Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эндрю Робертс. Наполеон: биография. М.: Альпина нон-фикшн, 2023. Перевод с английского Ильи Кригера. Содержание
«Я нагряну в Париж внезапно, — писал Наполеон Люсьену из Лиона 29 июня 1800 года. — Не желаю ни триумфальных арок, ни всей этой colifi chets [мишуры]. Я слишком высокого мнения о себе, чтобы серьезно относиться к такой чепухе. Единственный подлинный триумф — это довольство народа». Наполеон приехал в Тюильри в 2 часа 2 июля, а 14 июля (уже установившаяся дата в республиканском календаре) на Марсовом поле (там, где теперь высится Эйфелева башня) прошли грандиозные парады с демонстрацией захваченных у неприятеля знамен, а также церемонии в Доме инвалидов, на площади Согласия и Вандомской площади. Наполеон заявил коллегам-консулам, что не хочет реконструкции гонок на колесницах, которые «были бы очень кстати в Греции, где сражались на колесницах, но мало что значат в наших краях (chez nous)». Консульская гвардия вернулась в Париж лишь утром того дня и поэтому маршировала в изорванных, испачканных кровью мундирах. Люси де Ла Тур дю Пен с удивлением отметила, что толпа встретила раненых молча, печально, и заключила, что люди прежде всего хотели скорейшего мира. Хотя мирные переговоры с австрийцами начались в июле, договор был подписан лишь 3 декабря, когда Моро нанес сокрушительное поражение эрцгерцогу Иоганну при Гогенлиндене, взяв 8000 пленных, 50 орудий и 85 обозных повозок и зарядных ящиков. Австрийцы вяло воевали до Рождества, когда эрцгерцог Карл в Штайре, всего в 145 километрах от Вены, согласился на перемирие. «В этой кампании вы снова превзошли себя, — писал Наполеон Моро. — Эти жалкие австрийцы очень упрямы. Они рассчитывали на лед и снег; они до сих пор не знали вас. Сердечно приветствую вас».
3 октября закончилась «квазивойна» с американцами. Подготовленный Жозефом договор подписали в Мортфонтене, его луарском замке. Теперь Франции не стоило опасаться сотрудничества американцев с англичанами на море. «Первый консул был мрачен, — записал после ратификации американский посол Уильям ван Мюррей, — не беззаботен, временами суров, не напыщен, не самовлюблен, очень точен в движениях, что выдает разом и беспокойное сердце, и упорядоченный ум... очень опытного фехтовальщика... Он говорит с такой бесстрашной откровенностью, что кажется совсем не скрытным». Через четыре дня Франция и Испания подписали в Сан-Ильдефонсо тайное соглашение, согласно которому после заключения французами мира с Австрией принадлежавшая Габсбургам Тоскана доставалась Людовику из рода Бурбонов, наследнику герцога Пармского, тестя испанского короля Карла IV. Взамен Испания уступала Франции Луизиану (огромную территорию от Мексиканского залива до канадской границы, которую теперь занимают тринадцать штатов США). Согласно одной из статей Сан-Ильдефонского договора, Франция обязалась не продавать Луизиану третьей державе.
Тем временем перспектива захвата Мальты, два года подвергавшейся британской блокаде, англичанами заставила Наполеона формально передать остров русскому царю, и Павел I стал новым великим магистром иоаннитов. Хотя этот маневр не произвел никакого впечатления на англичан, занявших остров 5 сентября, он благотворно сказался на российско-французских отношениях, и царь предложил признать естественными пределами Франции Рейн и Приморские Альпы. К концу года Павел I основал Лигу вооруженного нейтралитета. Пруссия, Швеция и Дания присоединились к России, воспротивившейся суровым и очень непопулярным мерам английских законов о морской торговле, в особенности произвольному досмотру нейтральных судов в поисках французской контрабанды. Отношения Наполеона с Павлом к началу 1801 года стали до такой степени теплыми, что речь шла даже о том, чтобы отправить Массена в Астрахань с 35 000 солдат, где те соединились бы с 35 000 русских солдат и 50 000 казаков, пересекли бы Каспийское море и, заняв Кандагар, вторглись бы оттуда в Индию. Этот фантастический восточный план Наполеона не был настолько несбыточным, как поход в Индию из Алеппо.
Сразу после 20 часов 24 декабря 1800 года, в среду, Наполеон и Жозефина отправились в отдельных каретах в Оперу на премьеру оратории Гайдна «Сотворение мира». На углу площади Каррузель и улицы Сент-Никез их ждала бочка с порохом, поставленная на тележку торговца зерном. Тележку, запряженную низкорослой лошадью, привел шуан Жозеф Пико де Лимоелан, явившийся из Лондона примерно месяцем ранее. Фитиль поджег сообщник вождя шуанов Жоржа Кадудаля, бывший морской офицер Робино де Сент-Режан. Уходя, он передал вожжи девочке. Слишком длинный фитиль и скорость, с которой кучер Наполеона Сезар гнал лошадей, спасли первому консулу жизнь. «Наполеон спасся по чистой случайности, — записал адъютант Жан Рапп, ехавший следом, в карете Жозефины. — Гренадер из эскорта ударом сабли плашмя, сам того не ведая, прогнал с середины улицы Никез одного из убийц, и тележка оказалась не там, где они рассчитывали». Карета Жозефины оказалась достаточно далеко сзади, и ее пассажиры также спаслись от мощного взрыва, хотя осколок стекла из окна кареты слегка задел запястье Гортензии. «Адская машина» убила более двадцати человек (в том числе девочку, державшую лошадь) и ранила более пятидесяти. Жертв могло быть гораздо больше: взрыв повредил не менее 46 домов.
Кареты остановились на залитой кровью улице, и Рапп выпрыгнул из кареты Жозефины проверить, что с Наполеоном. Когда Жозефине сказали, что муж невредим и намерен продолжать путь в Оперу, она храбро последовала за ним. Жозефина нашла Наполеона «в ложе, бесстрастным и невозмутимым, рассматривающим публику в оперный бинокль». «Жозефина! Эти негодяи хотели меня взорвать», — сказал Наполеон, когда она вошла в ложу, и попросил программку. Поведение Наполеона было столь же безукоризненным, как и все, что творилось тем вечером на сцене. Когда зрители узнали о случившемся, они приветствовали овацией спасение первого консула.
С тех пор как Наполеон объяснил самозваному Людовику XVIII невозможность возвращения во Францию Бурбонов, на его жизнь начали подготавливаться покушения разной степени опасности. 4 сентября было арестовано семнадцать человек. Их обвинили в заговоре (projet d’assassination). 11 октября власти раскрыли план заколоть Наполеона при отъезде из Оперы. Один из заговорщиков, Жозеф- Антуан Арена, был братом корсиканского депутата, якобы размахивавшего ножом 19 брюмера. «Мне не грозила серьезная опасность, — заявил Наполеон трибунату, получив поздравления по случаю своего спасения. — Семь или восемь злодеев, вопреки их желанию, не сумели совершить задуманные преступления». 24 октября арестовали еще дюжину людей. Они собирались забросать ручными гранатами (oeufs rouges) экипаж Наполеона по пути в Мальмезон. Ускользнуть сумели пиротехник-роялист Александр Шевалье и Тома Дефорж, который был дружен с Жозефиной до ее замужества.
Две недели спустя, 7 ноября, Шевалье наконец схватили. У него нашли многозарядный пистолет, планы испугать лошадей Наполеона петардами и раскидать на улице металлические шипы, чтобы гвардейцы не сумели прийти на помощь первому консулу. Неделю спустя неутомимый Фуше раскрыл еще один заговор: его участники собирались перекрыть улицу во время проезда Наполеона. В официальном отчете глава полиции перечислил не менее десяти (с тех пор как Наполеон взял власть) отдельных заговоров, составленных в том числе скрывающимися сообщниками Александра Шевалье. Судя по полицейским сводкам, теперь французы считали: Наполеона рано или поздно убьют.
Изготовители «адской машины» приблизились к этой цели ближе всех. Подчиненные Фуше, проделав превосходную криминалистическую работу, воссоздали подковы, упряжь и повозку, и торговец зерном опознал человека, которому продал ее. Когда кольцо стало сжиматься, Лимоелан скрылся, возможно сделавшись священником в Америке. Хотя все указывало на шуанов, Наполеон воспользовался той политической возможностью, что предоставили ему покушения, и заявил в Государственном совете: он намерен действовать против «террористов», то есть якобинцев, поддерживавших террор и не принявших 18 брюмера. Теперь, через шесть лет после своего ареста (в 1794 году) за якобинские симпатии, Наполеон считал якобинцев врагами государства более опасными, нежели шуаны, — из-за их идеологии, опыта власти и превосходной организованности. «С ротой гренадер я мог бы разогнать все предместье Сен-Жермен, — сказал он тогда, имея в виду роялистские салоны, — но якобинцы не робкого десятка, их так просто не одолеть». Когда Фуше позволил себе указать Наполеону на Кадудаля и других роялистов, действовавших при поддержке англичан, тот возразил, ссылаясь на сентябрьские расправы 1792 года: «Они — люди сентября (Septembriseurs), негодяи, запятнанные кровью, действующие сплоченной массой против любого правительства. Мы должны найти средство немедленного возмездия... Франция лишь тогда будет спокойна за жизнь своего правительства, когда освободится от этих злодеев». Так, по крайней мере в эмоциональном отношении, Наполеон расстался со своим революционным прошлым.
В первый день 1801 года Луи-Николя Дюбуа, сотрудник центрального полицейского бюро (в следующем месяце назначенный префектом полиции), сделал Государственному совету доклад о раскрытых заговорах. Он рассказал, кроме прочего, о попытке внедрить убийц в ряды гвардейских гренадер, о некоем Метьене, который собирался зарезать Наполеона в «Комеди Франсез» (куда Наполеон именно в тот вечер не явился) во время спектакля «Британик» по пьесе Расина, и о господине Гомбо-Лашезе, построившем механизм с «греческим огнем», чтобы привести его в действие во время похорон Дезе, но ему помешали громоздкие декорации. «Шуанство и эмигранты подобны кожным болезням, — сказал на том заседании Наполеон. — А терроризм — внутренняя болезнь».
8 января 130 якобинцев были арестованы и отправлены в ссылку, главным образом в Гвиану, на основании сенатусконсульта, принятого тремя днями ранее. (Изначально сенатусконсульт предназначался лишь для внесения поправок в конституцию, но со временем Наполеон все охотнее пользовался этим инструментом для оформления решений в обход Законодательного корпуса и трибуната.) Гвиану с ее чрезвычайно нездоровым климатом прозвали «сухой гильотиной». Общественного резонанса не было. Хотя якобинцы и не строили «адскую машину», многие из них, особенно занимавшие видные посты в период террора, участвовали в узаконенных убийствах. Когда Теофиль Берлье попытался просить за двух якобинцев, Дестрема и Талона, первый консул прямо заявил, что высылает их не потому, что считает организаторами покушения с «адской машиной», а «за их поступки во время революции». Берлье возразил, что без взрыва вопрос о ссылке Дестрема и Талона не возник бы. В ответ Наполеон рассмеялся: «Ага, господин адвокат; вы не признаете себя побежденным!»
Необычно то, что Фуше составил список ссыльных (возможно, мы не знаем подоплеки) неряшливо, впопыхах. Один якобинец пять лет исполнял обязанности судьи на Гваделупе, второй уже полгода был мертв, а несколько других примирились с новым режимом и даже сотрудничали. Это был последний случай массовых репрессий, свойственных политической жизни Франции в предыдущие двенадцать лет. «С того времени дух столицы переменился, как по взмаху дирижерской палочки», — позднее вспоминал Наполеон. Наряду с якобинцами, которых преследовали исключительно по политическим причинам, полиция хватала и подлинных заговорщиков — шуанов, и девятерых из них, в том числе Шевалье, 30-31 января казнили на гильотине. При этом граф де Бурмон избежал эшафота: его отправили за решетку. (В 1804 году де Бурмон бежал [из Безансонской цитадели] в Португалию и позднее сражался на стороне Наполеона.) Когда в декабре 1804 года появились доказательства подготовки нового покушения, аналогичного покушению Кадудаля, Наполеон просто отправил в ссылку одного из заговорщиков — Жана де Ларошфуко-Дюбрей.