракта. Дорога была широкая и поддерживалась в приличном состоянии — настолько, что порой лошади принимались мчать с устрашающей скоростью. Постоялые дворы или гостиницы попадались редко, поэтому ночи они чаще коротали в дороге, и Гумбольдт спал в своей карете.

По России Гумбольдт путешествовал не один. Его сопровождали Густав Розе, 29-летний профессор минералогии из Берлина, и 34-летний Христиан Готтфрид Эренберг, опытный натуралист, уже предпринявший экспедицию по Ближнему Востоку. Роль охотника, добывающего образцы фауны, играл Иоганн Зейферт, который много лет оставался доверенным слугой и экономом Гумбольдта в Берлине. В Москве к отряду присоединился русский чиновник горнодобывающего ведомства. Был в нем также повар, казачья охрана для безопасности и граф Адольф Полье, старый французский знакомый Гумбольдта из Парижа, муж богатой русской графини и хозяин поместья к западу от Урала, неподалеку от Екатеринбурга. Полье примкнул к Гумбольдту в Нижнем Новгороде, примерно в 700 милях юго-восточнее Санкт-Петербурга, — он ехал в имение супруги. На всех вместе было три кареты, полные людей, приборов, сундуков и быстро растущих коллекций. Гумбольдт был готов к любым ситуациям, ничего не забыл: ни теплого пальто, ни барометров, ни груза бумаги, пробирок, медикаментов, даже палатки без единой железной детали — для магнитных наблюдений.

Этого момента Гумбольдт дожидался десятилетиями. В конце 1827 г., лишь только царь Николай I дал ему свое дозволение, он приступил к тщательным, неспешным сборам. После долгих обсуждений они с Канкрином пришли к согласию, что экспедиция выедет из Берлина ранней весной 1829 г. Но потом Гумбольдт отложил дату выезда на две-три недели из-за быстрого ухудшения здоровья жены Вильгельма Каролины, заболевшей раком. Он всегда любил невестку, к тому же хотел находиться рядом с Вильгельмом в тяжелое для того время. «Александр нежен и внимателен», — написала Каролина в своем последнем письме [10]. Ее смерть 26 марта, после почти сорока лет брака с Вильгельмом, стала для него страшным ударом. Александр провел с братом еще две с половиной недели и только после этого покинул Берлин, начав свое русское приключение. Брату он пообещал регулярно писать.

Гумбольдт собирался переехать из Санкт-Петербурга в Москву, а оттуда двигаться на восток, в Екатеринбург и дальше в Сибирь, в Тобольск, а потом возвращаться назад, описав большой круг. Местность вокруг Черного моря, где Россия воевала тогда с Оттоманской империей, Гумбольдт посещать не намеревался. Русско-турецкая война началась весной 1828 г., и, как ни хотелось Гумбольдту увидеть Каспийское море и заснеженный потухший вулкан — гору Арарат в нынешней Турции, русские предупредили его, что это невозможно. Его стремлению «бросить нескромный взгляд на Кавказские горы и на гору Арарат» оставалось дожидаться более «мирных времен».

Все получалось не так, как хотелось Гумбольдту. Вся экспедиция представляла собой компромисс. Путешествие оплачивалось царем Николаем, надеявшимся узнать о возможностях более эффективной добычи золота, платины и других драгоценных металлов в его обширной империи. Хотя целью экспедиции было провозглашено «продвижение наук», царя больше интересовало продвижение коммерции. В XVIII в. Россия была одним из крупнейших в Европе экспортеров руд и ведущим производителем железа, но промышленная Англия ее обогнала. Виной были феодальная система труда в России и устаревшие способы производства, а также частичное истощение некоторых месторождений. Как бывший горный инспектор с огромными геологическими знаниями, Гумбольдт был отличным кандидатом для царя. Для науки это был не лучший вариант, но иного пути к достижению своей цели Гумбольдт не видел. Ему было почти шестьдесят, и время было на исходе.

Проезжая через Сибирь, он прилежно обследовал шахты, выполняя договоренность с Канкрином, но и эту трудоемкую работу сочетал с приключениями. За долгие годы он обратил внимание, что некоторые минералы встречаются вместе. Например, в горах Бразилии алмазы часто находили в залежах золота и платины. Теперь Гумбольдт применял в России свои обширные геологические знания, приобретенные в Южной Америке. Поскольку на Урале имелись месторождения золота и платины, схожие с южноамериканскими, он не сомневался, что в России есть и алмазы. Он был так уверен в своей правоте, что, увлекшись, опрометчиво пообещал найти несколько императрице Александре на встрече в Санкт-Петербурге.

Останавливаясь для инспекции шахт, Гумбольдт всюду искал алмазы: запускал пятерню в песок и просеивал песчинки между пальцами. Вооружившись лупой, он разглядывал песок, не сомневаясь, что отыщет мерцающее сокровище, считая это всего лишь делом времени. Почти все, кто видел Гумбольдта за этим занятием, принимали его за безумца, ведь нигде, кроме тропиков, алмазов доселе не находили. Один из сопровождавших его казаков даже прозвал его «сумасшедшим прусским князем Гумплотом».

Правда, кое-кто из его спутников решил рискнуть и тоже попытаться, включая старого парижского знакомого Гумбольдта графа Полье. Проведя с экспедицией несколько недель и полюбовавшись на поиски, Полье 1 июля простился с Гумбольдтом и поспешил в имение жены под Екатеринбургом, где тоже добывали золото и платину. Зараженный гумбольдтовской уверенностью, Полье первым делом втолковал своим людям, где искать алмазы. Уже через считаные часы после его приезда они нашли первый уральский алмаз. Эта новость разлетелась по стране и по Европе после того, как Полье опубликовал статью о своей находке. Всего за месяц число найденных в России алмазов составило тридцать семь. Предсказания Гумбольдта оправдались. Он знал, что его догадка основана на твердых научных знаниях, но многим происходящее казалось таким загадочным, что они готовы были обвинить его в колдовстве.

Урал, восторженно писал Гумбольдт Канкрину, оказался «подлинным Эльдорадо». Для Гумбольдта его точное предсказание было, скорее всего, примером прекрасной научной аналогии, но русским оно сулило выгоды в торговле. Гумбольдт предпочел отмахнуться от этого — как и от много другого в своей экспедиции. В Латинской Америке он критиковал все стороны испанского колониального владычества, от хищнической эксплуатации природных ресурсов и уничтожения лесов до дурного обращения с туземцами и ужасов рабства. Тогда он утверждал, что обязанность путешественников, засвидетельствовавших мучительства и угнетение, «донести жалобы угнетенных до слуха тех, в чьей власти облегчить их участь». За несколько месяцев до отъезда в Россию Гумбольдт воодушевленно говорил Канкрину о своем желании посмотреть на крестьян в восточных «беднейших провинциях». Но Канкрин жестко отвечал, что цели экспедиции исчерпываются наукой и коммерцией. Гумбольдту не дозволялось высказывать суждения о русском обществе и о крепостном праве.

В России царя Николая I властвовали абсолютизм и неравенство. Власть была централизована и находилась в руках царя. Николай I считал себя защитником от революций. Он был правителем, который ценил скрупулезный порядок, формальность и дисциплину. Всего через несколько лет после экспедиции Гумбольдта в Россию царь провозгласит идеологической доктриной России триаду «Православие, самодержавие и народность»: подчинение православной церкви, правящему дому Романовых и сосредоточение на русских традициях в противовес западной культуре.

Гумбольдт знал, чего от него ждут, и пообещал Канкрину заниматься исключительно природой. Он будет избегать всего, что относится к государственной власти и «условиям низших классов», и не будет открыто критиковать русскую феодальную систему, как бы плохо ни обращались с крестьянами. Отчасти неискренно, он даже сказал Канкрину, что иностранцы, не владеющие языком, не способны разобраться в условиях страны и будут лишь распространять по миру необоснованные слухи.

Гумбольдт быстро убедился лишь в том, насколько широко распространяется власть Канкрина: все чиновники по пути его следования, казалось, собрались встречать его и информировать о результатах Санкт-Петербург. Даже на огромном расстоянии от Москвы и Санкт-Петербурга не было дикой природы. Например, Екатеринбург, расположенный в 1 000 миль восточнее Москвы, эти ворота в азиатскую часть России, оказался крупным промышленным центром с примерно 15 000 жителей, многие из которых трудились на шахтах и на заводах. В регионе были золотые прииски, литейные заводы, плавильные печи, шлифовальные мастерские, плавильное производство и кузницы. Среди многих природных ископаемых были золото, платина, медь, драгоценные и полудрагоценные камни. Сибирский тракт служил главным торговым путем, связывавшим фабричные и добывающие городки по всей обширной стране. Всюду, где останавливались Гумбольдт и его спутники, их встречали губернаторы, городские советники, офицеры и прочие увешанные медалями чиновники. Там были длительные ужины, речи и балы — не было времени побыть в одиночестве. Гумбольдт терпеть не мог эти формальности, так как за каждым его шагом пристально наблюдали и водили его за руку, «как немощного».

В конце июля, спустя три с лишним месяца после отъезда из Берлина, Гумбольдт добрался до Тобольска — города в 1 800 милях от Санкт-Петербурга и самой восточной точки обговоренного маршрута, — но и там, на его вкус, все еще не хватало первозданности. Не для того Гумбольдт приехал в такую даль, чтобы развернуться в обратный путь. У него были иные планы. Вместо того чтобы ехать обратно в Санкт-Петербург, как изначально договорились, Гумбольдт сейчас проигнорировал инструкции Канкрина и отклонился от маршрута на 2 000 миль. Ему захотелось увидеть Алтайские горы на востоке, где встречаются Россия, Китай и Монголия, как аналог его исследований Анд.

Андреа Вульф. Открытие природы: Путешествия Александра фон Гумбольдта М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2019. Перевод с английского А. Ю. Кабалкина

Читайте также

«Григория преследовали беспощадно…»
Фрагмент из романа Ивана Наживина «Распутин»
18 декабря
Старая книга
«Мои книги не для морально-нравственных уродов»
Интервью с книгоиздателем и строителем Аркадием Елфимовым
8 апреля
Контекст
«Русские люди бросают в Байкал хлеб и деньги в виде жертвы»
Отечественные писатели прошлых веков об озере Байкал
16 августа
Контекст