Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Рустам Александер. Секс был. Интимная жизнь Советского Союза. М.: Individuum, Эксмо, 2025. Содержание
Беспокоясь о международном имидже СССР, власти Москвы постарались убрать из города всех секс-работниц (несмотря на заявления советской пропаганды о том, что такой пережиток буржуазного общества, как проституция, в стране полностью искоренен, с реальностью ничего общего это не имело). Работу по высылке всех «распущенных» женщин из столицы начали с весны.
Как пишет в книге «Третий лишний» Марк Поповский, особых усилий для того, чтобы определить, действительно ли девушка занималась проституцией, милиция не предпринимала. Если так говорили соседи или она просто казалась подозрительной, то ее вызывали в милицию и ставили жирный крест на печати о московской прописке в паспорте. Даже если девушка родилась в Москве и в этом городе жили все ее родственники, милицию это не волновало.
Во время фестиваля иностранцы, гуляющие по улицам Москвы, произвели неизгладимое впечатление на местных. Интересные воспоминания об этих днях оставил джазовый музыкант Алексей Козлов, тогда — молодой мальчик-саксофонист. Видя всех этих людей вокруг, он не мог не удивляться тому, как же сильно они отличались от образа, созданного советской культурой. До этого информацию о жителях других стран он черпал из кино и сатирического журнала «Крокодил», где иностранцы встречались строго двух типов. Первый — тощие бедняки в обносках, бастующие и борющиеся за права, второй — толстопузые буржуи во фраках и цилиндрах, с толстыми сигарами в пальцах. Правда оказалась совсем другой:
Во-первых, это были очень молодые люди, что было странно, так как не вязалось с привычным карикатурным стереотипом пожилых политиков. Во-вторых: мы увидели впервые вблизи не только долгожданных американцев, англичан, французов и итальянцев, а и негров, причем настоящих, африканских, китайцев, арабов, латиноамериканцев, не говоря уже о братьях славянах — поляках, чехословаках, болгарах... Одно из первых впечатлений от иностранцев состояло в том, что внешне они выглядели совсем иначе, чем у нас тут себе представляли. Прежде всего, все были одеты по-разному, не «стильно», а обычно — удобно, пестро, спортивно и небрежно. Чувствовалось, что приехавшие к нам иностранцы вовсе не придают такого значения своей внешности, как это происходило у нас. Ведь в СССР только за узкие брюки, длину волос или толщину подошвы ботинок можно было вылететь из комсомола и института, внешность была делом принципа, носила знаковый характер.
Атмосфера фестиваля расслабляла и располагала к общению. Из громкоговорителей на улицах звучала музыка и песни. Иностранцы с любопытством смотрели на советских людей, а те, в свою очередь, не скрывали своего интереса к пришельцам. Естественно, эта взаимная тяга часто носила и сексуальный характер.
Секс и наказание
Одной из особенностей фестиваля стало то, что молодые люди, которые в нем участвовали, почувствовали небывалую свободу. В эти дни в Москве произошла своего рода сексуальная революция. Пуританское советское общество оказалось свидетелем явлений, которые для многих были неожиданностью и совсем не вписывались в традиционные представления о морали того времени. Алексей Козлов вспоминал, что происходящее покоробило даже его, «горячего сторонника свободного секса». Здесь сыграли роль сразу несколько факторов: прекрасная погода, эйфорическое ощущение единения, свободы и дружбы и не в последнюю очередь готовность советской молодежи выступить против навязанных им пуританских правил поведения. В итоге на несколько дней на окраинах столицы возникли целые резервации «свободной любви». Козлов, подчеркивая, что был не участником, а лишь свидетелем событий, описывает их так:
К ночи, когда темнело, толпы девиц со всех концов Москвы пробирались к тем местам, где проживали иностранные делегации. Это были различные студенческие общежития и гостиницы, находившиеся на окраинах города. Одним из таких типичных мест был гостиничный комплекс «Турист», построенный за ВДНХ. В то время это был край Москвы, так как дальше жилых домов еще не было, а шли колхозные поля. В гостиничные корпуса советским девушкам прорваться было невозможно, так как все было оцеплено профессионалами-чекистами и любителями-дружинниками. Но запретить иностранным гостям выходить за пределы гостиниц никто не мог. Поэтому массовые знакомства между приезжими парнями и поджидавшими их местными девушками возникали вокруг гостиниц. События развивались с максимальной скоростью. Никаких ухаживаний, никакого ложного кокетства. Только что образовавшиеся парочки скорее удалялись подальше от зданий, в темноту, в поля, в кусты, точно зная, чем они немедленно займутся. Особенно далеко они не отходили, поэтому пространство вокруг гостиниц было заполнено довольно плотно, парочки располагались не так уж далеко друг от друга, но в темноте это не имело значения. Образ загадочной, стеснительной и целомудренной русской девушки-комсомолки не то чтобы рухнул, а скорее обогатился какой-то новой, неожиданной чертой — безрассудным, отчаянным распутством...
По данным МВД, в дни фестиваля за «непристойное поведение» были задержаны сто восемь женщин. Лишь девять из них привлекли к уголовной ответственности за проституцию. Это косвенно доказывает, что в связи с иностранцами вступали самые обычные советские гражданки. Для властей такое «распутство» выглядело совершенно неприемлемо, и с ним принялись бороться, используя радикальные методы. Как пишет Козлов, тут же создали дружины, которые наказывали жителей СССР, прежде всего девушек, за интимную связь с иностранными гостями:
Срочно были организованы специальные летучие моторизованные дружины на грузовиках, снабженные осветительными приборами, ножницами и парикмахерскими машинками для стрижки волос наголо. Когда грузовики с дружинниками, согласно плану облавы, неожиданно выезжали на поля и включали все фары и лампы, тут-то и вырисовывался истинный масштаб происходящей «оргии». Любовных пар было превеликое множество. Иностранцев не трогали, расправлялись только с девушками, а так как их было слишком много, дружинникам было ни до выяснения личности, ни до простого задержания. Чтобы не тратить времени и впоследствии иметь возможность опознать хотя бы часть любительниц ночных приключений, у них выстригалась часть волос, делалась такая «просека», после которой девице оставалось только одно — постричься наголо и растить волосы заново. Так что пойманных быстро обрабатывали и быстро отпускали. Слухи о происходящем моментально распространились по Москве. Некоторые, особо любопытные, ходили к гостинице «Турист», в Лужники и в другие места, где были облавы, чтобы просто поглазеть на довольно редкое зрелище. Сразу после окончания фестиваля у жителей Москвы появился особо пристальный интерес ко всем девушкам, носившим на голове плотно повязанный платок, наводивший на подозрение об отсутствии под ним волос.
На официальном уровне никто, впрочем, не объявлял об организации карательных бригад с ножницами и машинками для стрижки — на женщин нападали «энтузиасты» в штатском. Так, 8 августа в милицию обратилась двадцатидвухлетняя москвичка и рассказала, что они с подругой накануне вечером гуляли по территории Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (ВСХВ, сейчас — Выставка достижений народного хозяйства) в компании двух иностранцев, итальянца и немца из ФРГ. О том, насколько тесно они общались со своими спутниками, потерпевшая не упомянула, зато рассказала в подробностях, что к ним подошли «несколько советских юношей», отчитали девушек за то, что они якобы развязно ведут себя с иностранцами, посадили подруг в автомобиль (иностранцев не тронули), отвезли за город Бабушкин, где высадили из машины и остригли, после чего отпустили. Никакого уголовного дела возбуждено не было.
Историк Сергей Гвоздев утверждает, что таких случаев могло быть больше. Так как эти карательные мероприятия могли проводить люди, связанные с комсомолом и другими официальными организациями, далеко не все жертвы подобного обращения отваживались распространяться о том, что с ними произошло, учитывая, что «распутство» в советском обществе по-прежнему строго осуждалось. Алексей Козлов констатирует, что для многих девушек подобные карательные меры обернулись серьезными проблемами:
Много трагедий произошло в семьях, в учебных заведениях и на предприятиях, где скрыть отсутствие волос было труднее, чем просто на улице, в метро или троллейбусе. Еще труднее оказалось утаить от общества появившихся через девять месяцев малышей, чаще всего непохожих на русских детей, да и на собственную маму, ни цветом кожи, ни разрезом глаз, ни строением тела...
Фестиваль прошел успешно и с помпой, но после его окончания хрущевское руководство всерьез задумалось: не слишком ли быстро страна стала открываться внешнему миру? О сексуальных приключениях советской молодежи с зарубежными гостями во время фестиваля было доложено на самый верх, и там от этого точно были не в восторге. Понимая, что открытость внешнему, в особенности западному, миру могла еще больше «развратить» советских людей, очень скоро Хрущев решил вернуться к традиционной антизападной риторике. Конечно, локальная сексуальная революция, случившаяся на фестивале 1957 года, не стала основной причиной нового витка конфронтации, но на фоне роста напряженности в начале 1960-х проникновение в СССР «западных» ценностей, связанных с сексуальной свободой, замедлилось. Советские граждане в очередной раз оказались предоставлены сами себе.
А что на Западе?
Между тем к концу 1950-х годов в США и Европе уже назревала полноценная сексуальная революция, не ограниченная форматом международного фестиваля. Западные общества постепенно приходили к пониманию, что секс — не только способ продолжения рода, но и источник удовольствия. С изобретением антибиотиков количество половых связей у людей увеличилось, ведь большинство перестало задумываться о венерических заболеваниях. На протяжении нескольких десятилетий, до начала эпидемии ВИЧ в конце 1980-х, заболевания, передаваемые половым путем, вообще перестали быть проблемой: теперь, чтобы избавиться от сифилиса, было достаточно одного укола. В 1950-е годы секс постепенно проникал в массовую популярную культуру, терял ореол запретного. Так, в 1953 году в США начал выходить легендарный Playboy — эротический журнал для мужчин.
Изменилось и отношение к социальной роли мужчин и женщин. Теперь женщины требовали уважения своих потребностей, в том числе и сексуальных, настаивая, чтобы мужчины перестали относиться к ним исключительно как к сексуальному объекту. В 1960 году в продажу поступили первые противозачаточные таблетки, после чего сексуальная жизнь молодых людей на Западе стала еще «свободнее». Для женщин противозачаточные стали настоящим спасением: им не нужно было больше беспокоиться о нежелательной беременности и необходимости срочно заключить брак, чтобы такую беременность скрыть. Да и вообще, рождение детей можно было отложить и какое-то время просто наслаждаться сексом. Консерваторы были крайне недовольны, но постепенно социальные установки менялись: сексуальность освобождалась от диктата традиций и общественного осуждения, у людей появился выбор, заводить ли семью в молодости или менять партнеров, находясь в поиске.