В марте 1988 года газета «Советская Россия» опубликовала открытое письмо вузовского преподавателя химии Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», ставшее своего рода манифестом против перестройки. О том, какую реакцию оно вызвало, читайте в отрывке из книги канадского политолога Гийома Совэ, русский перевод которой вышел в библиотеке журнала «Неприкосновенный запас».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Гийом Совэ. Потерпевшие победу. Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы). М.: Новое литературное обозрение, 2025. Перевод с французского Анны Герцик. Содержание

Либеральный поворот перестройки, начатой Горбачевым в 1987 году, встретил сильное сопротивление в некоторых интеллектуальных кругах, бюрократическом аппарате и среди населения, где раздавались голоса, осуждавшие излишнюю, по мнению многих, критику прошлого. Наиболее известной публичной защитой консервативных коммунистических принципов стало опубликованное в марте 1988 года в газете «Советская Россия» письмо ленинградского профессора химии Нины Андреевой, имя которой до этих событий было неизвестно широкой общественности. Благодаря поддержке членов Политбюро, настроенных против новой стратегии горбачевской перестройки, письмо было немедленно подхвачено многими местными газетами по всей стране и произвело эффект разорвавшейся бомбы. Советский народ по опыту знал, что подобные письма являются предвестниками радикальных политических перемен. Те, кто пережил свержение Хрущева в 1964 году, ожидали, что и Горбачева вскоре постигнет та же участь.

По сути, письмо Андреевой — защита коммунистических принципов брежневской эпохи от ценностей, формирующихся в условиях гласности. Письмо, озаглавленное «Не могу поступаться принципами», выражает озабоченность консервативного коммуниста непрерывным разоблачением советского общества в прессе, которое посеет в сознании молодежи «идейную путаницу» и «нигилистические настроения». Особенно резко Андреева отзывается о тех, кого она называет «леволиберальными интеллигентскими социалистами» или «неолибералами», претендующими на выражение «чистого от классовых наслоений гуманизма» и отвергающими пролетарский коллективизм во имя «самоценности личности». Претендуя на «полноту исторической правды», они «подменяют социально-политический критерий развития общества схоластикой этических категорий». Фактически они фальсифицируют историю социализма: «Они внушают нам, что в прошлом страны реальны лишь одни ошибки и преступления, замалчивая при этом величайшие достижения прошлого и настоящего». В заключение Андреева отмечает: «Под эгидой нравственного и духовного „очищения“ [либералы] размывают грани и критерии научной идеологии, манипулируя гласностью, насаждают внесоциалистический плюрализм, что объективно тормозит перестройку в общественном сознании».

После более чем трехнедельного тяжелого молчания, когда почти никто не решался ответить Нине Андреевой, опасаясь репрессий, которые считались неминуемыми, в газете «Правда» появилось официальное опровержение. В нем Александр Яковлев — правая рука Горбачева, близкий к либеральной интеллигенции — и другие авторы четко обозначили границы гласности, то есть порог между «настоящей дискуссией» и непродуктивным стремлением «повернуть демократизацию и гласность <...> против перестройки». Несмотря на то что Андреева декларирует поддержку перестройки — название ее письма взято из речи Горбачева, — в опубликованном в «Правде» опровержении утверждалось, что профессор химии переходит допустимые границы общественной дискуссии, поскольку в ее позиции «обнаруживается полная несовместимость, противоположность позиций статьи и основных направлений перестройки». И ее позиции неприемлемы, раз они отклоняются от пути, продиктованного жизнью и необходимого для перестройки, а также основанного на «ленинских принципах» демократии, социальной справедливости, финансового хозрасчета и уважения чести, жизни и достоинства личности. Что касается толкования прошлого, статья критиковала Андрееву за попытку «отделить социализм от нравственности» и за то, что она не способствует текущим усилиям по «восстановлению в правах Правды». Наконец, Яковлев критиковал Андрееву за создание «искусственного противопоставления друг другу нескольких категорий советских людей», причем «именно в тот момент, когда единство созидательных усилий — при всех оттенках мнений — необходимо как никогда». Обличив Андрееву, Яковлев и его соавторы затем воспользовались возможностью подтвердить основные принципы перестройки и поздравить тех представителей интеллигенции, которые их поддерживают: «Наша интеллигенция немало сделала для подготовки общественного сознания к пониманию необходимости глубоких, кардинальных перемен. Она сама активно включилась в перестройку. Берет на вооружение лучшие традиции, созданные ее предшественниками, апеллирует к совести, нравственности, порядочности, отстаивает гуманистические принципы и социалистические нормы жизни». Аргументация, представленная в статье «Правды», сводилась к следующему: границы «конструктивной» дискуссии в контексте гласности диктуются господствующей линией партии, и отход Андреевой от нее был осужден. Историк Тимур Атнашев характеризует это решительное неприятие позиции Андреевой как неожиданное возрождение традиционных советских правил, регулирующих общественный дискурс, теперь уже во имя гласности: «В разгар перестройки торжество свободы слова проявилось через внезапное усиление норм партийного единства и иерархии, которые на этот раз были направлены против тех, кто защищал „завоевания социализма“». Заняв такую позицию, Горбачев дал понять, что любые принципы, противоречащие официальному пониманию перестройки, не только ошибочны, но и недостойны публичного обсуждения.

После этих событий профессор химии понесла заслуженное наказание: она и ее муж потеряли работу в институте, где преподавали. Во многом это типичная реакция партии, претендующей на просвещение общества для его же блага. Более тревожной представляется реакция на позицию Андреевой со стороны представителей либеральной интеллигенции, которые, убедившись в своей безопасности после публикации ответа Яковлева, защищая новый порядок, также стали заявлять, что попытка поставить под сомнение ценности перестройки выходит за допустимые рамки гласности.

Словно в игре зеркал, либералы воспринимали критику своих ценностей так же, как и консервативная коммунистка Андреева, то есть как недопустимые посягательства на единственно верные «принципы». Это сходство взглядов, несмотря на идеологическое противостояние, отчетливо прослеживается в известной статье литературоведа Юрия Карякина. Вдохновленный «делом Андреевой», Карякин выдвигал аргумент против всех, кто хочет помешать публикации критических работ под тем предлогом, что они очерняют действительность. В качестве архетипа он берет сталинского аппаратчика Андрея Жданова, который в свое время был ответственен за преследование нескольких великих деятелей культуры, в том числе писателя Михаила Зощенко и поэта Анны Ахматовой. Аргументация Карякина заключается в том, что он обращает обвинение в очернительстве против тех, кто его исповедует. Именно сталинисты, утверждает он, очерняют социализм и культуру, а их жертвы выражают истину, которая по определению не может быть очернением: «Очернительство — это ложь. Правда не может быть очернительством. Правда может быть только очищением». Для Карякина отказ от позиций Андреевой и Жданова не вписывается в спор мнений, а означает бинарную борьбу между сталинизмом, основанным на страхе перед «народом своим», «правдой» и «совестью», и принципами, продиктованными совестью и воплощенными перестройкой. «Но ведь вне таких высоких, чистых, благородных координат, вне координат нового мышления нам вообще не выжить. А низкие, злобные, завистливые и мстительные координаты ждановщины-сталинщины сегодня уже буквально самоубийственны». Трудно представить, какая дискуссия возможна в условиях гласности при такой бинарной альтернативе.

Среди либералов распространено мнение, что принципы Андреевой не заслуживают названия принципов, что подразумевало бы, что они основаны на убеждениях, выраженных совестью, — а они являются всего лишь догмами. Такого мнения открыто придерживается Юрий Буртин. А догмы не заслуживают включения в дискуссию о гласности, поскольку ставят под сомнение перестройку, как заявил в 1988 году Лен Карпинский:

Любая точка зрения как таковая, разумеется, могла быть высказана. Одна из задач гласности как раз и состоит в поляризация общественного мнения, необходимой для выработки правильных, взвешенных решений. Многообразие взглядов и предложений — как раз реальное завоевание нашего обновляющегося общества. <...> Дело в другом: статья в «Советской России» [статья Андреевой], претенциозная и нетерпимая по духу и языку, отразила позицию догматического мышления в целом и, таким образом, приобрела обобщенно-программный характер, послужила своего рода платформой для объединения консервативно настроенных лиц <...> Вопрос о том, быть или не быть перестройке, теперь уже не предмет для дискуссий — народ сказал «быть»! И альтернативы ей нет, поворот вспять невозможен. Вот на это-то и было совершено покушение. «Письмо» Нины Андреевой не просто критиковало перестройку, оно ставило под сомнение новый облик социализма, к которому мы стремимся, и призывало повернуть назад к сталинизму.

Восприятие этого нового облика социализма, основанного на представительной демократии и рынке, было в то время далеко не единодушным. Следует отметить, что в то время, когда Карпинский писал эти строки, еще не было проведено выборов, которые позволили бы с такой уверенностью утверждать, что перестройка пользуется безоговорочной поддержкой народа.