Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Дэвид Гребер, Дэвид Уэнгроу. Заря всего. Новая история человечества. М.: Ад Маргинем Пресс, 2025. Перевод с английского Константина Митрошенкова. Содержание
Примерно в 1150 году н. э. народ мешика покинул место под названием Ацтлан — мы не знаем точно, где оно находилось, — и отправился на юг, чтобы обосноваться в самом сердце долины Мехико, которая теперь носит его имя. Там мешика со временем создали империю, Тройственный союз ацтеков, со столицей в Теночтитлане, городе-острове на озере Тескоко — одном из звеньев в цепи больших озер и городов на их берегах, окруженных горами. Не имея собственной городской традиции, мешика построили Теночтитлан по образцу обнаруженного ими в долине на расстоянии примерно одного дня пути разрушенного и покинутого людьми города. Они назвали этот город Теотиуаканом, что означает «место богов».
К тому моменту в Теотиуакане уже давно никто не жил. В XII веке, когда туда прибыли мешика, никто, видимо, даже не помнил изначальное название города. Тем не менее переселенцы, очевидно, нашли этот город — с двумя огромными пирамидами, возведенными напротив Серро-Гордо, — одновременно чуждым и манящим, а также слишком большим, чтобы просто его проигнорировать. Они не только использовали его в качестве образца при возведении собственного великого города, но и увековечили Теотиуакан в мифах, увековечив его останки в названиях и символах. В итоге мы и сегодня в значительной степени видим Теотиуакан глазами ацтеков (кулхуа-мешико).
Письменные свидетельства о Теотиуакане, относящиеся к тому времени, когда в нем еще жили люди, включают в себя несколько интригующих надписей майя из низменностей, расположенных далеко на востоке. В этих надписях город назван «страной с камышом», что соответствует слову «толлан» в языке науатль и вызывает в воображении образ идеального первобытного города у воды. Помимо этого, у нас есть только сделанные в XVI веке переводы хроник, написанных на испанском и науатль. В них Теотиуакан описывается как место со множеством горных водоемов и край первозданной пустоты, из которой в начале времен возникли планеты. За планетами последовали боги, а за богами — загадочная раса людей-рыб, чей мир должен был быть разрушен для того, чтобы освободить место для нашего.
С исторической точки зрения такие источники не очень полезны, прежде всего потому, что у нас нет возможности узнать, рассказывались ли эти мифы в самом городе, когда в нем еще жили люди, или же они были просто придуманы ацтеками. Но эти истории продолжают жить в настоящем. Например, именно ацтеки придумали такие названия, как «Пирамида Солнца», «Пирамида Луны» и «Дорога мертвых», которые до сих пор используются археологами и туристами для обозначения наиболее заметных монументальных сооружений города и дороги, которая их связывает.
При всем своем мастерстве в астрономических вычислениях строители Теночтитлана либо не знали, когда люди покинули Теотиуакан, либо не считали важным знать это. Но хотя бы в этом случае археология способна заполнить имеющиеся пробелы. Сегодня мы знаем, что Теотиуакан расцвел за восемьсот лет до прихода мешика и более чем за тысячу лет до прибытия испанцев. Он был основан около 100 года до н. э. и пришел в упадок около 600 года н. э. Нам также известно, что в этот период Теотиуакан стал городом такого уровня величия и изысканности, что легко мог бы сравниться с Римом на пике его имперского могущества. Мы не знаем точно, был ли Теотиуакан, подобно Риму, центром великой империи, но даже по самым скромным подсчетам его население составляло около ста тысяч человек (что в пять раз больше предполагаемого населения Мохенджо-Даро, Урука или какого-либо другого из древнейших городов Евразии, которые мы обсуждали в предыдущей главе). Во времена расцвета города в долине Мехико и на прилегающих к ней землях проживало, вероятно, не менее миллиона человек, многие из которых посещали этот великий город лишь однажды, или, возможно, только знали кого-то, кто там бывал, но тем не менее считали Теотиуакан важнейшим местом во Вселенной.
С этим в целом согласны практически все ученые и историки, занимающиеся Древней Мексикой. Больше споров вызывает вопрос о том, каким городом был Теотиуакан и как он управлялся. Если вы зададите этот вопрос специалисту по мезоамериканской истории или археологии (как мы неоднократно делали), то вы, скорее всего, получите следующую реакцию: он закатит глаза и смиренно признает, что в этом месте есть что-то «странное». Не только из-за исключительных размеров Теотиуакана, но и из-за того, что он упрямо отказывается соответствовать нашим представлениям о том, как должен был функционировать древний мезоамериканский город.
Читатели, вероятно, уже догадались, что ждет их дальше. Все указывает на то, что на пике своего могущества жители Теотиуакана нашли способ осуществлять самоуправление без участия правителей — как до этого сделали жители более древних городов доисторической Украины, Месопотамии урукского периода и Пакистана бронзового века. Но им удалось это сделать на совершенно ином технологическом фундаменте и в гораздо более крупном масштабе.
Но для начала немного предыстории.
Как мы уже видели, когда в истории появляются единоличные правители, они обязательно оставляют характерные следы: дворцы, богатые захоронения и монументы, прославляющие их завоевания. Все это верно и для Мезоамерики.
Если говорить о регионе в целом, то мы видим несколько династических государств, которые располагались вдалеке от долины Мехико, на полуострове Юкатан и на прилегающих к нему возвышенностях. Современные историки называют эти государства классическими майя (около 150–900 года н. э. — термин «классический» также используется применительно к древнему письменному языку и самому историческому периоду). В таких городах, как Тикаль, Калакмуль и Паленке, преобладали царские храмы, стадионы для игры в мяч (площадки для состязательных и довольно жестоких игр), изображения войны и униженных пленников (их часто публично убивали после игр в мяч), сложные календарные ритуалы в честь предков правителей, а также записи о деяниях и биографии ныне живущих правителей. Сейчас все это воспринимается как «стандартный набор» мезоамериканских царств, к которым относят древние города, разбросанные по всему региону: от Монте-Альбана (в Оахаке, около 500–800 года н. э.) до Тулы (в Центральной Мексике, около 850–1150 года н. э.) и, возможно, дальше на север до Кахокии (современный Ист-Сент-Луис, около 800–1200 года н. э.).
Удивительно, но в Теотиуакане, кажется, всего этого не было. В отличие от городов майя, там встречается мало надписей. (По этой причине мы не знаем, на каком языке разговаривало большинство жителей Теотиуакана, хотя нам известно, что город был довольно космополитичным, в нем проживали как майя, так и сапотеки, знавшие письменность.) Однако до нас дошло множество произведений изобразительного искусства. Жители Теотиуакана были умелыми ремесленниками и художниками, оставившими после себя множество различных предметов: от монументальных скульптур из камня до крошечных терракотовых фигурок, помещающихся на ладони, и настенных рисунков, на которых кипит жизнь (представьте уличные сцены с полотен Брейгеля с присущим им карнавальным духом и будете близки к истине). Тем не менее нигде среди нескольких тысяч подобных рисунков мы не находим ни одного изображения правителя, который бы калечил, связывал или другим образом проявлял власть над своими подданными, — в то время как в произведениях искусства майя или сапотеков того же периода эта тема встречается постоянно. Сегодня ученые ищут на обнаруженных в Теотиуакане изображениях что-то похожее на фигуру правителя, но поиски не приносят особых результатов. Часто складывается впечатление, что местные художники целенаправленно противостояли таким попыткам — например, изображая всех участников сцены абсолютно одинакового роста.
Также бросается в глаза отсутствие в Теотиуакане одного характерного для древних мезоамериканских царств явления — церемониальной игры в мяч. В городе не было найдено ничего похожего на величественные захоронения Сиях-Чан-Кавиля в Тикале или Кинич-Ханаб-Пакаля в Паленке. И не потому что археологи недостаточно старались. Они прочесали древние туннели вокруг пирамид Солнца и Луны и под храмом Пернатого змея, но обнаружили, что те ведут не к царским захоронениям (пускай даже и разграбленным), а к хтоническим лабиринтам и покрытым наростами минералов святыням, которые, безусловно, воплощали собой иные миры, но не были местом захоронения священных правителей.
Некоторые исследователи утверждают, что жители Теотиуакана зашли еще дальше в своем сознательном отказе от общепринятых правил. Например, художники города, судя по всему, знали о формальных и композиционных принципах своих мезоамериканских соседей, но намеренно их переворачивали. Если искусство майя и сапотеков опиралось на традицию рельефной резьбы древних ольмеков из Веракруса, отдавая предпочтение изгибам и плавным формам, то скульпторы из Теотиуакана изображали людей и человекоподобные фигуры в виде плоских композиций, плотно прилегающих к угловатым блокам. Несколько десятилетий назад эти контрасты привели Эстер Пастори — венгеро-американскую исследовательницу истории искусств, посвятившую большую часть своей карьеры изучению искусства Теотиуакана, — к радикальному выводу. Она утверждала, что между высокогорным Теотиуаканом и равнинными майя происходила сознательная культурная инверсия — то, что мы уже называли схизмогенезом, — но теперь уже в масштабе городских цивилизаций.
С точки зрения Пастори, жители Теотиуакана создали новую художественную традицию для выражения различий между их обществом и современными им другими обществами Мезоамерики. Они отказались от визуального тропа правителя и раба, а также в целом от прославления аристократии. В этом отношении их искусство радикально отличалось как от более ранней культурной традиции ольмеков, так и от искусства современных им государств майя. Если изобразительное искусство Теотиуакана что-то и прославляет, настаивала Пастори, то это — сообщество как целое и его коллективные ценности, которые на протяжении нескольких столетий успешно позволяли избегать возникновения «династических культов личности».
Согласно Пастори, Теотиуакан не просто был «антидинастическим» по своему духу, но и представлял собой утопический эксперимент в области организации городской жизни. Его строители думали о себе как о создателях города нового типа, Толлана для народа, без господ и царей. Другие исследователи, шедшие по следам Пастори и исключившие практически все другие возможные варианты, пришли к аналогичным выводам. Они заключили, что на заре своего существования Теотиуакан двигался по пути к авторитарному правлению, но затем около 300 года н. э. неожиданно повернул в обратную сторону: возможно, произошла своего рода революция, результатом которой стало более равное распределение городских ресурсов и установление некоего «коллективного управления».
Общий консенсус среди специалистов по истории города состоит в том, что Теотиуакан управлялся в соответствии с некими сознательно проводимыми в жизнь эгалитарными принципами. Как мы увидели, подобные случаи в истории человечества — не такая уж редкость и аномалия, как привыкли думать все, включая исследователей. Если мы рассмотрим Теотиуакан в общем мезоамериканском контексте, то придем к такому же выводу. Этот город не появился из ниоткуда. Возможно, у мезоамериканских царств действительно был свой узнаваемый «набор» характерных черт, но в этом регионе также существовала совершенно иная, осмелимся сказать, республиканская традиция.
В этой главе мы собираемся осветить аспект социальной истории Мезоамерики, который долгое время игнорировался: городские республики, крупномасштабные проекты социального обеспечения и индигенные формы демократии, которые существовали вплоть до испанского завоевания и продолжили существовать после него.