Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Нина Бертон. Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков. М.: Ад Маргинем Пресс, 2022. Перевод со шведского Нины Федоровой. Содержание
Аристотель заметил, что пчелы танцуют, но минуло еще две тысячи лет, пока сообразили, что этот танец имеет смысл. В середине XX века Карлу фон Фришу удалось расшифровать его, и он понял, что это самостоятельный сложный язык.
Вена, где вырос фон Фриш, кипела интеллектуальной жизнью. Сам он происходил из семьи потомственных профессоров, считавших важные вопросы вполне естественными, а когда вместе с братьями организовал струнный квартет, понял и значение слаженной игры. Но ему хотелось общаться разными способами.
Собеседником ему служил попугай. Обычно птица сидела у него на плече, грызла его ручки и спала возле его кровати, и утром фон Фриш первым делом пытался поговорить с попугаем. Кроме него он держал еще этак с сотню других животных, а потому неудивительно, что изучал он зоологию.
Начал фон Фриш с исследования рыб и постепенно перешел к пчелам. В обоих случаях первые его открытия касались органов чувств животных. У рыб, как оказалось, важнейшую роль играли вкус и слух, а для медоносных пчел первоочередное значение имели обоняние и зрение. По запахам они добираются до цветков, распознавая их вблизи по окраске и форме. Особенно хорошо они видят отличия между четкими и размытыми контурами предметов.
Исследовательская группа фон Фриша заметила также, что пчелы прекрасно воспринимают время. Если в определенный час они регулярно получали сахарную воду, то начинали появляться там именно в нужное время. Стало быть, они, как и мы, умеют приспосабливаться к новым обстоятельствам. И было ясно, что у пчел существует собственный язык. Фон Фриш старался его расшифровать.
Но пока его исследования продвигались вперед, человеческое общество шло навстречу одной из величайших катастроф в своей истории. В Германии набирал силу нацизм, приведший к мировой войне и геноциду. Фон Фриш был тогда профессором Мюнхенского университета и настолько погрузился в исследования, что события в мире оставались на периферии его восприятия, пока в Институт зоологии не пришло письмо со штемпелем-свастикой. В нем профессора коротко информировали, что, поскольку он на четверть еврей, то будет уволен из университета. Удар был вдвойне смертельным. Если его уволят, исследования прекратятся как раз на пороге прорыва. В исследовательской группе сотрудничество имело не менее важное значение, чем у пчел, и многие видные коллеги ходатайствовали за него, однако тщетно.
На выручку пришли немецкие пчелы. В ту пору среди них свирепствовали полчища кишечных паразитов Nosema apis, которые буквально пожирали насекомых изнутри. Их беспощадное нашествие было не менее опустошительно, чем нацизм в Европе. Двадцать пять миллиардов пчел уже погибли. Пчелы — экологически ключевой вид: значительная часть всей человеческой пищи зависит от производимого ими опыления. Из-за войны Германия 1940-х годов уже испытывала нехватку продовольствия, и теперь положение стало очень серьезным. Одновременно пошли слухи, что в Советском Союзе начали работу по повышению эффективности пчел. Не стоит ли Германии заняться тем же? Ведь маленькие пчелы — образцово самоотверженные граждане сообщества. С точки зрения Третьего рейха, фундаментальные исследования фон Фриша, касающиеся языка пчел, интереса не представляли, однако исследования, способные в итоге обеспечить больше продовольствия, были как раз на руку. Может быть, фон Фриш решит проблему с паразитами? В надежде на это его увольнение отложили, и покуда он мог продолжать свою работу. Парадоксальная ситуация. Пока шифровальщики пытались прочитать закодированные вражеские депеши, фон Фриш искал нечеловеческий язык в лучшем смысле этого слова.
Изучение новых языков требует времени, в особенности когда они совершенно не такие, как твой собственный. Но фон Фриш и его сотрудники мало-помалу сумели разобраться во внутриульевой системе коммуникации.
Речь идет прежде всего о цветах. Ароматы, рассказывающие о них, летучи, и другие виды тоже способны их уловить. Цветочный же язык пчел представляет собой сложный код с элементами искусства. Он описывает качество и количество нектара и пыльцы цветов, а также путь к ним. Всё вытанцовывается на сотах улья, образуя своего рода карту символов. Простые круги сообщают, что цветы находятся близко; символы бесконечности, или восьмерки, — что цветы далеко. Продолжительность танца указывает расстояние или время и энергию, требуемые на полет. Если надо лететь против ветра, расход энергии, например, увеличивается. Направление указывается на центральной линии кругов. Если пчела бежит по соте вверх, лететь надо в сторону солнца, если вниз, то противоположным курсом. Если танец идет наискось вправо, то и направление полета тоже идет наискось вправо от солнца, под тем же углом, что и танец относительно вертикали. Виляющее брюшко пчелы тоже дает указания о направлении, продолжительности полета и медоносах. Чем энергичнее виляния, тем лучше нектар и пыльца. Одновременно медоносы сравниваются с ресурсами улья. Если запасы пищи скудны, танец учитывает и менее богатые цветы. И хотя танец всегда про расстояния, он отличается филигранной проработкой деталей. Он рассказывает о богатствах в мире света, но исполняется в темноте, а потому воспринимается благодаря вибрациям. К движениям на соте добавляются вибрации летательной мускулатуры пчел, ведь они могут, не расправляя крылышек, жужжать на той частоте, с какой крылышки работают во время полета. Это дает дополнительные сведения о полете, а одновременно образует еще один язык. Вибрации с тридцатью звуковыми импульсами в секунду могут посредством пауз и изменений высоты звука стать особой азбукой Морзе. Так несколько языков переплетаются друг с другом.
Речь может идти не только о дороге к медоносам. Если, например, улей слишком разогрелся, его надо охладить, и тогда пчелы должны приносить не нектар и пыльцу, а капли воды. Другие пчелы в улье машут крылышками над водой, кондиционируя воздух. Если требуется пополнить запас воды, можно станцевать и дорогу к какому-нибудь водоемчику.
Танец способен передать информацию чуть ли не обо всей окружающей среде. В частности, так происходит во время роения, когда старой царице надо основать новую колонию с половиной пчел улья. Поскольку пчелы действуют планомерно, сначала они высылают разведчиков, которые обследуют местность по соседству. Их рапорты о находках должны описывать множество подробностей. Как велико возможное жилище? Сухо ли там и свободно ли оно от других насекомых? Есть ли там старые соты от какого-либо давнего пчелиного сообщества? Как выглядит вход? Как далеко до цветов-медоносов и до воды? Обо всем этом должен сообщить танец. Размер жилища настолько важен, что пчела-разведчица может минут сорок потратить на методичное обследование стен. Она тщательно контролирует переменные соотношения между углами и, запоминая расстояние между ними, способна составить поперечное сечение. Таким же манером замеряется расположение входного отверстия. Существенно также, чтобы поблизости была вода, но если надо перелетать через какой-либо водоем, то пчелы, которые знакомы с местностью и в состоянии оценить расположение предполагаемого жилища, могут его и отсоветовать.
Итак, во время роения танец описывает не цветы, а нечто совершенно иное. Описание каждого места и его окрестностей обязательно должно быть точным, ведь разведчиков было несколько, поэтому все предложения надо сравнить и только потом сделать выбор. Впрочем, до прямого состязания дело не доходит, поскольку все, так сказать, критично относятся друг к другу. В итоге те, кто получил в улье наибольшую поддержку, все вместе отправляются в рекомендованное место.
Выходит, у пчел своего рода демократия существовала задолго до того, как греки придумали соответствующее слово. В пчелином сообществе решает не одиночка — решают все, то есть никакого царя‑властелина там нет, это выдумка. На самом деле коммуникация — своеобразный диалог, поскольку разведчикам нужна активная публика, и речь при этом идет только о важных вопросах. Когда улей располагает всем необходимым, танца нет. Он не развлечение, а обсуждение условий жизни.
Танцы возникли почти повсюду на свете, но с разными целями. Они вошли в брачные игры и в религиозные ритуалы, создавали общность или становились видом искусства. Кое-что из всего этого сквозит и в танце пчел. Как и в брачных играх, их танец связан с размножением, и, как и в религиозных ритуалах, — с загадочной объединяющей субстанцией. В нем есть хореография с определенными фигурами, но, подобно народным танцам и диалектам, он может иметь местные варианты. Прежде всего, это изощренный язык, вполне под стать способности пчел трактовать движения всеми органами чувств. Для меня быстрые движения крылышек насекомого выглядят как вихрь, а пчелы различают, как крылышки движутся вверх-вниз, даже когда они совершают двести взмахов в секунду. Если монтировать фильм для пчел, то двадцати четырех кадров в секунду будет недостаточно. Чтобы создать у них ощущение непрерывного движения, кадров потребуется в десять раз больше.
В некотором смысле пчелы — реалисты. Их органы чувств до такой степени настроены на природу, что абстрактные фигуры вроде треугольников и квадратов не имеют для них смысла, а потому они не всегда их замечают. Впрочем, ученые сумели научить пчел отличать картины Пикассо от работ Моне, как в свое время научили голубей. Но пчелы, скорее всего, просто видели разницу между четкими и размытыми контурами, ведь именно так они различают цветы.
Кроме того, формы цветов связаны для пчел с запахами, поскольку их усики воспринимают и то, и другое. Прикасаясь в темноте улья к танцующей пчеле, они чувствуют и запах цветов, о которых рассказывает танец. Но это еще не всё. Описания цветов и пути к ним производят глубинное воздействие. Круглые объекты воспринимаются не так, как угловатые, ведь мягкие и жесткие формы подают разные ароматические сигналы. Таким образом, в танце оживает ландшафт переменчивых форм, создавая чувственно трехмерный мир. Это одновременно ароматический и математический язык, как бы соединение лирики и землемерия. В математике все сугубо абстрактно и точно, но в лирике многое основано на чувственных ассоциациях и подразумеваемых словах. Там невысказанное создает между словами вибрирующее напряжение, как в отношениях между цветами и пчелами. Танец пчел — целостное описание природы, охватывающее все, от внутренности цветов до ветров в этой местности и режима погоды. Все можно передать другим посредством поэтической и точной карты.
Словом, речь идет об общем мире. Если отдельная пчела хочет попросить о помощи или подбодрить, она может сделать это напрямую посредством особых ароматических веществ, или феромонов. Нередко как раз подобные непосредственные импульсы и являлись зачатками языка. Так что же его затем формирует? Он развивается при определенной численности индивидов или в общем жилище? Или язык возникает благодаря совместной задаче, касающейся чего-то за пределами нынешнего момента, к примеру сбора меда? Наверно, всё сразу. По крайней мере, пчелы показали, как можно создать совершенно особый, изумительный язык.