Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Ульрике Геро, Хауке Ритц. Эндшпиль Европа. Почему потерпел неудачу политический проект Европа и как начать снова о нем мечтать. Ер.: Fortis Press; М.: Гнозис, 2024. Перевод с немецкого О. В. Никифорова при участии В. Фоменко. Содержание
Война в Ираке (2003–2011)
Здесь необходимо сделать небольшое отступление, чтобы указать на временнóе соответствие между Европейским конституционным договором и американским вторжением в Ирак. 20 марта 2003 года Соединенные Штаты вторглись в Ирак — якобы потому, что у Саддама Хусейна имелось оружие массового уничтожения, которое, однако, как констатировал позднейший отчет инспектора ООН Ханса, так и не было обнаружено. Одновременно с этим на финишную прямую вышли дебаты в конвенте по европейской конституции, проект которой был доработан к июлю 2003 года.
Важно здесь то, что из-за совпадения во времени этих событий европейская конституция уже не смогла привлечь к себе внимание. Теперь внимание медиа было поглощено освещавшей войну в Ираке «прикомандированной журналистикой» (Embedded Journalism), которая, по словам одной репортерши из CNN, функционировала примерно следующим образом: все американские журналисты сидят в одном отеле в Багдаде, а утром за некоторыми из них заезжает генерал. Усаживают их на танки: «Здесь — пожалуйста, фотографируйте. Но только в эту сторону, — уточняет генерал, — и потом предоставьте нам фотографии для контроля».
Вот такие военные репортажи. Временнáя взаимосвязь между войной в Ираке и [выработкой] европейской конституции интересна в двух отношениях. С одной стороны, поскольку в ноябре 2002 года, через несколько месяцев после введения евро, Саддам Хусейн захотел, чтобы на спотовых рынках цена барреля нефти номинировалась в евро, что привело бы доллар и, соответственно, США к радикальной утрате контроля над рынком нефти. С другой стороны, поскольку война в Ираке сразу же расколола Европейский союз (который как раз собирался дать себе конституцию) на Восточную и Западную Европу — еще до формального завершения расширения ЕС на восток.
Примерно в то же время, когда Герхард Шрёдер и Жак Ширак — в последнем порыве европейского скепсиса по отношению к США — осудили войну в Ираке, а Йошка Фишер на Мюнхенской конференции по безопасности в 2003 году дал отповедь министру обороны США Дональду Рамсфельду своим ставшим знаменитым «I am not convinced» («Я не убежден»), когда миллионы западноевропейцев вышли на улицы Берлина, Парижа, Рима, Мадрида и Лондона в знак протеста против войны в Ираке, — на страницах Wall Street Journal появилось воззвание «United We Stand» («Вместе мы выстоим»), подписанное главами десяти восточноевропейских государств и правительств. Президент Буш-младший торжествовал. Шрёдер и Ширак — да это просто old Europe («старая Европа»), и он счастлив, что теперь появилась и new Europe («новая Европа»). Так восточные европейцы стали троянским конем США в ЕС, и это изменило все: европейское равновесие, европейские места памяти, внешнеполитические цели и интересы ЕС. А углубление Европы и тем более политический союз на повестке дня больше не стояли!
Расширение ЕС на восток
Расширение ЕС на восток в 2004 году изменило облик Европы. Присоединившиеся восточноевропейские государства уже имели мало общего с поколением Пражской весны, польской Солидарности или «Хартии 77». Это были уже не Бронислав Геремек или Вацлав Гавел, интеллектуалы или государственные деятели той Центральной Европы, которая в межвоенный период выступала культурным хранилищем Европы, в которой от Будапешта и Вены до Праги и Варшавы работали одни и те же кофейни, а за железным занавесом появлялась схожая самиздатовская пресса и интеллигенция. После расширения ЕС на восток молодые, американизированные элиты со связями в Гарварде и Вашингтоне взяли в свои руки политический штурвал и заняли посты редакторов восточноевропейских газет; их примерный прототип — Радек Сикорский, позднее министр иностранных дел Польши. Для них США выступали бесспорным дирижером европейских событий, primus inter pares в Европе; настоящей целью было НАТО, сутью расширения ЕС на восток — его разворот от Москвы, а деньги ЕС — просто сахарок для проведения всех этих мероприятий. Политический союз Европы никак не был вписан в ДНК их политических намерений.
Таким образом старая Европа и ее связанные с политическим союзом амбиции действительно оказались на обочине, но прежде всего произошли огромные культурные потери. Молодая, либеральная, американизированная Восточная Европа уже не помнила Центральную Европу. Наоборот — также и посредством шоковой терапии — новые элиты перетрясли восточноевропейские общества. Выиграли те, кто был молод, образован и мобилен. А все остальные проиграли — бывшие коммунисты, сельское население, пожилые, без образования, все не-гибкие и не-мобильные. Все те, кто сегодня голосует по-популистски, — ЕС не был для них хорошим.
Резюмируем. Первое десятилетие нового тысячелетия Европа начала с евро, способствующим неолиберализации ЕС; с провала Европейской конституции, что препятствовало институциональному углублению и одновременно укреплению социальной основы Европы, и с формально удавшегося расширения ЕС на восток, которое, однако, изменило культурный облик и институциональный баланс ЕС. Начало, все еще полное надежд, но лишенное настоящих целей, особенно — цели политического союза.
Какое-то время это еще не чувствовалось. После французского «нет» Европа словно не заметила ударной волны. Ангела Меркель заново сверстала части конституционного договора в так называемом Лиссабонском договоре, который, хотя и с немалым трудом, ратифицировали в 2009 году. Но на тот момент им уже никто не интересовался. Построение Европейской дипломатической службы пока оставалось на повестке дня, и в 2004 году Хавьер Солана сделал все возможное для формулирования Европейской стратегии безопасности, предназначенной для определения внешнеполитических амбиций ЕС, но — все это было больше видимостью, чем действительностью. Но кто же захочет признаваться в самообмане насчет политической Европы?
Германия уже шла к своему «национальному моменту» — чемпионат мира по футболу 2006 года был «немецкой летней сказкой», певица Лена спела «Satellite» на Евровидении-2010, Schlаnd стала «страной идей» и погрузилась в самолюбование. «Ну наконец-то никто не ноет против немецких флагов!» Флаги Европы свернули. Франция погрузилась в экономическую депрессию, не справившись с введением евро. К тому же пригороды Парижа и Лиона зашумели от мигрантов. В 2004 году, после того как министр внутренних дел Николя Саркози назвал Jeunes Beurres, молодых французов с мигрантскими корнями, отребьем, в пригородах вспыхнули беспорядки. Былой европейский тандем все больше сходил на нет. Уже во второй половине 2000-х годов ЕС кренился в сторону политической недееспособности и растущей ничтожности, но тогда это еще легко вытеснялось. Быстро забылись намерения включить в зону евро Венгрию (в 2008 году) и Польшу (в 2011 году). А через пару лет банковский кризис окончательно поставил крест на этих планах.
Европейская реальность больше не поспевала за амбициями: крупные проекты — евро, расширение, конституция — ввергли ЕС в политическую чрезмерность. Европа мысленно спроецировала себя в великое будущее, и это уже ощущалось: книга британца Марка Леонарда «Почему Европа будет править в XXI веке» стала в начале нулевых бестселлером. Отважится ли кто-то на такую формулировку сегодня? В этой книге Европа изображается как ведущая сила, основывающаяся не на военном превосходстве, но на нормах, на верховенстве закона (rule of law), регулировании и торговле. Soft Power было тогда европейским ключевым словом — на контрасте с уродливой войной США в Ираке. Схожим образом американский социальный философ и экономист Джереми Рифкин в своей книге «Как европейское видение будущего потихоньку затмевает американскую мечту» прям-таки умолял европейцев взять на себя глобальное лидерство вместо Соединенных Штатов, — настолько США, по его мнению, опозорились. В 2000 году Буш-младший выиграл у Эл Гора президентские выборы в США — при очень спорных обстоятельствах. Для США это был первый populist turn, популистский поворот. С тех пор в Вашингтоне ужинали в 17:30, а затем молились. Либеральная Америка тоже желала чего-то другого, нежели гегемонизма США, соскальзывавшего в национальную регрессию Homeland Security, чтобы залечить раны 11 сентября, но одновременно жаждала мести. И Европа должна была стать такой альтернативой...
Европа и неоконсервативный поворот в США
В этой связи — давайте взглянем на смену времен вокруг 2000 года с американской точки зрения. Что делали США в Европе и с Европой? Как они воспринимали евро, расширение ЕС на восток и [Европейскую] конституцию? Не забудем и про параллельные усилия по выстраиванию второго европейского проекта — евразийского мирного порядка. К тому времени Владимир Путин уже стал президентом России, проявлял осторожный интерес к сближению с Европой, как и не возражал против сотрудничества в создании кооперативной архитектуры безопасности. Сегодня в это трудно поверить, но в то время на конференциях по политике безопасности действительно обсуждалось членство России в ЕС. В 2001 году Путин произнес длинную речь в бундестаге на немецком языке и получил standing ovations, «бурные и продолжительные аплодисменты». Примерно через десять лет после 1989 года ЕС находился в апофеозе обоих своих проектов. Несмотря на все проблемы, ЕС каким-то образом оказался близок к тому, чтобы заменить США в их «роли глобального лидера». Могло ли это понравиться США, которые в XX веке, после 1949 года, выкармливали Европу чуть ли не из бутылочки? Те, кто бывал в Вашингтоне в те годы, часто сталкивались с командирским «отчитыванием» (downtalking). «Европа сливается в толчок» (Europe is going down the toilets) — такое можно было часто услышать. Над европейской конституцией мягко посмеивались. Американские политологи, такие как Эндрю Моравчик, писали статью за статьей о том, почему ЕС как политический проект никогда не сможет функционировать. Как торговая держава — да, но США никогда не воспринимали всерьез и не поддерживали ЕС как политический проект. Потенциальная конкуренция была слишком очевидна. Идея политической эмансипации Европы была структурно несовместима с Атлантическим альянсом. Россию в Вашингтоне тоже всерьез не воспринимали. И применительно к ней не было готовности пересматривать образ «несостоявшегося государства», сформировавшийся в 1990-е годы. В мае 2001 года очередной номер американского ежемесячного журнала The Atlantic вышел под заголовком «Russia is Finished» («России конец»).
Другой ветер из Вашингтона: восхождение неоконов
Смена тысячелетий совпала с кардинальными переменами и в Вашингтоне. Хотя уже при Клинтоне в 1990-е годы, как уже отмечалось, между европейцами и американцами существовали значительные расхождения в представлениях о будущем, на рубеже тысячелетий там сформировалась группа политических советников, мечтавших о еще более радикальной американской внешней политике: неоконсерваторы (Neocons).
Их интеллектуальное происхождение прослеживается с 1960-х и 1970-х годов, когда некоторые из них обучились у философа Лео Штрауса, политические идеи которого считаются «допросвещенческими» и акцентированно антидемократическими, поскольку политическая легитимность исходит у него не от народа, а от элит. Реально политические компромиссы, согласно неоконам, воспринимаются другими державами лишь как провокация. Для такой империи, как США, любые компромиссы и дипломатия — это признак слабости. Неоконы стремились к политической власти, чтобы придать американской внешней политике более сильное миссионерское сознание. С 1995 года они распространяют свои политические взгляды в созданном для этой цели журнале Weekly Standard. А с 1997 года у них появился собственный аналитический центр — Project for a new American Century (PNAC), «Проект „За новый американский век“».
В 2000 году после минимальной и спорной победы Джорджа Буша на президентских выборах лидеры неоконов Дональд Рамсфелд и Дик Чейни, ранее уже занимавшие посты в администрации Форда [1974–1977] вернулись к власти. Их проектом было расширение силового превосходства США после холодной войны до такой степени, чтобы XXI век также оказался новым американским веком. В сентябре 2000 года PNAC опубликовал памятную записку «Rebuilding Americas Defenses» [«Перестройка систем обороны Америки»]. В этой записке о восстановлении обороны Америки говорится о резком увеличении оборонных расходов. США должны посредством новых технологий добиться революции в военном деле, что, в свою очередь, на десятилетия обеспечит американское превосходство. Таким образом, пока Европа погружалась в мечты о достижении глобального лидерства через мягкую силу, когда ЕС готовился — через grands projets européens — конкретно обозначить и закрепить в договорах ориентиры 1989 года на создание политического союза и континентального мирного порядка, в США в это же время сделали ставку на глобальное превосходство.
Вскоре после смены тысячелетий — на тот момент новое неоконсервативное правительство пробыло у власти чуть больше полугода — произошло событие-катаклизм. 11 сентября 2001 года два самолета врезались в башни-близнецы Всемирного торгового центра (ВТЦ). Еще один самолет угодил в Пентагон. Также обрушилась третья башня комплекса ВТЦ. Эти атаки привели к мощной военной мобилизации США. Европа тоже была потрясена и проявила полную солидарность: впервые в истории была задействована статья 5 (о коллективной обороне) договора НАТО. Поскольку выявить реального геополитического противника было невозможно, администрация Буша сосредоточилась главным образом на установлении нового порядка в странах Ближнего Востока. Неоконы хотели прежде всего свергнуть светские режимы в Ираке, Сирии и Ливии, некогда ориентировавшиеся на Советский Союз. Как сообщил в телевизионном интервью бывший командующий ВС НАТО [в Европе] генерал Уэсли Кларк, после 11 сентября администрация Буша изначально планировала провести на Ближнем Востоке семь войн за пять лет, а именно в Ираке, Сирии, Ливане, Ливии, Сомали, Судане и, наконец, в Иране. В последующие годы все эти страны подверглись массированной дестабилизации.
Итак, пока Европа надеялась на мирные дивиденды от «целой и свободной» (whole and free) Европы и стремилась к многополярному порядку, в котором она, объединенная, обретет наконец достойное место, США строили, словами президента Буша, New World Order [Новый мировой порядок]. Европейские и американские планы все больше вступали в противоречие. То, что США считали хорошим, важным и правильным, начинало идти вразрез европейским планам по созданию политического союза и континентального мирного порядка, усугубляя к тому же уже имевшиеся внутренние трудности. Война в Ираке расколола Европу на восток и запад, расширение НАТО на восток затмило событийность выстраивания политического союза, большие европейские проекты были ощутимо подорваны. Ответственность за это лежала на ЕС и, соответственно, на его государствах-членах, но и «беспокоящий огонь» со стороны США сыграл тогда свою роль.