Геометрия политических наук

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Робеспьер. Портрет на фоне гильотины / Под ред. М. Биара, Ф. Бурдена. М.: КоЛибри; Азбука, 2025. Перевод с французского А. Ю. Кабалкина. Содержание

Робеспьер намерен действовать в три этапа, хотя — вряд ли нужно об этом напоминать — не все до такой степени спланировано. Как и весь его политический класс, Неподкупный страдает от превратностей и плотности событий, не подлежащих контролю, тем более что у войны свой захлебывающийся календарь, будь то гражданская или внешняя война, вместе поджигающие Францию и Европу и заливающие их кровью.

Самый длительный акт пьесы — первый. Он тянется с ноября 1792 по июнь 1793 года и фатально завершается в конце октября для 21 депутата-жирондиста, гильотинированного на площади Революции. 11 долгих месяцев... Следует подчеркнуть, что жирондисты — сложные противники и что Робеспьер не может полностью задействовать для своего «полиса» полицейский и юридический аппарат. Можно кратко напомнить несколько вех этой смертельной борьбы между республиканцами-жирондистами и республиканцами-монтаньярами. С ноября 1792 года определился антагонизм между депутатами-монтаньярами, выступающими за продолжение войны и за прекращение непрерывных нападений на парижан, виновных в сентябрьских убийствах, в момент гибели тысяч молодых французов на границе. 6 ноября Робеспьер открывает дебаты, ставя вопрос: «Граждане, вы хотите революции без революции?» Так завязывается борьба. Процесс короля после сентябрьских убийств представляет собой второй этап противостояния. Он позволяет разоблачить жирондистов, подстрекавших, по его словам, к смуте в провинции с требованием суда над королем в первичных собраниях. Вопреки распространенному мнению, судьба Людовика XVI не была заранее предрешена, и смертный приговор и казнь без права на апелляцию и на отсрочку стали большой политической победой Робеспьера и монтаньяров. Это поворотный момент, отныне Робеспьер знает, что может рассчитывать на большинство в Конвенте. Другое поражение жирондистов вырисовывается в марте-апреле, после поражения у Неервиндена 18 марта и измены Дюмурье, военачальника, на которого они возлагали все свои надежды. После этого доверие к ним падает, начинается борьба за лишение их полномочий. 3 апреля Робеспьер перечисляет якобинцам основы будущей борьбы и требует мер общественного спасения и предъявления обвинения тем, кого считает сообщниками Дюмурье, в том числе Бриссо, неспособному отвергнуть эти обвинения. 10 апреля он бросает обвинение всей партии Жиронды в Конвенте. Ему силится ответить Верньо, но он не обладает доказательной силой своего противника, хуже того, позволяет причислить себя к «умеренным», что является грубой политической ошибкой. Неумение Жиронды погасить выступления в нескольких западных департаментах и начавшиеся в марте беспорядки в Лионе определяют ее судьбу. В Париже неуклюжая попытка разделаться с Маратом и Коммуной изолирует депутатов Жиронды. 26 мая, оправившись от очередного приступа своего недуга, Робеспьер призывает жителей столицы к восстанию. Логика свержения противостоящей ему партии запускается событиями 31 мая и 2 июня, приводящими к постановлениям о предъявлении обвинения, а затем об аресте 29 депутатов, означающем окончательную победу Робеспьера и его сторонников над Жирондой, подтвержденную постановлениями об аресте и об объявлении вне закона от 8 и 28 июля. 3 июня он утверждает: «Нам нужно завладеть комитетами и ночами трудиться над хорошими законами». Робеспьер вынужден действовать совместно с народными силами, чья радикальнейшая социальная программа, однако, несет риск ослабления военного натиска, имеющего для Неподкупного первостепенное значение. В этот момент Робеспьер превращается в государственного деятеля, реально контролирующего самые ответственные посты: 26 июля он становится членом Комитета общественного спасения, которым остается вплоть до смерти ровно через год. С 12 августа он — временный президент Якобинского клуба; 22 августа становится на время председателем Конвента. Летом 1793 года он уже не просто теоретик: до начала сентября он руководит судьбой новорожденной Республики с самых ее вершин.

Трагическим летом 1793 года складывается соотношение политических сил, которое Робеспьер пытается контролировать, понося во имя единства речи «бешеных», но соглашаясь в начале сентября на чрезвычайные социальные и полицейские меры, чтобы понравиться самым боевитым парижским секциям. В этой перспективе следует понимать закон о подозрительных от 17 сентября и вместе с ним реформу Революционного трибунала, позволяющую открыть сезон политических процессов, призванных показать мобилизующимся парижским секциям волю Комитета общественного спасения подавить общих врагов, контролируя при этом размах репрессий. Фактически — и это надо подчеркнуть — в столице во время Террора обходится без народных побоищ и восстаний. За это приходится платить организацией публичных судебных процессов, польза и тактическая эффективность которых зависит не столько от судьбы самых известных обвиняемых, определенной заранее, сколько от запечатления катарсиса и народного единства, к которому должны привести в столице эти казни. 21 жирондист, мадам Ролан, Олимпия де Гуж, сама Мария-Антуанетта, опасность политики которой уже сошла на нет к моменту вынесения ей смертного приговора‚ — участь их всех символизирует коллективную политическую стратегию с участием Робеспьера. Психологическое влияние этих решений было велико: восставшей Франции и объединившейся Европе показали решимость членов Конвента в разгар войны, и тем острее это ощущается как часть черной легенды, переписанной в мирное время в тиши библиотек.

После сокрушения жирондистского врага, усмирения народа и принуждения к молчанию женщин декретом от 30 октября, запретившим их собрания, на политическом горизонте всплывают еще две угрозы. Второй акт, более короткий, но не менее драматичный, разворачивается в ноябре 1793 — апреле 1794 года. По проверенной стратегии разоблачается очередной заговор. «Наказание ста малоизвестных виновных не так полезно для свободы, как казнь главы заговора», — утверждает Робеспьер, приверженный показательным карам, а не слепым репрессиям, и отказывающийся от продолжения антижирондистских акций. Он санкционирует арест 73 депутатов для их охраны и блокирует все поползновения организовать процесс над ними. Но при этом он решает ударить по двум другим группировкам, которым всячески противится: по «снисходительным»-дантонистам и по «фанатикам»-эбертистам. Сформулировав и объяснив вместе с Бийо-Варенном и Сен-Жюстом смысл революционного правительства, Робеспьер решается атаковать тех, кто позорит Республику, бравируя своей безнравственностью в частной жизни и жаждой обогащения в момент, когда от всех требуется экономия и самопожертвование.

Фабр д’Эглантин, Бурдон из Уазы и высящийся над ними Дантон обвиняются в махинациях в связи с ликвидацией Ост-Индской компании и в спекуляции ценными бумагами во фримере и нивозе (ноябре-декабре). Заодно Робеспьер готов пожертвовать даже своим другом Камилем Демуленом, требовавшим в семи номерах своей газеты Le Vieux Cordelier, вышедших с 5 по 30 декабря, помилования многих приговоренных из-за политической нецелесообразности стольких казней. Робеспьер отвергает всякую дискуссию и затыкает ему рот в Якобинском клубе 18 нивоза II года (7 января 1794), уверенный, что другом вертит Дантон, желающий мира с англичанами, худшими врагами Республики. Однако плоды этой тактики достанутся экстремистам-эбертистам. С начала зимы кордельеры требуют все более радикальных мер против спекулянтов и дальнейшего раздела богатств, превращая социальный вопрос в двигатель дальнейшей революции, в отличие от Робеспьера, желающего взять курс на нравственное единство граждан. В вантозе (феврале-марте), после того как Сен-Жюст, председатель Конвента 1–15 вантоза (19 февраля — 5 марта 1794 года), представляет декреты от 8 и 13 вантоза (26 февраля и 3 марта 1794) о большей социальной справедливости в виде заботы о самых бедных, которым предоставят земельные наделы из конфискованных земель эмигрантов, они решают вместе обрушиться на кордельеров и на левых радикалов. 23 вантоза (13 марта 1794) в Конвенте зачитывается доклад о лицах, злоумышляющих против родины, после чего ночью арестовывают Эбера, Моморо, Ронсена и Венсана. После скорого суда 4 жерминаля (24 марта 1794) на эшафот отправляют разношерстную компанию, включающую среди прочих Проли, Перейру, Дефье и Клоотса.

30 вантоза (20 марта 1794) наступает черед дантонистов. Робеспьер предупреждает: «Да, одна фракция, стремившаяся разорвать родину, вскоре иссякнет, но другая пока что не тронута». Назавтра, 1 жерминаля (21 марта 1794), он продолжает в Якобинском клубе: «Мало задушить одну фракцию, надо передушить их все». 11 жерминаля (31 марта 1794) депутаты узнают об аресте Дантона и о силовых действиях Комитета общественного спасения, нарушившего закон ради ареста народного представителя. Робеспьер спасает положение, обострившееся в какой-то момент в возмущенном Конвенте, возвращая Дантона в Революционный трибунал, уже тщательно очищенный от слишком либеральных, на вкус Неподкупного, судей, в частности от Антонеля. После приведения к присяге Фукье-Тенвиля суд перестает признавать права защиты, и 16 жерминаля (5 апреля 1794) целая группа друзей Дантона — Демулен, Фабр д’Эглантин, Филиппо, Делакруа, Эро де Сешель и другие — отправляется на эшафот. С падением в корзину головы Дантона борьба с фракциями, определяемая Робеспьером, почти прекращается. Изобретение бессмысленного заговора в Люксембургской тюрьме дает зеленый свет последней чистке: 24 жерминаля (13 апреля 1794) отсекают голову Шометту и вдовам Эбера и Демулена. У Робеспьера остается совсем мало времени, чтобы заложить основы Республики, отвечающей его представлениям — социально-политического единства, спаянного изобретением гражданской религии. В день ареста Дантона Барер, предвосхищая желание Робеспьера, предлагает с трибуны, чтобы «комитет занялся обширным планом возрождения, результатом которого стал бы одновременный конец Республики аморальности и предрассудков, суеверия и атеизма». Избавившись от всех, кто ему противостоял, сильный человек Комитета общественного спасения может попробовать возвести свой «полис». Правда, не все подчиняется безукоризненной логике, и Робеспьеру пришлось чуть ли не изобретать новый политический язык, чтобы добиться приговоров для всех тех, кто противился его видению Республики.

Поэтому нам приходится вернуться к тому, каким образом дискурс Робеспьера, обладавший грозной силой, послужил одним из ключей к победе Неподкупного над его врагами и в то же время заложил действующую и поныне одну из самых эффективных моделей игры на политической шахматной доске. Как никто до и, возможно, после него, Робеспьер применил — если не изобрел — современную геометрию политических наук, где задействованы не только правые и левые, но и центр как сила, сосредотачивающая и регулирующая подлинную власть в нарождающейся в Республике политической игре.