Гнилые плоды зицпредседателя Фунта
Из «Права и литературы» Алима Ульбашева
Иллюстрация М. Добужинского к первому изданию повести Ю. Олеши «Три Толстяка» (М.—Л.: «Земля и фабрика», 1928)
В чем была истинная суть аферы Чичикова? Почему диктатура Трех Толстяков началась с отмены авторского права? Что современное законодательство думает о конторе «Рога и копыта»? Серьезные ответы на эти вроде бы школьные вопросы дает кандидат юридических наук Алим Ульбашев в книге «Право и литература», отрывок из которой сегодня публикует «Горький».
Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Алим Ульбашев. Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы. М.: МИФ, 2025. Содержание
В высшей степени практичное, гражданское право существует не в верхних слоях атмосферы, а прямо здесь, на грешной земле. Правда, цивилистов иногда корят за болезненный интерес к деньгам. Не то в шутку, не то всерьез коллеги-юристы вечно подтрунивают над цивилистами, намекая на мещанские повадки, мелочность и меркантильность. Нет почти ничего, что Гражданский кодекс не пересчитал и не оценил бы в деньгах: и свечной заводик, и место в первом ряду на премьере спектакля модного режиссера-авангардиста, и выбитый в пьяной драке глаз — все для цивилистов имеет цену.
Разве можно с доверием относиться к отрасли права, основу которой составляют одни лишь деньги? «Люди гибнут за металл, / Сатана там правит бал» — приходят на ум строки из оперы Шарля Гуно «Фауст».
Гражданское право не пытается поменять природу человека, падкого на деньги, но бросает ему спасательный круг. Иначе без цивилистики на сцену тотчас вырвутся темные силы: Мефистофель, рэкетиры из 1990-х и… Три Толстяка.
Мир «Трех Толстяков» Юрия Олеши — вымышленная, но крайне правдоподобная реальность, где безымянной страной правит наглая троица, захватившая народные богатства. Поделив страну, как пирог, и урвав себе куски повкуснее, Три Толстяка и их прислужники создали невыносимые условия жизни для обычных людей. Правители стремятся удержать свое господство, обкрадывая и без того нищее население. Каждый день хозяева несчастной страны идут на преступления: запугивают многострадальный народ, на корню пресекают роптание, душат голоса недовольных. Страна Трех Толстяков — пример государства, где единственным законом признается беззаконие и где не чтут никаких конституций и кодексов (там и слов таких не слышали!).
Наивны те, кто полагает, что Три Толстяка — авторский вымысел, как какие-нибудь кикиморы да лешие с Бабой-ягой. В действительности полумифические образы выражают вполне реальные общественные пороки, победить которые по плечу лишь гражданскому праву.
Если обратиться к мировой истории, то можно проследить закономерность. Самые жестокие правители прошлого, повинные в гибели тысяч людей, почти никогда не начинали правление с массовых убийств. На первом этапе они лишали подданных собственности, денег, мелких свобод. И поначалу граждане как будто бы соглашались с такими лишениями… «Подумаешь, отдать королю или бургомистру часть своего урожая и горстку монет. Не обнищаем!» Но тиранам всегда мало награбленного, с каждым разом они требуют все больше и больше.
Лучшим примером сказанному служат антиеврейские законы в нацистской Германии. После 1933 года, когда гитлеровцы пришли к власти, евреи были лишены своих прав не в одночасье, а в несколько этапов: сначала ограничения накладывались в сфере торговли, предпринимательства, трудоустройства и учебы, то есть в сферах, которые преимущественно регулируются гражданским правом. И многие даже мирились с такими ограничениями, простодушно надеясь, что со временем правительство одумается и отменит безумные законы. Но за «безобидными» запретами последовали большие преступления: Германия и вся Европа скатились в самый печальный период своей истории. Лишенные базовых гражданских прав, евреи, а вслед за ними и другие этнические и социальные группы стали подвергаться массовому уничтожению на территориях, контролируемых нацистами.
Гражданское право, будучи одним из самых политически нейтральных, однако, первым становится объектом нападок Трех Толстяков. Человек, лишенный имущественных прав, становится совершенно беспомощным. Тогда его без труда можно лишить и свободы, и жизни.
УПОТРЕБЛЕНИЕ ПРАВА ВО ЗЛО: ОТ ЧИЧИКОВА ДО ОСТАПА БЕНДЕРА
Герои Юрия Олеши были бы несказанно удивлены, если бы им довелось познакомиться с гоголевским Чичиковым. У того, конечно же, не было амбиций прибрать власть в целой стране, но и его смекалке позавидовали бы многие.
Афера Чичикова достаточно незамысловата и в то же время хитроумна. В XVIII-XIX веках государство проводило ревизии, то есть перепись крестьянского, подневольного населения. Сведения о крепостных вносились в «ревизские сказки», на их основе рассчитывали «подушную подать» (имущественный налог по-нашему), которую платили помещики. Точно так сегодня мы платим налоги с автомобиля или земельного участка.
Но проблема состояла в том, что число крепостных у каждого помещика постоянно менялось по естественным причинам: одни умирали, другие рождались, тогда как размер налога оставался фиксированным до следующей ревизии. И если у владельца умирало слишком много крестьянских душ, которых не в полной мере замещали вновь рожденные крепостные, то помещику приходилось переплачивать казне, пока не проведут переучет в следующей переписи крестьянского населения и не «спишут» умерших.
Тут-то и появляется обаятельный Чичиков, который предлагает выкупать «мертвые души». Помещики, не понимая смысла заманчивого предложения, тем не менее соглашаются: почему бы и не нажиться на мертвых крепостных — те уж точно в обиде не будут.
В чем же собственная выгода заезжего дельца? Чичиков — коллежский асессор, чиновник не самого низкого, но и не самого высокого ранга. Он кое-что смыслит в законах и знает, как ими воспользоваться. В голове Чичикова зреет план. Чтобы раскрыть суть его замысла, необходимо сделать небольшое отступление и привести историческую справку.
В гоголевской России существовали опекунские советы, управлявшие воспитательными домами и приютами. Советы почти не получали постоянных ассигнований из казны, а перебивались случайными пожертвованиями и собственным доходом. Пожертвование — штука непредсказуемая, поэтому опекунским советам постоянно приходилось самим изыскивать деньги. Только вот какой доход можно иметь с богоугодных заведений?
На самом деле опекунские советы активно выдавали кредиты, взимая за это проценты с заемщиков, а в качестве залога принимали крестьян. Помещики, не сумевшие расплатиться по долгам и процентам, должны были отдавать заложенных крестьян точно так же, как сегодняшние должники вынуждены при просрочке отдавать заложенный перстень или колье. Единственное требование, которое предъявляли опекунские советы, — у крестьян должна быть своя земля, которую те могли бы обрабатывать. Фактически такие организации действовали как банки.
Несовершенство законов подсказало Чичикову, как действовать. Он задумал по дешевке скупить «мертвые души» (давно умерших и существующих только на бумаге крестьян) у провинциальных помещиков, а заложить их в столичном опекунском свете, получив за это огромный кредит. После этого аферист был бы таков… И даже земельный вопрос решился сам собой: в те годы царская Россия задумалась о заселении Новороссии, обещав всем желающим выдавать землю на Херсонщине задаром, только бы те согласились переехать туда. Выходило, что Чичиков мог «инвестировать» в покупку мертвых крестьян по рублю, а то и меньше, не тратиться на их содержание, прикрепить их к бесплатным землям в Новороссии, а потом еще получить в опекунском совете кредит за каждого в несколько сотен рублей.
Чичиков, конечно же, чистой воды мошенник, и его действия выходят за рамки гражданского права — за них он должен отвечать перед уголовным правом. Но и гражданскому законодательству есть что сказать по этому поводу. История Чичикова чем-то похожа на сделку Антонио и Шейлока из «Венецианского купца»: там тоже гражданско-правовая сделка была порождением злого умысла. За аферой всегда стоит желание использовать закон не во благо, а во вред. Поэтому договоры, которые заключили Чичиков и глуповатые помещики, прямо и безусловно не только нарушают общественную мораль, но и противны духу закона, его интенции.
В «Золотом теленке» Ильи Ильфа и Евгения Петрова упоминается второстепенный персонаж, некий зицпредседатель Фунт, всю жизнь служивший главой учреждений в различных фирмах-однодневках. Нехитрые махинации рано или поздно раскрывались, а Фунту, как номинальному директору, полагалось отправиться в тюрьму — для этого его, собственно, и брали каждый раз на службу. «Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия — страдать за других».
Своей работы мошенник не только не стыдится, но и по-своему гордится ею. «Я всегда сидел. При Александре Втором „Освободителе“, при Александре Третьем „Миротворце“, при Николае Втором „Кровавом“. При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при нэпе! Как я сидел при нэпе! Это были лучшие дни моей жизни! А теперь я хожу и не узнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товарищество на вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом? Где это все? Безобразие!»
Понятно, что Чичиковы и Фунты никогда не будут полностью изжиты. Поэтому в Гражданском кодексе им посвящается специальная статья о злоупотреблении правом.
Не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом).
О злоупотреблении правом говорят в тех случаях, когда действия человека или организации формально соответствуют закону, но фактически они продиктованы некой дурной целью. Цель Чичикова — не купить крестьян, а обмануть опекунский совет. Фунт, соглашаясь возглавить очередные «Рога и копыта», изначально знает, что реально он ничего делать не будет, а нужен на своем месте лишь для прикрытия афер. Такая дурная цель заражает собой плоды Гражданского кодекса, заставляя их гнить на дереве еще до того, как они поспеют.
Гражданский закон наделяет нас огромными правами, но требует пользоваться ими с умом и с чувством меры. В противном случае наши планы разобьются на тысячи осколков, а нас самих будет ждать участь Чичикова и Фунта.
ВСЕ УЖ ЛУЧШЕ НА СВОБОДЕ
Сколько бы злые языки ни ругали гражданское право за его интерес к деньгам, нельзя не заметить, что его нормы так или иначе посвящены живым людям. Даже название у этой отрасли права соответствующее — гражданское. Сравните со всеми другими отраслями права: уголовное, земельное, трудовое, процессуальное, финансовое. Как будто бы и не замечают граждан! А гражданское право в самом своем названии выразило любовь к людям. Так повелось со времен древних римлян, вдохновивших последующие поколения юристов заботой о гражданах в jus civile, — вот и сегодня немцы говорят о Zivilrecht, французы — о droit civil, а итальянцы — о diritto civile. Со всех языков эти слова переводятся одинаково: гражданское право.
О гражданах — или, как их еще называют, физических лицах, то есть представителях рода человеческого, — обстоятельно сказано в 17-й статье Гражданского кодекса.
Способность иметь гражданские права и нести обязанности (гражданская правоспособность) признается в равной мере за всеми гражданами.
Правоспособность гражданина возникает в момент его рождения и прекращается смертью.
Прав и обязанностей в частном праве и в самом деле целое море. Как начать собственный бизнес, торгуя на бирже? Можно ли купить квартиру в новостройке и не попасть на крючок жадных застройщиков? Найдется ли управа на врача, неверно поставившего диагноз и чуть не угробившего доверчивого пациента? На каждый из этих вопросов отвечает Гражданский кодекс.
Гражданское право дает не простые, но всегда правильные решения. Знание закона позволило бы Раскольникову урезонить старуху-процентщицу из «Преступления и наказания», наживавшуюся на несчастных заемщиках, не переступая при этом границ дозволенного.
В очерке «Хорь и Калиныч», входящем в «Записки охотника» Ивана Тургенева, представлены два образа крестьян — трудолюбивый, деятельный, преуспевающий Хорь и мечтательный, живущий в безденежье идеалист Калиныч.
«Оба приятеля нисколько не походили друг на друга. Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных. Хорь понимал действительность, то есть обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как. Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе» — такими словами описывает Тургенев своих персонажей.
Несмотря на все попытки писателя противопоставить Хоря и Калиныча, есть в них одно разительное сходство: оба они зависимые крепостные, а значит, по законам своего времени почти не имели никаких прав. Крестьяне до отмены крепостничества в 1861 году мало чем отличались от скотины в хлеву, телеги или плуга в сарае: полезная в доме вещь — не более того, разве что говорит да по воскресеньям ходит на службу в церковь.
Даже Хорь, чью хозяйственность так старательно подчеркивает Тургенев, не представляет жизнь без барина.
— Послушай-ка, Хорь, — говорил я ему, — отчего ты не откупишься от своего барина?
— А для чего мне откупаться? Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю… барин у нас хороший.
— Все же лучше на свободе, — заметил я.
Хорь посмотрел на меня сбоку.
— Вестимо, — проговорил он.
О Калиныче Тургенев сообщает, что тот и вовсе благоговел перед своим помещиком. Удивительным образом ни Хорь, ни Калиныч не ищут свободы, не бьются в неволе, как дикие птицы, заточенные в клетку.
Рождаясь и всю жизнь проводя в личной зависимости, фактическом рабстве, люди перестают чувствовать горечь несправедливости и беззакония, воспринимая ее как подлинный вкус жизни. Хозяйские розги и капризы больше не порождают протеста, кажутся заповеданными Богом и предками. Читателю остается только догадываться, как бы сложилась жизнь у Хоря и Калиныча, живи они в другую эпоху и будь они свободными людьми.
Крепостничество давно ушло в историю, но оно оставило тяжелое наследие. Главный урок тех лет состоит в следующем: нет ничего важнее свободы. Несвобода уравнивает людей — и трудолюбивого Хоря, и донкихотствующего Калиныча. В несвободе ничто не имеет значения: больные и здоровые, нищие и богатые, слабые и сильные одинаково несчастливы. Ровно поэтому гражданское право уделяет столь большое внимание свободе. Только обретя свободу, человек сможет в полной мере обрести смысл жизни, понять свою самоценность.
© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.