«Я знаю, что так писать нельзя»: Феномен блокадного дневника. Сост. А. Ю. Павловская, науч. ред. Н. А. Ломагин. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2022. Содержание
10 января 1942 г. К сожалению, занятый работой не мог собраться раньше записать свои впечатления и картины, которые пришлось наблюдать в осажденном Ленинграде 1941—1942 гг. Сколько ярких, красочных, трагических, а подчас и комических картин пришлось наблюдать за эти пять месяцев, находясь в осажденном Ленинграде.
Сколько слез обездоленных, потерявших своих родных, свой кров, свой очаг, свое добро людей пришлось посмотреть.
Иногда было очень тяжело смотреть на те жуткие картины, варварства немцев, фашистских палачей.
Я, отдавший все свои силы на служение своей матери-родине, своему народу, наконец, убежденный марксист-ленинец-сталинец, знаю, что насилие является повивальной бабкой всякого классового общества, но только сейчас до конца осознал, что значит «идеология кровавых гитлеровцких банд», что значит «тотальная война», что значит «война на истребление».
Я не отчаиваюсь, я не чувствую обреченности, о нет, на колени не встану, даже если буду отходить в небытие, скажу — я не сдаюсь!
Я когда-нибудь еще вернусь к прожитым дням за все эти почти семь месяцев Великой Отечественной войны и запишу все то, что я видел, что слышал, наблюдал.
Если мне и не придется вернуться, то многое расскажет то, что сделано за это время в Октябрьском районе моего родного, любимого гор. Ленина.
С 23-го августа 1941 года я приступил к работе начальника штаба оборонных работ по этому району. В районе трудящимися района созданы сотни фортификационных сооружений. Эти сооружения создавались в условиях воздушных налетов, мощного артиллерийского обстрела, в дожди и непогоду, мороз, доходящий до 33°.
Сколько героики, сколько усилий в борьбе за эти сооружения, — а ведь это значит, с какой верой в свои силы боролись и борются люди за свою честь, свободу, за свое отечество.
Даже люди, которые сейчас уже закончили свой жизненный путь и перешли в небытие, они были уверены в правоте нашего дела.
Уже падая от изнеможения, от голода, от холода, говорили — «наше дело правое и мы победим», а ведь некоторые знали, что он-то не дождется победы, ему не дотянуть, но он знал, что погибает под тяжестью блокады как боец, как патриот своего отечества, как сын своего народа, как участник передовой бригады за дело всего прогрессивного человечества.
Если кому-либо доведется читать мои записи, отсылаю того к трем документам, которые восполнят отсутствие записей за прошлое время:
1) Тезисы доклада — «Об уличных боях» — составленные мною, эти тезисы есть в Окт[ябрьском] РК ВКП(б) и в Лениздате (но не изданы).
2) Памятка бойцу рабочего отряда, защищающему свой город — там же.
3) Докладная записка секретарю РК ВКП(б) о проделанной работе по укреплению района.
Небезынтересно также знать нашу докладную записку, — бригады, с которой я выезжал для обследования трассы оборонных работ в районе ст. Пери.
Кроме того, посмотрите сооружения на Сенной площади, у Обуховского моста, на пр. Лермонтова, на пл. Тургенева. На ст. Преображенка — Усть-Луга, в семи клм. от Нового Петергофа и др. и Вы сумеете оценить по заслугам усилия народа, с которым я трудился. Во всех этих сооружениях есть и моих друзей труды.
Сколько было хлопот, беспокойства, сколько напряжений, чтобы вовремя сделать, сделать прочно, крепко, чтоб все это соответствовало современной сложной войне, противостояло мощной современной технике.
Сделать записи меня натолкнуло следующее обстоятельство. Я только что закончил докладную записку секретарю РК ВКП(б) — как председателю комитета обороны района «Об укреплениях в районе» — о том, как и в каких условиях, но работу все же продолжали — «То что сделано это неплохо, но есть новое и почетное дело» — говорит т[оварищ] Мартынов. Вы, не прекращая работы, должны возглавить рытье траншей для погребения умерших на Смоленском кладбище.
По правде скажу, меня это немного обидело. Мне казалось, что для этой работы высшего Военно-полит. образования не требуется. Но когда подумал, пришел к выводу, что это очень ответственное поручение, и ответил — «я прежде всего коммунист и любое поручение партии буду выполнять с энтузиазмом, добросовестно и поручение считаю как большое доверие».
В чем дело? Почему? — дело могильщика большое и важное дело.
А вот почему. Прошу внимательно это запомнить.
Город ежедневно обстреливается из артиллерии. Иногда и налеты авиации, правда, сейчас летают немецкие самолеты мало (гитлеровцы к зиме оказались неподготовленными), мороз на улице сегодня минус 28°. В городе водопровод почти совсем не работает, свету нет. Нет топлива и электростанции не работают. Канализация не работает. Уборные в домах забиты. За водой уже некоторые ходят на р. Неву. Дров у многих нет, в комнатах и в учреждениях температура 6–10°.
Сегодня мой рацион, но ведь это высший, т. е. 1 категории. Хлеба 350 гр., 1 тарелка мучного супа с каким-то жиром, попахивающим мылом, 1 котлета мясная 25 граммов, 1 конфетка с начинкой из дуранды, 25 гр. капусты, 25 гр. гречневой каши. (а служащие и иждивенцы 200 гр. хлеба). А ведь еще так недавно было 250 гр. на рабочую и 125 гр. [на] служащую карточку. Многие еще не получили жиров, крупы и сахара или заменителей за последнюю декаду декабря 1941 года, а сегодня уже 10.I.42 г.
Все это привело к большой смертности людей.
Уже с месяц назад нередко можно видеть гробы (и последнее время даже тянут на санках только во что-нибудь завернутых без гробов. Больше того, во многих домах целые склады трупов, а вывести не на чем: есть машины, но нет бензина), лошади еще есть, но, в связи с плохими кормами, плохо ходят. Трамваи не ходят. Вот почему похоронить сейчас — это проблема, и от успеха моей новой работы будет зависеть жизнь многих, т. е. зарыть в землю трупы — при оттепели сохранить тысячи жизней.
Итак, по совместительству иду на новую работу, работу важную, сложную, тяжелую, но почетную.
Прошу не забывать того факта, что за время войны и осады сам потерял в весе около 14 клг. Но пока здоров и бодр.
11 января 1942 г. Сегодня по сути дела отдыхал — воскресенье. Трудно было что-либо делать в учреждениях, только дежурные. Тов. Мартынов сказал, чтобы отдохнул. На улице 31° ниже нуля. В комнате натопил печку, нагрел воды и в детской ванночке помылся. Набивал папиросы, у меня есть запас 1 пачка легкого табаку и 1 пачка махорки. Смешал вместе и набил 50 папирос. Купить уже трудно. Был по пути «на рынке», из-под полы продают: хлеб 1 килограмм 350 рублей (кусочки по 100–200 гр).
жмых льняной — 175 рублей килограмм
—"— конопляный 145 —"—
пачка папирос Беломорканал — 15–18 руб.
спички коробка...7-8″
свечка..........30–40″
Но, как правило, купить ничего нельзя, только меняют. Мой военный костюм притягивает, и многие подходили и спрашивали, что продаю или обмениваю. На 5 папирос выменял коробку спичек.
Вечером пил чай (кипяток) с кусочком дуранды (грамм 25). Спешу спать — сейчас 21 час. 10 мин., но у меня гаснет огарок свечи.
12 января 1942 года. Сегодня день прошел в инструктаже гл. инженера т[оварища] Аджимамудяна Н. Н. и прорабов, что делать им в ближайшие дни по строительству оборонных сооружений. Занимался организационными вопросами своей новой работы. Комиссией по труд. повинности занаряжено на 13.1.42 г. в свое распоряжение 510 чел., 14/1 еще 250 чел., договаривался об инструменте — лопатах, ломах, кирках, кувалдах и топорах, как их достать к месту работы.
Дан заказ на подрывников. Думаю подрывать, т. к. грунт сильно промерз.
Сегодня узнал, что в районе в день в среднем помирает около 400–450 человек.
Сейчас еще выпью чашку чаю кипяточку с 30 гр. хлеба и и 1 конфеткой и отхожу ко сну, а уже завтра за работу.
Начинается сложная работа. Сегодня подобрал двух работников-помощников, люди неплохие, думаю, дело пойдет. Большевики должны уметь преодолевать трудности.
Если бы знала моя славная и милая женушка, моя любимая, прекрасный друг и товарищ, она бы сказала: «Симочка, милый, не падай духом», а я ей бы ответил: «Я и не думаю падать духом». Меня воспитала большевистская партия.
Правда, следует отметить, что у меня что-то сдает левая нога в ступне, когда я много хожу.
Спокойной ночи, мой друг, Нюрок, спокойной ночи, моя славная доченька Тамуся!
Сейчас 20 час. 21 мин. Делаю запись, освещаясь лучиной. В комнате у меня еще тепло, т. е. 7° выше нуля. Два одеяла + полушубок дадут мне хороший отдых. Правда, очень бы хотел хотя бы на часок видеть и приласкать Вас и сам хочу быть ласкаем моими нежными маленькими «крошками», но г. Тетюши Татарской республики сегодня для меня недосягаем. Надеюсь, скоро, и даже очень скоро, я Вас увижу и обниму крепко, крепко поцелую, в поцелуе я почувствую все тепло, ту теплоту, и близость моих хороших и славных малюток.
А сейчас мой долг, моя обязанность — дать то, чего хочу сам, такое счастье и радость всем тем, кто переносит тяготы ужаснейшей войны против людоедов 20 века — фашистских разбойников.
К сожалению, радио почему-то сегодня молчит, а газета в понедельник не выходит, и я не знаю сводки с фронта. Но я знаю одно — Ленинград блокирован, и в то же время дверь для входа разбойникам — гитлеровским людоедам закрыта крепко.
В Ленинграде им не бывать!
Если сломят входную дверь, то внутри двора они найдут себе могилу, сил хватит и для рытья могил, и для уничтожения этой сволочи.
Сломить входную дверь им так не удастся, потому что ее делали Ленинградцы, а Ленинградцы на это мастера, а кроме того, наша кровно-родная Красная Армия и Красный флот окрепли в борьбе, закалялись и ни одну собаку не пропустят.
Скоро, очень скоро, для кровавых псов немецких оккупантов будет предоставлено место для могил на подступах к Ленинграду.
Это не убаюкивание себя, а анализ человека, которого учили военному делу в высшем военном советском заведении, т. е. в Воен. Полит. Академии и который служил в РККА 20 лет, прошел школу гражданской войны, был красным партизаном [в] 1918–19 гг.
Записывая, я обжог себе большой палец, т. к. лучину держал в левой руке. Спичек мало, а поэтому закуриваю и байбай.
Маленькая деталь вернула меня к записи.
Подготовил постель и тогда почувствовал, что мне необходимо освободиться от шлака. Но ведь уборная-то забита. Оделся и спустился с 5-го этажа. Но увы, куда же итти. Это у меня еще первый раз и тут не все продумано, надо как-то рационализировать эти процедуры. Сегодня нашел пристанище на набережной канала Грибоедова. Летом еще до начала войны начали реконструкцию набережной, разобрали ее и сей час этот ремонт законсервирован.
Вот в одном из ущелий я и пристроился.
Как будет дальше, следует подумать.
Кстати, живу в самом центре города. Улица [Софьи] Перовской д. 14 кв. 33. Знаете, это против Казанского собора 2-й дом от Невского, т. е. рядом с домом книги.
Все бы ничего, но ведь все это потребовало истратить еще одну спичку. За этот вечер, к сожалению, это четвертая. Ну да ничего, как-нибудь сэкономлю в другое время.
Кстати, меня очень обрадовало, температура воздуха повысилась, мне показалось, что сейчас не ниже 15–18°, а это очень важно. Как бы людей не поморозить.
Как видите, я задержался, сейчас уже 21 час. 43 мин.
Будильник поставил на 7 час. 40–50 мин. — Итак, до завтра.
13 января 1942 г. Меня разбудил будильник. Одевался, освещаясь при помощи электрофонарика, оделся в 8 час. 30 мин. Подкрепился рюмкой портвейна. В декабре выдали по карточке полбутылки. Этой полбутылкой я отмечал встречу нового 1942 г. Еще сейчас есть граммов 100–120, разрешаю себе вольности только в ответственные моменты или отмечаю какое-либо событие.
Спешу в столовую завтракать. В 10 час. надо быть на Сборном пункте рабочих, которые идут для работы на кладбище.