Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Николас Старгардт. Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2023. Перевод с английского Виктории Степановой. Содержание
Чтобы, следуя известному завету Гитлера, сделать немецких юношей и девушек «выносливыми, как дубленая кожа, крепкими, как крупповская сталь, и быстрыми, как борзые», требовалось искоренить физические и умственные изъяны. Чтобы расцветала красота, в Германском рейхе не должно было быть места уродству. Хотя некоторые рассматривали «детские отделения» как долгосрочную меру и считали, что и после войны они еще долго будут нужны для уничтожения тех, кому не успели помешать родиться стерилизация и аборты, первоочередная задача проекта заключалась в устранении из психиатрических лечебниц пациентов, неспособных внести вклад в военную экономику. Гитлер поручил Карлу Брандту и Филиппу Боулеру (человеку, выбравшему просьбу семьи К. из 2000 петиций, ежедневно поступающих в его канцелярию) организовать еще один, более масштабный проект. В декабре 1940 г. Брандт и Боулер заняли новое помещение на Тиргартенштрассе, 4. Секретную программу отбора и убийства взрослых пациентов психлечебниц они назвали просто «Т-4», по адресу заведения.
В первые шесть месяцев войны около 3000 пациентов психиатрических лечебниц были расстреляны и отравлены газом — в Померании и Западной Польше этим занимались два специальных подразделения СС и полиции. В других областях довоенного старого Рейха медицинские убийства представляли собой более бюрократизированную, но тем не менее достаточно быструю процедуру. После того как к группе медицинских арбитров, помогавших руководству «Т-4», присоединились ведущие психиатры и педиатры, количество обрабатываемых личных дел быстро увеличилось. В январе 1940 г. в бывшей каторжной тюрьме в Бранденбурге было продемонстрировано отравление газом, получившее затем широкое распространение как метод одновременного убийства не менее 20 пациентов. В следующие 18 месяцев пациентов из психиатрических лечебниц со всех концов страны направляли через перевалочные санатории для умерщвления в Графенек в Швабских Альпах, в Хартхайм близ Линца, в психлечебницу Зонненштайн близ Дрездена и в Бернбург. В январе 1941 г., через год после начала работы программы «Т-4», был открыт шестой центр в Хадамаре, заменивший Графенек.
Расположенная на склоне холма над городком Хадамар, лечебница возвышалась над укромной долиной, прорезанной руслом реки Лан между Марбургом и Франкфуртом, в краю небольших оловянных рудников, католических обрядов и сельской бедности. Приют в Хадамаре открылся в 1906 г., в то время, когда в области уже наблюдался экономический упадок. Главный приют, занимавший здание работного дома конца XIX в., освободили от пациентов в начале Второй мировой войны, чтобы отдать его под военный госпиталь. В дальнейшем это только облегчило превращение здания в психиатрический приют, особенно с учетом активной поддержки провинциальной администрации в Висбадене. В приюте осталось 25 прежних сотрудников, остальных привезли из Графенека и Берлина или наняли на месте. Пациенты приезжали по железной дороге и выходили на городской станции у подножия холма или прибывали на серых автобусах Общественной транспортной службы, которые доставляли их прямо на территорию приюта. Дальше пациентов отводили через боковой вход в светлую комнату с большими окнами на первом этаже, раздевали и проверяли у них документы. После беглого осмотра врач определял, какая причина смерти из 61 пункта в его списке лучше всего подходит пациенту. Затем новоприбывших фотографировали для постоянно пополняющейся коллекции образов душевнобольных и небольшими группами вели за угол к узкому лестничному пролету, спускавшемуся в маленькую белую душевую с кафельным полом и деревянными скамейками по бокам. Здесь их отравляли монооксидом углерода (угарным газом), а тела сжигали в двух печах крематория у противоположной стены подвала. С января по август 1941 г. в Хадамаре было отравлено газом 10 072 человека.
К несчастью для местных властей, из труб крематориев поднимались густые клубы дыма, только подтверждавшие неосторожную болтовню рабочих, отвечавших за избавление от тел. Заведение перевели в Хадамар в том числе и из-за того, что в Графенеке в Швабских Альпах, где газом успели отравить 9839 человек, его деятельность вызвала общественные волнения. Кроме того, само по себе огромное количество умерщвляемых приводило к небрежности при подделке свидетельств о смерти. Некоторым родственникам сообщали, что пациент умер от воспаления аппендикса, в то время как ему давно удалили этот орган. Даже при отправке родственникам картонных урн с прахом случались оплошности. Когда близкие находили в урне с предположительно мужским прахом женские шпильки для волос или получали урну якобы с прахом сына, которого на самом деле забрали из приюта две недели назад, они начинали задавать вопросы. В непосредственной близости от лечебниц отравление газом ни для кого не было секретом. В письме протеста, направленном рейхсминистру юстиции (католику), епископ Лимбургский Антониус Хильфрих упомянул игру местных детей, которые при виде проезжающих через Хадамар серых автобусов начинали хором выкрикивать: «Едут душегубки!».
3 августа 1941 г. католический епископ Мюнстера граф Клеменс Август фон Гален с кафедры в церкви Ламберти прочел публичную проповедь против эвтаназии. Раскрыв все, что ему было известно об убийстве пациентов, Гален предложил задуматься, какая участь ждет пожилых, немощных и раненых ветеранов войны, «если мы провозгласим и будем применять на практике принцип, позволяющий убивать „непродуктивные“ человеческие существа». Проповедь Галена произвела сильное впечатление на местных жителей. Ее повторяли в епархиальных церквях Мюнстерланда, а Королевские ВВС распространяли ее текст в виде листовок в других районах.
В застольных беседах Гитлер не раз клялся, что доберется до Галена, однако он понимал, что неразумно злить католиков Мюнстерланда, особенно после летней конфронтации с церковью по поводу принудительного закрытия монастырей. Фигурам меньшего масштаба не так повезло. Паула Ф., работавшая в отделе снабжения приюта Хадамар, была вызвана на допрос в гестапо и на полгода отправлена в концлагерь Равенсбрюк за то, что держала у себя экземпляр проповеди епископа Галена. Как и в других вопросах политического контроля в Третьем рейхе, применение террора и запугивания отличалось одновременно жестокостью и избирательностью: его целью было не уничтожить инакомыслящих, а сломить их и вернуть в систему. Возвратившись в Хадамар, Паула обнаружила, что потеряла не только работу — горожане начали избегать ее.
Программу «Т-4» приостановили, а затем свернули. Но ее главные фигуранты вскоре смогли применить свой опыт в новом и гораздо более масштабном проекте, разработанном СС для избавления от евреев в лагере Белжец в Польше. Ко времени своего окончания в августе 1941 г. программа «Т-4» перевыполнила план, изначально заключавшийся в убийстве 70 000 пациентов. Сотрудники «Т-4» удовлетворенно подсчитали стоимость сэкономленных для Рейха яиц, джема, сыра и картофеля и перешли к устранению 20 000 узников концлагеря. Но вместе с «Т-4» закончился лишь один этап программы медицинского умерщвления.
В Саксонии один из медицинских руководителей программы «Т-4» Пауль Ниче экспериментировал с другими методами убийства. В приюте в Лейпциг-Дозене он пытался давать пациентам люминал. В Гросшвайднице еще 5000 пациентов были убиты смесью лекарственных препаратов и голодом (это происходило параллельно основной программе умерщвления газом «Т-4»). Подобные эксперименты подготовили почву для более децентрализованного и незаметного убийства. Газовая камера в Хадамаре прекратила работу, а крематорий был демонтирован после того, как в августе 1941 г. вышел приказ о прекращении деятельности заведения. Но почти год спустя, в августе 1942 г., в Хадамаре собралась новая команда, во главе которой встали неизменно вежливый 66-летний доктор Адольф Вальманн и главный управляющий Альфонс Кляйн. Отныне взрослых пациентов сразу по прибытии делили на тех, кто мог работать, и тех, кто не мог, и последним давали три раза в неделю похлебку из крапивы до тех пор, пока они не умирали от голода. Более 90 % отправленных туда в период с августа 1942 г. по март 1945 г. пациентов — не менее 4400 человек — погибли. Чтобы местных жителей больше не тревожили предательские столбы дыма над крышей крематория, убитых хоронили в земле.
Медицинское умерщвление сосредоточилось в Померании, Гессен-Нассау, Саксонии и Баварии; наиболее известными заведениями такого рода стали приют Мезериц-Обравальде в Померании и Хадамар в Гессен-Нассау. Несмотря на то что приюты других провинций отправляли своих пациентов туда, проблема голода в местных лечебницах стояла все так же остро. Почти половина пациентов, погибших на этом этапе существования программы медицинского умерщвления, просто угасла от голода в тех заведениях, где не было специальных приспособлений для убийства. В целом, согласно оценкам, в Рейхе было убито 216 400 душевнобольных, причем жертв завуалированных форм убийства было больше (согласно оценкам, 87 400 человек), чем отравленных газом в рамках программы «Т-4» в 1939–1941 гг.
Столь же безостановочно продолжались убийства детей-инвалидов. В отличие от отравления газом взрослых, убийство детей с самого начала старались совершать скрытно. Для этого врачи и младший медперсонал использовали различные коктейли препаратов: в вечернюю еду подмешивали порошок люминала, делали детям инъекции морфия-скополамина или давали таблетки люминала и трионал. При симптомах острой пневмонии или бронхита это, как правило, делало смерть долгой и мучительной — агония могла затянуться на несколько дней. Альфреду Фолькелю, юноше полуеврейского происхождения, отправленному в Хадамар в 1943 г., поручили сортировать детскую одежду на одном из чердаков здания. По дороге туда ему приходилось проходить мимо запертой палаты, из которой доносились «предсмертные хрипы» 20–30 голодных и истощенных детей, боровшихся за каждый глоток воздуха под неумолимым действием медикаментов. До сих пор не установлено, сколько детей было среди жертв программы медицинских убийств, но их количество определенно исчислялось десятками тысяч.
Все причастные к медицинским убийствам стремились сохранять дело в тайне и держать в неведении семьи жертв. В основном успех этих усилий зависел от манипулирования обычными бюрократическими процедурами — так, родным намеренно с опозданием сообщали о каждом новом переводе пациента в один из промежуточных приютов по дороге в заведение смерти, такое как Хадамар, до тех пор, пока не становилось слишком поздно. Некоторые приюты, например Кальменхоф в Идштайне, полностью запрещали посещения, обычно под тем предлогом, что железная дорога зарезервирована для военных нужд. Но в основном сведения, которые привели к общественным протестам в 1941 г., люди получали благодаря внутренним бюрократическим утечкам, а также от осведомленных о происходящем местных жителей. С возобновлением медицинских убийств в 1942 г. чиновники стали уделять больше внимания вопросу секретности, а властям тех провинций, откуда прибывали пациенты, больше не сообщали названия приютов, в которые их переводили. Приходилось скрывать экономию бюджета в приютах: миллионы марок утаивали в «строительных фондах», а излишки реинвестировали в гражданские проекты, в числе которых были ряд памятников, провинциальная библиотека Нассау и провинциальный оркестр Рейна-Майна.
Убийство с помощью медицинских препаратов должно было убедить тех немногих родственников, которым удалось одолеть бумажную волокиту и добраться до приюта раньше, чем детей похоронят, что их дети умерли естественной смертью. Их хоронили, по крайней мере, с подобием богослужения, хотя местный пастор в Идштайне недоумевал, почему детские гробы на телеге, которая проезжала мимо его дома к кладбищу, всегда выглядят одинаково. На самом деле это был один и тот же гроб. Подростку с легкой степенью инвалидности, приставленному к мелким хозяйственным работам в психиатрической лечебнице города Кальменхоф, поручили сделать в днище гроба люк, чтобы тело можно было опустить в могилу, а гроб позднее извлечь и снова пустить в дело.