Александр Боксер. Астрология и рождение науки. Схема небес. М.: Азбука-Аттикус; КоЛибри, 2022. Перевод с английского Виктора Боруна. Содержание
Странники
До этого мы рассказывали историю астрологии, называя города и языки. Вавилон, затем Александрия, затем Багдад — здесь собирались, переводились и синтезировались разбросанные ветви астральных наук, отсюда они потом расходились по свету. Свой вклад вносили разные культуры, но именно в этих городах астрология получала важные влиятельные формулировки, сначала на аккадском, потом на греческом, потом на арабском.
Очередным звеном в этой цепи стал в Средние века переход астрологии в Европу. Как уже бывало в истории, в некотором регионе случилось осознание технологической отсталости, за которым последовал переводческий бум — на этот раз с арабского, — причем заметно преобладали тексты по астрологии. Экзотические даже в латинизированном виде имена Мессахала (Машаллах), Альбумасар (Абу Машар) и Алькиндус (аль-Кинди) приобрели авторитет в новой, самой передовой науке. Но на этот раз не было какого-то одного города, который мог бы на основании астрологических успехов объявить себя очевидным преемником Багдада, Александрии и Вавилона. Города средневековой Европы соперничали в астрологической области не меньше, чем во всех остальных областях, и эта конкуренция, несомненно, помогла ускорить начавшийся технологический подъем.
Даже латынь, хотя и господствовала, не осталась единственным языком европейской астрологии. Так, первая ученая книга на английском появилась уже в 1391 году; это было астрономическое и астрологическое руководство по использованию астролябии, написанное не кем иным, как Джефри Чосером, автором «Кентерберийских рассказов». Между тем самым продуктивным центром переводов стал Толедо в Испании, город вблизи подвижной границы между христианским миром и исламом. Через эту точку великие научные книги мусульманского мира — и оригинальные книги на арабском, и арабские переводы с греческого, включая «Альмагест», — пришли в Европу. Но потом на сцене появился король Альфонсо X Мудрый, и около 1250 года переводчики Толедо перешли на выпуск книг на кастильском испанском. В своем переводческом проекте Альфонсо опирался на контингент поднаторевших в астрономии иудеев. И пусть мы не располагаем конкретными примерами, вполне вероятно, что тот или иной астрологический текст, переведенный с греческого на сирийский, потом на арабский, а потом на испанский и латынь, по дороге прошел и стадию иврита. И как знать, сколько путаницы случилось на этом пути!
Поскольку ни у какого средневекового города не было монополии на образовательную деятельность, ни один город не имел монополии на средневековых ученых, и те, судя по всему, вели кочевой образ жизни. Только что созданные университеты — Парижский, Оксфордский и Болонский — на время давали возможность учиться и преподавать, но редко становились постоянным домом для ученых. Особо харизматичные преподаватели — на ум приходит Пьер Абеляр — могли открывать собственные школы, хотя в случае Абеляра чрезмерная харизма обошлась преподавателю дорого. Незаконный роман с его ученицей Элоизой и последовавший скандал стали причиной самых знаменитых в истории трагических любовных писем и, что не так широко известно, рождения сына, которого Элоиза назвала Пьер Астролябий.
Для тогдашних астрологов и поэтов желанной должностью было место в доме при каком-нибудь благородном патроне. Петрарка после почти 50 лет странствий по Европе удостоился покровительства семьи Висконти, правившей Миланом. Там он подружился с Майно де Майнери, придворным врачом и астрологом (эти два титула часто шли рука об руку). Петрарка считал астрологию вызовом Божественному Провидению и поддразнивал де Майнери, спрашивая, как можно верить его прогнозам на годы вперед, если ему не удается предсказать погоду на неделю. Де Майнери как мог защищал свое ремесло. Но, как ясно дает понять Петрарка в своем повествовании, на заднем плане их разговоров всегда маячил призрак Черной смерти. Эта напасть, которую врачи из Парижского университета объясняли тройным соединением Юпитера, Сатурна и Марса в 1345 году, к концу XIV века выкосила добрую треть населения Европы. Астрология казалась все более беспомощной, поскольку не могла предсказать время и место очередного всплеска эпидемии. Однажды антиастрологические тирады Петрарки задели де Майнери за живое, и он дал прямо-таки душераздирающий ответ: «Мое мнение не отличается от твоего, дружище, но надо же как-то зарабатывать на жизнь».
Понимая, как мне повезло применять математику (а иногда и астрономию) в работе, за которую платят деньги, я могу посочувствовать профессиональным компромиссам де Майнери. Хотел бы я знать, сколько еще астрологов пошли на подобную сделку.
Небеса и преисподняя
Среди прочих мучений средневековому ученому приходилось терпеть политику — напасть еще более вездесущую, чем в наше время. Италия, в частности, большую часть Средних веков пробыла в состоянии непрекращающейся гражданской войны. О причинах розни большинство успело забыть, включая основных участников сражений, но каждый итальянский город и поселок был разделен на два враждебных лагеря — гвельфов и гибеллинов. В этой обстановке разобщенности Данте написал самую политическую и вместе с тем самую космологическую из всех великих поэм, «Божественную комедию».
Данте, житель Флоренции и сторонник гвельфов, начал свое метафизическое путешествие со спуска в девять кругов Ада. Там он беседовал с выдающимися гибеллинами и гвельфами, души которых были осуждены на вечные мучения за различные преступления. Однако, ведомый своим проводником, поэтом Вергилием, и вдохновляемый своей любовью к небесной Беатриче, Данте восходит через семь террас Чистилища на вершину, где покидает Землю и взлетает ввысь, проходя через небесные сферы Рая, в каждой из которых обитает планета в геоцентрическом порядке: Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и Сатурн. Выйдя за звезды — круг света, охватывающий Вселенную, — Данте наконец воссоединяется с Беатриче в молитве, и его душа вливается в «Любовь, что движет Солнце и светила».
В своей поэзии Данте отразил, вероятно, божественный восторг астролога при взгляде на звездное небо. И точно описал политические лагеря. При всех финансовых преимуществах проживания при патроне очевидным минусом была сдача на милость его политической фортуне и его личным прихотям. Особенно опасным было положение астролога, чья должность обязывала приносить дурные вести или, что еще хуже, объяснять, почему предсказанные добрые вести так и не осуществились. Астролог Гвидо Бонатти испытал эти невзгоды на своей шкуре, когда после первого взлета в качестве успешного предсказателя получил должность придворного астролога при Эццелино III да Романо, прозванного тираном Вероны.
Эццелино был воинственным предводителем гибеллинов и запомнился своей жестокостью, что можно считать непростым достижением для того времени. Данте поместил его в седьмой круг Ада, погрузив в реку кипящей крови, равной объему крови, которую правитель пролил при жизни. Для Бонатти худшей новостью, чем узнать, что его начальник — буйный психопат, стало открытие того обстоятельства, что Эццелино интересуется звездами и обожает спорить с астрологами о тонкостях их ремесла. Бонатти сообщает, что его предшественник всегда соглашался с астрологическими толкованиями Эццелино, даже когда они казались ему ошибочными, потому что от страха терял способность возражать. Этот страх нетрудно понять после того, как Бонатти сообщает, что Эццелино держал брата того астролога в кандалах под постоянной угрозой смертной казни.
Про собственное выживание при Эццелино наш астролог предпочел особо не распространяться. Можно предположить, что Бонатти, подобно де Майнери, дружившему с Петраркой, делал то, что приходилось. В дальнейшем, после предсказуемо насильственной кончины Эццелино, Бонатти служил придворным астрологом у целой череды государей, сплошь гибеллинов. Было ли дело в политических симпатиях самого Бонатти или в политической поляризации сети патронов — вопрос открытый. Впрочем, вряд ли у Бонатти остался шанс послужить при гвельфском дворе после того, как он выбрал точный час (по крайней мере, так он сам рассказывает) для самой сокрушительной из всех военных побед гибеллинов. Речь о битве при Монтаперти 4 сентября 1260 года между флорентийскими гвельфами и их заклятыми врагами гибеллинами из Сиены. Битва завершилась разгромом гвельфов, ужасающим кровопролитием, захватом Флоренции и изгнанием из города знатных гвельфских семей.
Данте, хоть и жил через поколение после битвы, вспоминал о ней с острой болью. Флорентийского лидера, ответственного за поражение, Данте поместил в девятый, самый глубокий круг Ада, уготованный самым гнусным предателям во всемирной истории. Неясно, знал ли Данте о роли, которую приписывал себе в этой битве Бонатти, но поэт ненавидел астролога всей душой. (Бонатти был тем более осуждаем, что был и астрологом, и гибеллином одновременно.) Данте назвал Бонатти по имени и поместил в восьмой круг Ада, удел предсказателей, ворожей и астрологов. За преступное посягательство увидеть будущее, ведомое лишь Богу, Бонатти вместе со всеми гадалками и прорицателями был наказан головой, присоединенной к телу задом наперед:
Челом к спине повернут и беззвучен,
Он, пятясь задом, направлял свой шаг
И видеть прямо был навек отучен.
И поныне Бонатти пятится и плачет, обреченный на нескончаемые мучения, пока бессмертные слова Данте продолжают читать.
Алгоритм на все случаи жизни
Оставляя в стороне эпизодическую роль в «Аде» Данте, назовем главное, чем прославился Бонатти: написал самую влиятельную астрологическую книгу Средневековья. Называется она De astronomia tractatus X (Десять трактатов по астрономии), но вопреки названию рассказывает вовсе не о предсказании положения планет в небе, а исключительно о предсказании дел земных. Собственно, книга De astronomia tractatus X предельно астрологична: она касается главным образом того беззастенчиво оккультного ядра, которое на протяжении веков именовалось юдициарной, или предсказательной, астрологией.
Основной постулат предсказательной астрологии в том, что звездам можно задать вопрос о чем угодно и они откроют свое суждение или приговор. Задача астролога — истолковать эти приговоры для вас. Это бы еще ничего. Но предсказательная астрология странным образом предлагала, чтобы по многим вопросам, а особенно по широчайшей категории вопросов, на которые можно ответить просто да или нет, астролог узнавал приговор звезд с учетом их положения на небе в момент вопрошания. Другими словами, все решал ключевой небесный момент, не имеющий никакого отношения к теме вопроса. Все зависело лишь от того, когда вам удалось записаться к своему астрологу на прием.
Оно, конечно, удобно для профессионального астролога, желающего принимать клиентов в обычные рабочие часы. Но я думаю, что выражу мнение большинства читателей XXI века, если скажу, что такой способ предсказания будущего звучит как полный идиотизм. Что же получается: если вы опоздаете на часок на астрологический сеанс и координаты звезд повернутся по-новому, так уже и ответ будет другой? Представьте себе, в астрологической Вселенной, управляемой Судьбой, вам просто было суждено опоздать на тот самый прием. Ваша участь была решена с самого начала, и вы не могли задать вопрос звездам ни в какое другое время.
Может быть, такой фатализм был банальностью на заре астрологии, в стоическом Древнем Риме, но в христианской средневековой Европе отрицать свободу воли было самой настоящей ересью. Не будь у человека свободной воли, Адам с Евой не были бы виновны в первородном грехе, а без него не возникло бы необходимости в спасении и, следовательно, в Церкви. А если Церковь не нужна... от подобных мыслей прямая дорога на костер. И это была не пустая угроза. Ровно за такие высказывания астролог Чекко д’Асколи был осужден инквизицией и сожжен на костре во Флоренции 16 сентября 1327 года.
Как было очевидно Данте, Петрарке и многим другим, астрология, и прежде всего предсказательная астрология, была фундаментально несовместима с христианской доктриной. Тем не менее «Десять трактатов» Бонатти оставались в обращении веками, и несколько изысканно иллюстрированных изданий вышло даже в XVI веке. Если судить по популярности Бонатти, существовало множество вполне благочестивых читателей, готовых чуток погрешить против добродетели, чтобы хоть одним глазком заглянуть в будущее.
И почему нет? Будущее, обещанное предсказательной астрологией, ничуть не походило на утешительную болтовню современного журнального гороскопа. Оно было конкретным и математически точным. Разве вам не хочется узнать, стоит ли покупать вот тот дом, девственна ли та особа, на которой вы собрались жениться, и какой смертью вы умрете? Для всего перечисленного имелись астрологические алгоритмы. В «Десяти трактатах» Бонатти приводятся алгоритмы, как узнать приговор звезд по десяткам разных вопросов. Собранные вместе, они читаются как список тревог, способных лишить сна средневекового итальянского герцога. Есть вопросы жизни и смерти: например, следует ли дать бой врагу. Есть личные: например, оправится ли от болезни некий конкретный человек. И есть фривольные, вызывающие невольный смех. Мне нравится представлять себе, что это по велению Эццелино да Романо, тирана Вероны, Бонатти включил алгоритмы для такого набора жизненно важных вопросов:
- Если кого-то пригласили на пир, стоит ли идти?
- Чем там будут потчевать?
- Будет ли там несколько перемен блюд?
- В честь чего этот пир?
- Сколько он продлится?
- Не вспыхнет ли меж гостями ссора?
- Когда подадут яства?
- Следует ли опасаться кушаний на этом пиру?
Да, согласно Бонатти, звезды во всем своем величии отвечали на эти вопросы, от первого до последнего.